одному из каждой семьи Гриффинов и Галло.
— Лучше убить сына, чем отца, — говорит Йонас. — Каллум Гриффин — единственный их сын. Он наследник — если только его жена не беременна. Каллум должен умереть.
Вокруг раздается ропот, Андрей и Марсель выражают свое согласие.
Я не даю окончательного ответа. Но это то, что я всегда планировал.
Но меня отвлекает задыхающийся звук за дверью.
Что-то среднее между вздохом и всхлипом.
Я подхожу к двери и открываю ее ключом, ожидая увидеть Клару снаружи.
Вместо этого я вижу истеричное лицо Нессы Гриффин.
Я хватаю ее за запястье, прежде чем она успевает повернуться и убежать. Я тащу ее в бильярдную, пока она брыкается и борется.
— Нет! — кричит она. — Ты не можешь убить моего брата! Я тебе не позволю!
— Всем выйти, — рявкаю я на своих людей.
Они колеблются, их лица застыли в замешательстве.
— ВОН! — реву я.
Они разбегаются, закрывая за собой двери.
Я бросаю Нессу на ковер у своих ног.
Она снова вскакивает на ноги, размахивая руками в безумных попытках ударить меня, поцарапать, разорвать на куски.
— Я не позволю тебе! — кричит она. — Клянусь Богом, я убью каждого из вас!
После моего первоначального удивления при виде ее, когда Клара должна была запереть ее на ночь в своей комнате, я начинаю понимать нечто совершенно иное.
Мы говорили по-польски.
Однако Несса понимала каждое наше слово.
— Co robisz, szpiegując mnie (пол. Ты что, за мной шпионишь?), — шиплю я.
— Я буду шпионить за тобой, сколько захочу! — кричит Несса. Она закрывает рот рукой, понимая, что выдала себя.
— Kto nauczył cię polskiego? (пол. Кто научил тебя польскому?) — яростно спрашиваю я. Я уже знаю ответ. Это должно быть Клара.
Несса отбрасывает меня, стоя как можно выше и достойнее, учитывая, что ее волосы спутаны, лицо все еще опухшее от слез, и на ней ночная рубашка.
— Nikt nie nauczył mnie polskiego, — говорит она надменно. Я выучила его сама, в библиотеке. У меня много было свободного времени.
Не знаю, поражался ли я когда-нибудь раньше.
Произношение у нее дерьмовое, а грамматика посредственная. Но она действительно многому научилась.
Она хитрый маленький дьявол. Я не обращал внимания на ее проделки, потому что не думал, что она может понять наши разговоры. Не то чтобы это имело значение — она ничего не может сделать с этой информацией. Она все еще моя пленница.
Но... Я впечатлен. Несса умнее, чем я предполагал, и смелее.
Тем не менее, у нее есть и другая причина, если она думает, что собирается командовать мной в моем собственном доме, перед моими собственными людьми. Здесь не она отдает приказы. Это делаю я. Я — хозяин. Она — пленница.
— И что ты собираешься с этим делать? — прорычал я, глядя ей в лицо. — Ты думаешь, что можешь угрожать мне? Пытаться напасть на меня? Я могу сломать все кости в твоем теле, даже не пытаясь.
Она качает головой, по ее лицу текут слезы. Когда она плачет, ее глаза кажутся зелеными, как никогда. Каждая слезинка, как преломляющая линза, цепляется за эти черные ресницы, увеличивая каждую веснушку на ее щеке.
— Я знаю, что ты сильнее меня, — шипит она. — Я знаю, что я ничто и никто. Но я люблю своего брата. Ты можешь это понять? Я люблю его больше всех на свете. Ты когда-нибудь чувствовал это, прежде чем стал таким холодным и злым? Ты любил кого-то когда-то? Я знаю, что любил. Я знаю про Анну.
Теперь я действительно хочу ударить ее.
Как, чёрт возьми, она смеет произносить это имя.
Она ничего не знает, вообще ничего.
Она думает, что может копаться в моем мозгу, пытаясь вытащить оттуда то, что я успешно скрываю.
Она хочет сделать меня таким же слабым и эмоциональным, как она.
Я хватаю ее за ворот ночной рубашки и говорю ей прямо в лицо.
— Никогда больше не произноси ее имя.
Несса поднимает руку, и я думаю, что она собирается дать мне пощечину.
Но вместо этого она кладет свою руку поверх моей, ее тонкие маленькие пальчики цепляются за мой сжатый кулак.
Она смотрит мне в глаза.
— Миколаш, пожалуйста, — умоляет она. — Мой брат — хороший человек. Я знаю, что это война, и вы на разных сторонах. Я знаю, что он причинил тебе боль. Но если ты убьешь его, ты не сделаешь ему больно в ответ. Ты причинишь боль мне. А я никогда не обижала тебя.
Она говорит о справедливости, правосудии.
В этом мире нет ни капли справедливости.
Есть только долги, которые нужно оплачивать.
Но существует несколько видов валюты.
Несса стоит передо мной — стройная, хрупкая, дрожащая, как осиновый лист. Спутанные светло-коричневые волосы облаком лежат вокруг ее лица и плеч. Большие, залитые слезами глаза и мягкие розовые губы.
Она прикасается к моей руке. Она никогда раньше не прикасалась ко мне добровольно.
Моя рука словно горит. Она посылает тепло и жар по всему моему телу. Она заставляет каждую часть меня пульсировать, словно плоть, которая была заморожена и возвращается к жизни.
— Убеди меня, Несса, — говорю я. — Убеди меня, что я должен пощадить твоего брата.
Она смотрит на меня, сначала непонимающе.
Затем в ее глазах появляется понимание.
Я все еще держу ворот ее ночной рубашки. Я чувствую, как ее сердце бьется о мои сжатые пальцы.
Я отпускаю ее, ожидая, что она будет делать.
Ее язык высунулся, чтобы увлажнить губы.
Затем она говорит: — Садись на диван.
Я сажусь на низкий диван. Это первый приказ, которому я подчинился за очень долгое время.
Я сажусь спиной к подушкам, руки рядом, ноги слегка раздвинуты.
— Могу я одолжить твой телефон? — шепчет Несса.
Я молча передаю его ей.
Она пролистывает страницу на мгновение, затем нажимает на экран. Из динамиков звучит музыка — низкий, угрюмый, настойчивый ритм. Это не та привычная музыка, которую я слышу в исполнении моей маленькой балерины. Эта гораздо мрачнее.
Дождь стучит по окнам. Стук капель дождя смешивается с ритмом музыки. Свет тусклый и водянистый, тени искажены каплями дождя.
Несса выглядит так, будто она под водой. Ее кожа бледнее, чем когда-либо. Она стоит передо мной и начинает раскачиваться в такт музыке.
Я видел, как она танцует, бесчисленное количество раз. Но
