– Задержитесь еще на секундочку! – воскликнул Альдо с лицемернейшим простодушием. – Если вы не слишком устали, Мари-Анжелин, очень прошу вас, покажите нам тот небольшой портрет пером, который вы показывали мне вчера вечером.
План-Крепен мгновенно подобралась и удостоила Альдо недобрым взглядом.
– Зачем?
– Вполне возможно, я смогу вам кое-что сообщить о персоне, которую он напоминает.
– Боюсь, что не вспомню, куда я его положила.
– Что за портрет? – заинтересовалась тетушка Амели, глядя на Мари-Анжелин с подозрением.
– Пустяк, ничего более. Мы же знаем, как я рисую. Все, что угодно – лицо, предмет может неожиданно привлечь мое внимание, и, пожалуйста, набросок...
– А если вы его потеряли, то можете нарисовать снова! У вас такая феноменальная память, План-Крепен!
Отступать было некуда. План-Крепен поняла это, попав под прицельный огонь трех взглядов, направленных на нее. Она медленно направилась к лестнице, но Альдо тут же ее догнал.
– Возвращайтесь как можно скорее, – шепнул он. – Я говорю это на тот случай, если вам вздумается нарисовать кого-то другого!
– Я бы даже пытаться не стала, зная, какая у вас чудовищная память. Неужели вы в самом деле можете сказать мне, кто это?
– А что же, вы сами этого не знаете?
Услышав коварный вопрос, Мари-Анжелин взглянула Альдо прямо в глаза и ответила:
– Нет. Клянусь честью. Он напоминает мне кого-то, но кого – никак не могу понять...
Через несколько минут она вернулась с небольшим портретом, который был уже оправлен в рамку со стеклом.
– Возьмите, – протянула она портрет Альдо.
Он снова вгляделся в черты лица незнакомца, потом улыбнулся, достал бумажник и вытащил из него открытку.
– Сегодня утром я пришел в Национальную библиотеку к открытию. Хотел посмотреть кое-какие книги, и в том числе "Мемуары" Оливье де Ла Марша[26], который до самого конца оставался со своим господином. И я даже договорился, чтобы мне сняли с мемуаров копию.
– Которая обойдется вам в целое состояние, – заметила План-Крепен.
– Цена теряет значение, когда главное – интерес, он ее оправдывает. Копии придется ждать довольно долго, но я принес открытку, на которой изображен один из портретов, которые я там нашел...
– И? – нетерпеливо воскликнула эксцентрическая особа по имени Мари-Анжелин, вперив взгляд в открытку, которой Альдо обмахивался, словно веером.
– Взгляните сами, – сказал он и отдал ей открытку.
Адальбер поспешил взглянуть на портрет и открытку через ее плечо.
Альдо не сводил глаз с Мари-Анжелин. Ее щеки медленно заливались румянцем, но лицо оставалось непроницаемым.
– Кто же это? – наконец, спросила она, и ее вопрос вывел Альдо из себя.
– Не говорите, что вы его не узнали!
– А я должна была узнать?
– Отметьте хотя бы феноменальное сходство с вашим рисунком!
– Безусловно, но...
– Вы никогда не заставите меня поверить, что не знаете этого портрета! Вы! С вашими энциклопедическими познаниями, которых хватило бы на весь Коллеж де Франс!
– А вот у меня нет таких познаний, – признала госпожа де Соммьер, беря в руки открытку и внимательно рассматривая ее через золотой лорнет, украшенный мелкими изумрудами. – Но за свою жизнь я посетила немало музеев и могу утверждать, что оригинал этого портрета находится в Берлине, что написал его великий фламандский художник Рогир ван дер Вейден, которого называли во Франции Роже де ля Пастюр. Его кисти мы обязаны замечательным заалтарным образом "Мистического агнца" в знаменитой Богадельне Бона, самым главным ее сокровищем. На портрете изображен не кто иной, как Карл Смелый, и знак ордена Золотого руна у него на шее это подтверждает. Кое-кто утверждает, что это Великий бастард Антуан, но у мужчины, изображенного на этом портрете, слишком большое сходство с портретом Карла в юности, сделанным тем же художником.
Мужчины бурно зааплодировали, и маркиза с улыбкой раскланялась, словно находилась на сцене. План-Крепен бесстрастно взирала на них. Альдо забрал портрет.
– Довольно уверток, Мари-Анжелин! Они вам совершенно не к лицу, ведь вы прямой и искренний человек, мы все это прерасно знаем! Чтобы нарисовать этот портрет, нужно было встретить модель живьем!
– А почему не в воображении?
Мари-Анжелин скрестила на груди руки и смотрела перед собой глазами, полными слез. Она походила сейчас на затравленного зверька. Альдо сразу проникся к ней сочувствием и поспешил на помощь.
– Не стоит отчаиваться, Мари-Анжелин! Если вы сомневаетесь в нашей любви, вы не правы!
– А вам не приходит в голову, что вы оскорбляете меня своим недоверием?
– А вам не кажется, что слово "оскорбляете" звучит слишком громко? Хорошо, я допускаю, что Карл Смелый не пришел вам в голову. Бывает. Даже у самых знающих людей может отсутствовать наитие. Оставим Карла в покое и вернемся к вашему рисунку. Он необыкновенно удачен, и для того, чтобы так уверенно и твердо изобразить это необычное лицо, нужно было, чтобы вы видели его перед собой. И вы его увидели. На вашем портрете этот человек носит водолазку, а не орден Золотого руна, и это, конечно, существенная разница...
– А может, мы все-таки отправимся спать? – предложила госпожа де Соммьер. – Говорят, утро вечера мудренее. Пойдемте, План-Крепен, вы прочитаете мне на ночь страничку чего-нибудь усыпляющего, чтобы я поскорее заснула. Например, Марселя Пруста, который "в поисках утраченного времени" крадет его у читателей.
Чтица мгновенно встала на дыбы.
– Что мы такое говорим?! Стиль Марселя Пруста – сама безупречность!
– И скука смертная! Но если вы предпочитаете "Замогильные записки"...
– "Чаровника" Шатобриана?! Какая гадость!
– Написано великолепно, но любование и восхищение собственной персоной в конце концов приедается читателю. Ну что ж, дорогие мальчики, доброй ночи!
Адальбер отправился к себе, Альдо спустился в сад, отделенный от парка Монсо низкой оградой. Ему не захотелось сидеть на скамейке, он закурил сигарету и, не торопясь, стал прохаживаться по дорожке, приводя свои мысли в порядок. Новый и непривычный образ План-Крепен сбивал его с толку. Он не мог отделаться от неприятного ощущения, что она покинула их лагерь и перешла на сторону врага, неведомого и пока неуловимого...
Но вместе с тем План-Крепен была пострадавшей, ее похитили, держали в заточении, скверно обращались. На ее глазах убили человека... Но она упорно отгораживалась "провалами в памяти", хотя и он, и Адальбер верили в них все меньше. А что, если?..
