— Ваше высочество, — склонил голову Атринас, — я принес вам печальные вести.
— Что случилось? — спросил Корсин, лениво поворачивая голову.
— Бадрил из клана Настиш вызвал в круг виконта Жана-Огюстена из посольства Ранфии и тут же, на дуэли, на глазах у целой толпы свидетелей, отрезал ему нос.
— Ай-ай-ай! — с искренней горечью в голосе воскликнул Корсин. — Надеюсь, бедолага Огюстен выжил?
— Им уже занимается мастер Светла, — криво ухмыльнувшись, поклонился Атринас. — От Мориньи уже поступил официальный протест.
— Этого нельзя так оставлять, — твёрдо произнес Корсин. — Что о нас подумают наши добрые соседи? Я немедленно отправляюсь к отцу, а вы, друзья, дослушайте балладу.
* * *
Отец, как всегда, сидел со скучающим видом, а за его спиной стоял бесстрастный Гиозо. Посол Ранфии, наоборот, являл миру багровое лицо, размахивал руками. Рядом с ним находился Жан-Огюстен с перебинтованным лицом. Бадрил стоял чуть в сторонке, стараясь выглядеть горделиво и бесстрашно. За спиной его возвышались двое королевских гвардейцев.
— Ваше Величество, — поклонился Корсин отцу, затем повернулся к Людвеку Мориньи. — Уважаемый посол нашего доброго соседа-короля Ранфии Робера Третьего.
В поклоне Корсин как раз сравнялся ростом с низеньким и толстым Людвеком.
— Случившееся — возмутительно, более того, это оскорбление наших добрых соседей! От лица всех друзей Ранфии я приношу свои глубочайшие извинения. Уверен, ваше величество уже назначили Бадрилу Настишу более чем суровое наказание.
Отец чуть заметно покачал головой.
— Прошу передать Бадрила Настиша под мою опеку, — снова поклонился Корсин. — Я не только лично прослежу за тем, чтобы он получил причитающееся ему наказание, но и постараюсь привить ему миролюбие и раскрыть глаза на весь ужас его деяния.
Бадрил Настиш опустил взор, словно увидел что-то интересное на полу.
— Не возражаю, — бросил Гарриш Второй.
— Уверен, что вы, ваше высочество, — произнес Людвек, утирая пот со лба платком, — сумеете объяснить этому юному смутьяну, что Ранфия — друг Перпетолиса.
Жан-Огюстен скосил глаза на закрывающую пол-лица повязку, затем молча поклонился. Корсин поклонился в ответ, и на этом официальная церемония закончилась. Корсин сделал жест следовать за ним, и Бадрил поплёлся, не смея ослушаться.
— Ещё раз прошу вас не держать на Перпетолис зла за произошедший досадный инцидент, — обратился Корсин к послу, выйдя из тронного зала. — И передать его королевскому величеству, что на одного смутьяна в наших горах найдётся десяток ценителей утончённой ранфийской культуры. Надеюсь, мы с вами ещё попируем за одним столом и будем вспоминать этот день со смехом.
При этих словах принца Атринас вытащил из мешка и протянул Людвеку рог горного тура, украшенный искусной резьбой и с накладками из хризолита и горного хрусталя.
— Ох, ваше высочество, что вы, право, не стоило! — рассыпался в благодарностях Людвек, прижимая рог к груди.
Размеры его были таковы, что осуши низенький ранфиец наполненный вином рог даже один раз, его бы по меньшей мере хватил удар.
— Что вы, любезный Людвек, разве есть на свете вещь дороже дружбы? — улыбнулся Корсин. И тут же голос его построжел: — Атринас. Отведи бунтовщика в темницу. Самую тёмную и холодную. Еды не давать, чтобы она не отвлекала его от размышлений о допущенной ошибке.
Стража и верный Атринас скрутили Бадрила и потащили прочь. Корсин же отправился в свои покои, уселся, приняв скучающий вид, и жестом приказал продолжить исполнение баллады.
Требовалось подождать, а ждать он умел очень хорошо.
Три дня спустя— Садись, — кивнул Корсин на место напротив себя.
Бадрил сел, посмотрел с вызовом, высоко вскинув подбородок.
— Ну что, подумал над своей ошибкой? — нейтральным тоном спросил Корсин, лично наливая вина в кубок.
Горячие мясные блюда парили, наполняя покои сводящими с ума ароматами. В животе Бадрила громко квакнуло, затем заурчало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Признай свою ошибку, извинись и сможешь поесть и выпить, — сказал Корсин.
— Нет! — с ещё большим вызовом вскинулся Бадрил. — Эти торгашеские свиньи недостойны того, чтобы жить! Из-за них мой отец вынужден был уйти в наёмники и сгинул, защищая какой-то вонючий склад с шерстью! Из-за них мои сёстры живут впроголодь! Жалею только об одном, что отрезал ему нос, а не голову! А теперь можете казнить меня, ваше высочество!
Выглядел Бадрил не лучшим образом, но тем горделивее он вскидывал голову.
Кронпринц прищёлкнул пальцами, и рядом появился Атринас.
— Казнить, значит? — словно размышляя над решением, произнёс Корсин.
Бадрил слегка побледнел, но тут же снова вскинул голову, посмотрел с вызовом.
— Наверное, ты мало размышлял и не представляешь, какую боль причинил нашим добрым соседям в целом и Жану-Огюстену в особенности. В пыточную его!
Бадрила потащили, без всякой жалости, но Настиш не стал умолять и просить. Корсин, сделав знак свите, поднялся и тоже пошёл в пыточную.
— Маркос, что ты узнал? — тихо спросил он по пути.
— Бадрил Настиш из древнего, но скатившегося в нищету после того, как они потеряли свои владения рядом с долиной Увалец, на границе с Ранфией, рода Настишей, — так же тихо ответил Маркос Растраниш. — Его сёстры действительно голодают, а все старшие родственники по мужской линии служат в наёмниках. Ну, если живы ещё. Отец погиб, а от двоих троюродных дядьёв, отправившихся на заработки в Намрию, уже полгода нет никаких вестей.
— Что ж, ясно, — Корсин благодарно кивнул. — Значит, горячий мальчишка, за которого даже мстить никто не станет…
Они вошли в пыточную.
— Вот это видел? — Атринас уже показывал Бадрилу раскаленные клещи. — Цап! И нет носа!
— Никогда я не назову ранфийцев друзьями! — вскинул голову подвешенный за руки Бадрил. — Даже без носа!
Корсин чуть покачал головой, подал знак Атринасу. Раскаленные клещи сомкнулись, только не на носу, а на левой руке, чуть выше плеча, срывая кожу, вырывая кусок плоти и тут же прижигая рану. По пыточной поплыл запах мяса, Бадрил стиснул зубы, чтобы не заорать от боли.
— Подумай, Настиш, — негромко сказал Корсин. — Признай свою ошибку, не упорствуй.
— Нет! — выкрикнул Бадрил, глядя кронпринцу прямо в глаза. — Ранфийцы — мои враги навек! Можете казнить меня, но я не отступлюсь!
Было видно, что его мутит, но Бадрил упорно держался.
— Ну что же тогда, — Корсин вздохнул, держа паузу.
Бадрил молчал, смотрел с вызовом, не собираясь умолять и не собираясь отступать.
— Освободите его, — буднично произнес Корсин. — Помойте, переоденьте в чистое. И несите в мои покои.
Бадрил оттолкнул руки, пошел сам, чуть пошатываясь, но каждый раз ещё выше вскидывая голову, явно готовясь умереть достойно.
* * *
Бадрил посмотрел недоверчиво на поднесенный ему кронпринцем кубок. Затем на лице его отразилось понимание — в вине яд! — и Корсин едва заметно улыбнулся.
Привычным уже движением закатал рукав, и свита за спиной повторила его жест. У каждого из них, чуть выше плеча, был такой же знак, как у Бадрила — шрам, рубец, оставшийся от касания раскаленных клещей, вырывающих кусок мяса.
— Ты прошел испытание кровью, страхом и смертью, — произнес Корсин, — и не отступишь, когда придет время резать ранфийцев. Теперь ты один из нас, Бадрил Настиш!
Бадрил смотрел широко раскрытыми глазами, и Корсин знал, что он видит. Знак на плече принца. Свиту его, состоящую из представителей сильнейших кланов Перпетолиса: Артанишей, Имранишей, Гварришей, Растранишей, Парришей и прочих. И неважно, что это были пятые, седьмые сыновья, которым не светило наследства. Главное, что им нечего было терять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— За Бадрила Настиша! — провозгласил Корсин, отбирая у того кубок и осушая одним махом.
— За Бадрила Настиша! — провозгласила свита, вскидывая свои кубки.
