За спиной продолжали торопливо громыхать выстрелы.
…Оторвались от возможного преследования вчистую уже за первым же углом.
Робот не включал фар, но легко и стремительно вписывался в повороты, едва не ставя «Додж» на два колеса, вел машину самым запутанным и сложным для погони маршрутом, руководствуясь не командами Шульгина и не интуицией, а подробнейшим планом или, точнее, макетом города, который он держал перед «внутренним взором».
— Команда выполнена. Преследование исключается. Куда ехать дальше? — Джо сбросил скорость, чтобы хозяин мог услышать его голос, только что перекрываемый ревом двигателя, грохотом покрышек по булыжнику, свистом ветра и хлопаньем заднего полога тента.
— Вопрос, однако. Что скажете, Гельмут, или надо спрашивать герра Славского? Куда прикажете направиться после устроенного вами шухера? Учтите, что до утра я предпочел бы убраться из этого негостеприимного городка. Британцам здесь снова не везет. — Это он намекнул на Крымскую войну и не слишком успешные действия флота Его Величества в 1920-м и особенно 1921-м году.
— Что скажете, Славский? — переадресовал вопрос Шульгина фон Мюкке. — Вы-то, надеюсь, знаете, куда нам бежать, где скрываться и что делать дальше…
— Прошу также иметь в виду, — вставил Сашка, — что я к вашим делам ну совершенно непричастен и более всего желаю забыть о них и продолжить путешествие. Теперь уже — за пределами России. Этой. Надеюсь, Советская будет гостеприимней…
— Это как сказать, — будто в пространство хмыкнул Славский. — Причастны вы или нет, не мне решать.
— Но вот господин капитан же может подтвердить…
— Не беспокойтесь, разберемся. Во всем разберемся. А наилучший способ исчезнуть — это немедленно отправиться в Одессу…
— Как? Через весь Крым, Перекоп, и там еще пятьсот верст? Да у меня и бензина не хватит…
— Морем. Сейчас едем на Корабельную сторону, там погрузим вашего железного коня на шхуну и — вперед. По дороге и поговорим… На все времени хватит. И без всякого риска…
По интонации Славского можно было допустить, что в понятие «без риска» входит и возможность утопить нежелательного свидетеля в открытом море в случае чего.
— Выбора, как я понимаю, у меня особого нет, — вздохнул Шульгин.
— Пожалуй что. Если вам не улыбается возможность на самом деле продолжить свой путь по суше, очень рискуя и без надежды на дружескую помощь…
— «Никогда не заговаривайте с незнакомыми», — процитировал Сашка.
— Что вы сказали?
— Так, ничего. Вспомнил одного умнейшего русского писателя. У него тоже нечто похожее на мой случай описано. Правда, там он с дьяволом заговорил на бульваре…
…Действительно ли Славский готовился к подобному варианту, или тридцатитонный парусно-моторный дубок «Лев Толстой» с экипажем из полурыбаков-полуконтрабандистов постоянно был готов к выходу в море, но уже через полтора часа, задолго до рассвета, постукивая керосиновым «Болиндером», поплевывая горячей водой из патрубка системы охлаждения, крутобокий кораблик, похожий формой корпуса на скорлупку грецкого ореха, вышел за боновые заграждения.
Укутанный старым парусом, принайтовленный смоленым канатом «Додж» угнездился между рубкой и трюмным люком, Джо устроился якобы спать в его кузове, демонстративно пристроив под бок «маузер» с пристегнутым прикладом, а Шульгин с сопровождающими лицами спустился в крошечный кубрик под полубаком.
Немолодой матрос, более похожий на грека, чем на русского, принес медный чайник с кипятком, заварку, колотый сахар, хлеб, сало, лук, две крупные копченые кефали и квадратный штоф с жидкостью понятного назначения.
— Казенка по нашим средствам дороговато выходит, а это сам боцман дома гонит. Из груш и яблок. Забористая, — счел нужным сообщить он.
— Местный кальвадос, — объяснил «темному», как он считал, иностранцу Славский. — Теперь наконец и поговорить можно по человечески. Ну, за спасение… — поднял он по первой.
Из записок Андрея Новикова
Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Н. Гумилев
Возможно, Индийский океан. Время неизвестно.
Проход «Призрака» через фиолетово пульсирующую в ночном тумане рамку межпространственного окна сопровождался резким оглушительным хлопком, похожим на выстрел противотанкового гранатомета. У меня даже зазвенело в голове, и корпус яхты загудел, резонируя.
Перепуганные женщины, невзирая на строгий приказ сидеть внизу до конца боя, выскочили на мостик.
«Вот этого мы не предусмотрели», — подумал я.
По странному закону природы межвременной переход осуществлялся беззвучно, а межпространственный всегда вызывал звуковой эффект, но — незначительный.
От легкого, едва слышного щелчка при перемещении массы в 50–100 кг до звука откупориваемой бутылки шампанского, когда сквозь «барьер» переносился, например, автомобиль. Как-то никому не пришло в голову, что зависимость здесь линейная, и океанская яхта в четыре сотни тонн, отправляясь в Южные моря, вызовет такой вот «прощальный салют».
Впрочем, беды в этом, кроме посеянной среди моих спутниц паники, никакой. Наоборот, этот гром подтвердит версию гибели «Камелота» от вражеского снаряда.
— Все, девчата, успокойтесь. От англичан мы оторвались, видите, море чистое, а грохнуло так на прощание. Воронцов всем бортом пальнул из крупного калибра.
— Где же они теперь, я не вижу, — удивилась Анна.
Действительно, гладь вечернего моря была абсолютно пустынна, как во времена Магеллана. Небо покрывали густые облака, только в узком их разрыве у самого горизонта багровое солнце касалось краем зелено-черной воды.
— Ушли к северу, вот их и не видно. Все, дело сделано. Иди вниз, отдохни полчасика, и будем ужинать…
Анна послушно застучала каблучками по трапу, Ирина, отчего-то поджав губы, но ничего не сказав мне, направилась следом.
Ну и хорошо. Мне вдруг захотелось побыть одному. Перепсиховал, наверное.
Сейчас хорошо покурить, привести в порядок мысли. Может быть, послать рассыльного с вахты в бар за рюмочкой.
Потому что и вправду проблемы, заботы, терзания кончились.
Так я ощущал себя как в первый день отпуска, приехав куда-нибудь в Геленджик или Новомихайловку.
Душевная расслабленность, радость при виде совершенно экзотических для москвича пейзажей, а главное, все-таки море.
Не резервуар соленой воды, а символ абсолютно других критериев и принципов жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});