ВОЛЬТА: Ты же знаешь, я не играю в азартные игры.
БОББИ: Ну что ж, и на старуху бывает проруха.
Дэниел сидел в баре «Серебряные крылья» в Кеннеди Интернешнл, пил виски и ждал Жана Блёра. Двадцать дней назад в Сан-Франциско он распрощался с Бобби, а потом скрывался в Сьеррах и ловил рыбу до самого отъезда в Нью-Йорк. Прилетев в Окленд, он едва успел принять душ в комнате для персонала и сменить пропахшую костром одежду. Сейчас, семь часов спустя, он был на другом конце континента: под ногами лежал Нью-Йорк, голова еще парила в облаках Сьерры, на душе было тревожно и муторно.
В горах он решил, что прекратит подготовку. Ему казалось, что все это ни к чему. Все учителя требовали внимания и безоговорочного подчинения, но никто не давал ему того, что действительно нужно. Заказав еще виски, он понял, в чем проблема: он и сам не знал, чего ему нужно. У него нет ни семьи, ни возлюбленной, ни близких друзей. Все его профессиональные навыки требуют одиночества и в большинстве случаев вне закона. Наркотики, сейфы и покер гарантируют стабильный доход, впрочем, а опасность его не пугает. Десять дней в Сьеррах не восстановили его сил, хотя он на это очень надеялся. Допивая виски, Дэниел решил, что если ему не понравится Жан Блёр или его предмет, он попросит у Вольты тайм-аут на пару лет. А если Вольта откажет или начнет уговаривать, просто уйдет из АМО. Или даже не будет просить, а скажет Вольте, что хочет несколько лет посвятить самообразованию. Дэниел был обижен тем, что Вольта так и не поинтересовался его снами.
К шести Жан Блёр не появился. Дэниел вышел из бара и стал прокладывать себе дорогу через переполненный народом терминал. Громкоговоритель объявлял о прибытии и отправлении.
— Пойду и я погуляю, — буркнул уже и без того сильно подгулявший Дэниел, придерживаясь стрелки «К наземному транспорту».
Но выйдя в мокрые сумерки, он не обнаружил поблизости ни автобусов, ни такси. Мимо пробежал носильщик с нагруженной тележкой.
— Такси? — окликнул Дэниел.
— Я что, похож на такси? — не останавливаясь, прорычал тот.
Дэниел, отвыкший в горном одиночестве от подобного обращения, опешил. Но тут за спиной проговорили гораздо более учтиво:
— Вы направляетесь в город?
Дэниел обернулся. Голос принадлежал эффектной молодой женщине с длинными блестящими черными волосами. Она была чуть пониже Дэниела — при его шести футах, одета в терракотовую юбку и свободную красную шелковую блузку. Эти цвета очень шли к ее темным глазам и волосам, одежда подчеркивала изгибы тела.
— Я жду такси или автобуса, — ответил Дэниел. От виски и внезапного желания он едва смог пошевелить языком.
— Я тоже. Носильщики здесь становятся наглее день ото дня. Оправданием им может служить лишь тяжелая работа.
— Да уж, — Дэниел вгляделся в нее пристальнее, пытаясь определить национальность. Она была сильно накрашена.
— Вы не ответили на мой вопрос, но если вы все же едете в город, я буду рада вашей компании.
— Благодарю вас, — Дэниел старался придерживаться того же формального тона. — С большим удовольствием.
— Где вы планируете остановиться?
— В Вайлдвуде.
Ее большие темные глаза, казалось, преисполнились сочувствия:
— Это не лучший отель в Нью-Йорке.
— Я не знаю Нью-Йорка, — ответил Дэниел. — Дело в том, что я здесь впервые. Важная встреча.
— Дела?
— В каком-то смысле. С этими ребятами мне не раз случалось делать ставки, — Дэниел сочинял на ходу. — А в Вайлдвуде сегодня будет стоящая игра. Я, видите ли, специалист по игре в покер.
— Ах вот как! Невероятно интересно. Вы должны непременно рассказать об этом побольше.
Дэниел уже начал было, но тут прямо перед ними остановился черный лимузин. Водитель приоткрыл дверь:
— Как съездили, мисс Хару?
— Работа есть работа. Филипп, этот молодой человек поедет с нами до города. Надо будет подвезти его до отеля Вайлдвуд.
— Не вопрос, мисс Хару.
Лимузин был весьма элегантный.
— Вы путешествуете с комфортом, — заметил Дэниел, когда они тронулись с места.
— Если приходится путешествовать столь часто, роскошь становится необходимостью.
— Вполне понимаю вас, хотя в нашем деле необходим скорее отказ от роскоши, особенно если играешь плохо. Кстати, меня зовут Дэниел Пирс.
— А меня Имера Хару, — сказала она, изящно наклонив голову.
Что-то в ее облике смущало Дэниела. Ее речь и манеры казались слишком отработанными, слишком формальными — точно в театре.
— Хару? — переспросил Дэниел. — Это что-то пакистанское?
— Почти. Индия.
— Вы превосходно говорите по-английски.
— Вероятно, — улыбнулась она. — Я родилась и выросла в Мэдисоне, штат Висконсин. Мои родители были браминами и одинаково не любили как Ганди, так и британцев.
— Так что же вынуждает вас к столь частым путешествиям?
— Я работаю моделью для одного агентства в Себринге. В «Еllе» только что вышел разворот со мной и Раулем Виллела — подумать только, всего час назад я была в Мадриде — а в следующем месяце появлюсь на обложке «Vogue». Не пропустите. Я буду в бамбуковой шляпе, в пижаме с открытой спиной и без рукавов, с макияжем в ориентальном стиле. Очередная безвкусица на тему «Не забывайте Вьетнам», — она с отвращением скривила губы. — Полное бездушие — и среди издателей, и среди рекламных деятелей, и даже среди фотографов.
— Вам не надо этим заниматься.
— Мистер Пирс, — резко сказала Имера, — женщина не может зарабатывать в этом мире ничем, кроме своей внешности, которая не вечна. Поэтому сейчас я — как это говорится у вас, игроков? — хочу удачно вложить средства.
Теперь понятна эта хрупкая, оттренированная учтивость, подумал Дэниел. Семья браминов, модельный бизнес и фунт справедливой женской горечи.
— Мисс Хару, — осторожно начал он, — не поймите меня неправильно, но поскольку срочных дел у меня в Вайлдвуде нет, вы разрешите пригласить вас на ужин? Это не благодарность за услугу, это искреннее желание продлить пребывание в вашей компании.
«Красиво сказано, — подумал Дэниел. — Должно произвести впечатление».
Имера улыбнулась, казалось, более тепло:
— Коль скоро вы найдете место, где я не рискую быть узнанной раболепными торговцами плоти…
— Предоставляю выбор вам.
Она смущенным жестом пригладила волосы, но ответила с неожиданным жаром:
— И пожалуйста, не поймите меня превратно, мистер Пирс.
— Не волнуйтесь, — заверил ее Дэниел. Может быть, сейчас это удастся мне дважды, подумал он.
Они перекусили в маленьком греческом ресторанчике, отпустив Филиппа, и на такси поехали к ней, в Верхний Ист-Сайд. Дэниел попросил Имеру не включать свет. Потеряв голову от страсти, он обнял ее. Она отстранилась:
— Дэниел, боюсь, ты будешь разочарован.
— Скорее я разочарую вас, но не вы меня.
— Я очень сомневаюсь, — она зажгла свет.
Дэниел, все внимание которого было доселе приковано к ней, ошеломленно разглядывал место, в которое попал — гримерную с зеркалами и грудами одежды. Он взглянул на Имеру, предчувствие предательства перехватило дыхание. Но еще до того, как он успел подумать, что, может быть, она сейчас все объяснит, Имера сдернула парик и оказалась совершенно лысой.
Когда она заговорила, голос ее звучал ниже на несколько тонов:
— Дэниел, позволь мне представиться: Жан Блёр, специалист по маскировке.
Жан Блёр весело расхохотался.
— Я убью вас, — пообещал Дэниел, сбрасывая куртку.
— Сомневаюсь. Я специалист не только по маскировке, но и по Тао До Чанг, практически забытому искусству драки ногами, и я буду защищаться.
— Специалист по дерьмовым шуткам, — выдохнул Дэниел.
Жан Блёр развернулся и вдруг с силой обхватил правой ногой бедро Дэниела. Тот со стоном повалился на пол.
Жан Блёр смотрел, как он корчится от боли:
— Дэниел, — огорченно заметил он, — тебе очень не хватает чувства юмора.
Постоянной внешности у Жана Блёра не было, поскольку он никогда не был собой. Глаза его были чаще всего голубыми, но благодаря контактным линзам и особым каплям могли принимать любые оттенки зеленого, серого, светло- и темно-коричневого. Цвет и длина волос регулировались при помощи париков, форма носа и ушей — при помощи косметики, мастики и гумуса. Для изменения фигуры существовали кушаки, утяжки, подушечки, бандажи и целый шкаф одежды, большую часть которой Жан Блёр сшил или иным образом изготовил своими руками. Рассказывая Вольте о Жане Блёре, Улыбчивый Джек заметил, что тот, если ему дать достаточно времени, способен превратиться в любого взрослого человека из двадцати девяти различных культур — а Улыбчивый Джек был крайне точен в оценках.
Дэниел ежедневно занимался в гримерной, где обитал Жан собственными многочисленными персонами. Жан был вспыльчив и требователен. Занятия начинались в семь утра и заканчивались часов в девять вечера. По просьбе Дэниела с пяти утра добавился еще курс Тао До Чанг. После изматывающей, пропахшей сигаретным дымом карточной жизни Дэниел получал удовольствие от физического напряжения упражнений Тао До Чанг, напоминавших гимнастику дервишей.
