Наблюдая теперь за младенцем, Харриет надеялась, что на ее тогдашнее решение не повлиял пол ребенка. Она хотела родить дочку, ее супруг тоже мечтал о девочке, и Харриет с радостью ожидала ребенка, способного взять от нее куда больше, чем Стивен, однако, когда повитуха положила ей на руки дитя, вместе с пугающим приступом любви она испытала что-то вроде безысходности. «И что же станет с тобой? — подумала тогда Харриет, рассматривая аккуратные маленькие ноготки и темный пушок волос, таких непохожих на волосы Стивена. — Выйдешь замуж. Счастливо или несчастливо, но тебе предстоит сделать выбор всего один раз в жизни, и от него зависит вся твоя судьба». От тяжести этой мысли у Харриет перехватило дыхание, а повитуха, посчитав, что мать измучена родами, забрала у нее дитя. Делая вид, что она спит, Харриет слышала, как ребенка передали кормилице. И посмотрела из окна спальни на свои сады, хотя, конечно же, они, как и все, что она носила и ела, принадлежали ее супругу, так же как лошадь, на которой она ездила, и перо, которым она записывала свои расчеты. Харриет Уэстерман жила из милости, как и любая другая красиво одетая дама на этом свете.
Приблизившись, Харриет встала за спиной у кормилицы, чтобы посмотреть, как малышка ест. Ее движения отвлекли ребенка — девочка заплакала и отвернулась от груди. Харриет на шаг отступила.
— Тише, малышка. — Няня улыбнулась младенцу, а потом спросила у своей хозяйки: — Желаете немного подержать ее, мэм?
Харриет покачала головой.
— Энн похожа на свою мать. Терпеть не может, когда ее беспокоят во время завтрака, — заметила она, наклоняясь и кладя палец в маленькую сложенную ручку. Ребенок внезапно открыл глаза, и мать с дочерью посмотрели друг на друга долгим взглядом. Словно в тумане, Харриет увидела все возможные варианты будущего, ожидавшего ее девочку. Затем, заерзав, дитя открыло свой розовый ротик и тихо агукнуло. Няня переложила ребенка на колено.
— Она расцветает, мэм.
— Прекрасно, прекрасно. Спасибо, что заботишься о ней. — Харриет снова выпрямилась. А затем, не оглядываясь, покинула комнату; дверь беззвучно закрылась у нее за спиной.
IV.4
Всего лишь час спустя Харриет твердым шагом вошла в личный кабинет Уикстида, кивнула служанке и, не ожидая приглашения, уселась в низкое кресло у окна. Управляющий имением с удивлением посмотрел на нее, оторвав взгляд от конторки, за которой что-то писал, затем поднялся и быстро поклонился гостье.
Харриет жестом попросила его снова сесть на стул и принялась снимать перчатки. Он наблюдал за ней, ничего не говоря, будто бы рассматривал дикое, но безобидное создание. Обезьянку за стеклом, птицу в клетке. Она старалась изучить управляющего, однако сама стала объектом изучения. Существует разновидность мужчин, умеющих смотреть на женщин таким пристальным взглядом, что дамы чувствуют себя беззащитными. Она задумалась: а могла ли Джемайма, леди Торнли, обнаружить нечто свежее в этом неослабевающем, немигающем внимании, восхищении и словно бы удивлении? В управляющем все это было. Прежде чем заговорить, Харриет нервно сглотнула.
— Простите, Уикстид, что я вот так пришла сюда в столь ранний час. — Он начал бормотать какие-то комплименты, но Харриет прервала его. — Однако я хотела сверить с вами цифры по продаже того прелестного чалого коня, что мы приобрели у вас в марте для моей сестры. — Вздохнув, она взглянула на собеседника украдкой, из-под ресниц. — Боюсь, я вписала в свои расчеты неверную цифру. Эта колонка не желает сводиться к верной сумме, сколько бы я ни пыталась, а ошибку, как мне кажется, я могла допустить лишь в этой цифре. У меня значится двадцать гиней, но для того красивого животного больше подходит двадцать одна. Если ошибка таится именно здесь, то все мои суммы наконец сойдутся!
Она одарила Уикстида широкой, полной надежды улыбкой. Выражение его лица не изменилось.
— Я с радостью проверю, госпожа Уэстерман. Счетные книги за март в основном кабинете, впрочем, я полагаю, вы правы, и сумма действительно составляла двадцать одну гинею.
Харриет доверительно подалась вперед.
— Ах, проверьте, пожалуйста, господин Уикстид! Это будет так мило с вашей стороны. Понимаете, когда коммодор приезжает домой, он терпеть не может, если в расчетах обнаруживается нечто иное, кроме первозданного порядка.
Медленно поднявшись, Уикстид оглядел комнату.
— Возможно, мне придется на несколько минут…
— О, я с превеликой радостью подожду! — Харриет снова откинулась на спинку кресла. — К тому же у меня есть к вам еще одна просьба. У вашей экономки есть рецепт тушеной зайчатины, который я считаю замечательным; я пообещала госпоже Хэткот, что постараюсь найти в нем секрет. Не могли бы вы попросить экономку, чтобы она записала его для меня?
Уикстид нахмурился, и Харриет подумала, что, наверное, переиграла. Снова поглядев на нее, управляющий внезапно улыбнулся. Она так редко видела его улыбку, что испытала почти потрясение. И ощутила себя ребенком, совершившим какую-то очаровательную глупость. Он развернулся и с невероятным изяществом вышел из комнаты.
Как только звякнула защелка, Харриет позволила улыбке исчезнуть и начала подниматься из кресла. Дверь снова открылась, и ей удалось изогнуться так, словно она всего-навсего пыталась удобней устроиться на своем месте. Уикстид все еще улыбался.
— Пожалуй, я могу предложить вам какой-нибудь освежающий напиток на время ожидания.
— Ах нет, я чувствую себя здесь великолепно, благодарю вас, — уверила его Харриет.
Поклонившись, управляющий закрыл дверь. Она досчитала до десяти, стараясь не торопиться, затем поднялась и быстро направилась к конторке, за которой застала Уикстида. Там лежал ворох обрезков, однако первым делом она решила поискать легендарный дневник. Харриет просмотрела аккуратные ящички, размещенные над рабочей поверхностью, надеясь отыскать книжки в кожаных переплетах, его записные книжки. В маленькой конторке имелось два выдвижных ящика. Верхний открылся довольно легко, и в нем не было ничего, кроме запасных перьев и бумаги, а в нижнем обнаружился маленький латунный замочек, и он не поддавался напору Харриет. Ругнувшись себе под нос, она задумалась: а есть ли у нее в доме человек с колоритным прошлым, занимавшийся среди прочего отпиранием замков без ключа, и смог бы он поучить ее этому искусству? Она должна была заранее поразмыслить на этот счет.
За дверью раздался шум, и она замерла, отсчитывая тяжелые удары сердца, а когда шаги двинулись дальше по коридору, снова переключила внимание на кипу бумаг, лежавшую на бюваре. Они представляли собой черновики или частичные наброски писем, и Харриет, нахмурившись, несколько мгновений просто перетасовывала их в руках. Рука Уикстида была очень четкой, Харриет даже поймала себя на размышлениях о том, что почерк у него слишком витиеватый, слишком искусный для джентльмена, а затем в ее голове начали объединяться фрагменты и фразы…
— Ах, неужели? — пробормотала она. — Именно это мы и хотим сделать, разве нет?
Снова раздались шаги. Госпожа Уэстерман бросила бумаги на конторку и обернулась к окну, поэтому, когда Уикстид толкнул дверь, снова несколько неожиданно, она смогла притвориться, будто только что оторвалась от пейзажа. Он замер на пороге. Харриет смотрела на него выжидающе.
— Вот рецепт нашей поварихи. — Управляющий протянул ей обещанное, а Харриет, аккуратно свернув бумагу, сунула ее в перчатку. — И вы были правы. Цена действительно составила двадцать одну гинею.
Харриет сцепила руки.
— Вы так добры! Это просто замечательно!
Он бросил взгляд в другой конец комнаты, в сторону лежавших на конторке бумаг. С возрастающим стеснением в горле Харриет заметила, что, пытаясь выдвинуть ящик, закрытый на замок, она добилась того, что его края выступали несколько больше, чем нужно. Уикстид посмотрел ей в глаза, и Харриет почувствовала, что ее улыбка стала увядать изнутри.
— Надеюсь, госпожа Уэстерман, теперь у вас есть все необходимые сведения… для расчетов.
Казалось, его бесстрастный голос давит на каждый ее позвонок по отдельности.
— Полагаю, господин Уикстид, пока у меня достаточно сведений. — Ее собственный голос звучал, возможно, несколько легкомысленно. — Благодарю вас за содействие. — Харриет сделала вид, будто собирается уходить, однако управляющий не двинулся со своего места в дверном проеме; он по-прежнему поднимал и опускал щеколду, внимательно разглядывая ее.
— Можно расспросить вас о некоторых новостях? — спросил Уикстид. — Я слышал, Джошуа Картрайт вчера вечером заболел, и господин Краудер заботился о нем. Слышали ли вы, что произошло потом?
У Харриет пересохло во рту. Уикстид поднял на нее глаза. Они были мрачны и темны.
— Он умер сегодня ранним утром, — тихо проговорила Харриет, — мучаясь от ужасной боли.
