Бадрилу тоже вручили кубок, и он осушил его машинально, моментально захмелел после трех дней голодовки и пытки.
Чуть позжеСолнце нещадно палило, и пот заливал глаза. Но Корсин не позволил себе пошевелиться лишний раз. Даже для того, чтобы согнать опустившуюся на лицо муху. Осторожно поднять ногу, сдвинуть вперёд, плавно, вершок за вершком перенести на неё вес тела, следя, чтоб под подошвой не скрипнул ни один камушек. Рядом, тяжело дыша, ступали Бадрил и Атринас.
Осторожно отогнув ветку густого самшита, Корсин оглядел лужайку и так же плавно вернул ветку на место. Бережно и бесшумно снял со спины закрепленное там метательное копьё. Спутники принца повторили его движение. Корсин видел, что Бадрилу это непривычно, но ситуацию спасал простенький подавляющий звуки амулет, презентованный принцу год назад предыдущим ойстрийским послом.
Корсин медленно поднял левую руку, прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с силами, и бросился вперёд, резко опуская левую руку вниз и отводя правую с зажатым в ней копьём для броска. Проломившись сквозь кустарник, он впился взглядом во вскинувшего голову горного тура и с резким выдохом метнул копьё в цель. Бадрил и Атринас отстали всего на секунду.
Благородное животное упало и забилось, ломая кусты и беспорядочными ударами копыт скидывая в пропасть здоровенные булыжники. Корсин, не колеблясь, метнулся вперёд и одним движением перерезал раненому туру горло.
Минуту спустя они втроём сидели, привалившись к остывающему боку мощного зверя, и пили вино из пущенной по кругу фляжки.
— Ты неплохо себя показал, Бадрил, — произнёс Корсин, лениво щурясь на солнце.
— Не стоит проявлять ко мне снисхождения, мой принц, — Настиш покачал головой.
Его копьё поразило тура в заднюю ногу, в то время как копьё Корсина ударило точно в сердце.
— Скажи мне, Бадрил, почему нам удалось убить горного тура? — спросил он, прихлёбывая вина.
— Потому что мы подкрались к нему на расстояние удара, и он не ожидал нас, — отозвался Бадрил. — Только… без вашего амулета у меня бы не вышло.
— Заметно было, что ты не привык пригибаться к земле и таиться, — проговорил Корсин. — И тем не менее это испытание ты прошёл.
Рядом фыркнул верный Атринас, и Бадрил сильнее втянул голову в плечи, как никогда ощущая, что принц снисходителен к нему.
— Но самое трудное — последнее испытание — впереди, — сказал Корсин.
— Скажи, мой принц, кого надо зарезать, и уже завтра он будет мертв!
— Тебе надо будет прийти к Жану-Огюстену и попросить прощения. Показать, что ты перевоспитался. Продемонстрировать миролюбие и желание согнуться перед нашими добрыми соседями. И демонстрировать его потом, пока не придет наш час. Час возмездия.
Глаза Бадрила сверкнули, затем он вспомнил предыдущие слова принца, и лицо его озарилось радостным оскалом.
— Да, мы согнемся перед ними, будем вести себя очень тихо, чтобы они повернулись к нам спиной и сами подставились для удара, — проговорил Корсин. — Мы зарежем их как скот, которым они являются, и спустимся с гор, предадим огню всё вокруг! Довольно эти жирные свиньи пировали за наш счёт, мы возьмем с них плату за сотни лет унижений! Теперь они будут служить нам, а не мы им!
— Славься Корсин Первый! Новый император Сардара! — торжественно проговорил Атринас, делая глоток из фляжки.
Бадрил торопливо повторил тост и тоже выпил.
— И да сгинут все чужаки! — провозгласил кронпринц в ответ. Продолжил уже обыденным тоном: — Что ж, пора свежевать нашего тура и отпиливать рога.
Глава 6
Отряд скакал по горным, извилистым дорогам Перпетолиса, и Реймонд в облике деда скакал впереди. Остраниши думали, что так «магистр Агостон» заранее проверяет горы и дорогу впереди на случай обвалов, ям и прочего.
Реймонда же просто сжигало злое нетерпение.
Сотни раз он прокручивал в голове сцену смерти деда, силясь вспомнить дополнительные детали, восстановить все слова и жесты. Может, дед предсказал что-то ещё? Первые полсотни раз было больно и страшно. А потом пришло душевное онемение — как от непрерывной скачки к Нуандишу онемело тело, так от тяжёлых воспоминаний потеряла чувствительность и душа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Старший из Остранишей пару раз равнялся с Реймондом, бросал странные взгляды, но так и не решился задать мучивший его вопрос. Реймонд после этого проверял, не бежит ли у него слюна изо рта, не бормочет ли он на скаку странности, не сбилась ли у него одежда.
Но нет, всё было в порядке, и он снова погружался в раздумья, машинально управляя конем.
* * *
Ничего не вспоминалось, кроме трёх с половиной (потому что на кой бы ляд он сдался Святому Острову?) предсказаний — два из которых уже сбылись — и мысли Реймонда снова и снова, пройдя круг со смертью деда, сбивались на мысли об Ойстрии и немного о Ранфии. Да, он плохо учился в университете Вагранта, но что-то узнал еще в детстве, что-то слышал краем уха, где-то читал и так далее. Необходимость — самый лучший учитель, и Реймонд, которому всё равно было больше нечем заняться в дороге, вспоминал и вспоминал, сам удивляясь иногда, откуда он столько знает.
Люди страдали в рабстве кровавых демонов, но появился Спаситель и увёл их на эти земли, на материк Сардар. Вначале люди, правда, высадились на огромный остров Имеон, но затем хлынули на материк, завоевав его и вытеснив на юг или уничтожив всех местных обитателей.
Затем какое-то время люди жили мирно, наслаждаясь свободой и отсутствием рабства и демонов, изобилием земли и ресурсов. Изобилие всего привело к тому, что люди размножились, заняли все земли Сардара, и жизненного пространства стало не хватать.
Начались войны, теперь уже людей друг с другом.
Затем появился Первый Император. Нет, как-то его, конечно, звали, но было это давно, и Реймонд просто не помнил его имени, как не помнили его и девять десятых людей. Зато все знали Первого Императора, правителя, полководца, стратега и лидера, сумевшего завоевать весь Сардар, объединить всех людей в единую империю.
Затем он, кажется, поплыл на юг добивать врагов, тех, кого люди вытеснили с Сардара, и в результате там образовались Огненные Земли. Выжженная пустыня, полная вулканов и лавы, пепла и раскаленной земли, где не выжить никому, так как Первый Император, понятное дело, приплыл не один, а с магами. Может, они и не достигали уровня мощи нынешних архимагов, но зато действовали слаженно и едино, будучи частью армии Первого Императора.
А затем Император поплыл на новые завоевания — не на запад, к кровавым демонам, а на восток. Что там случилось, Реймонд не помнил (хотя историки наверняка все знали), но по факту огромный остров к северо-востоку от обжитых людьми земель стал Мертвым Островом. Остатки армии Императора в панике и ужасе бежали обратно, и больше никто не помышлял о завоеваниях вне Сардара.
Вспоминал всё это Реймонд к тому, что столицу свою Первый Император держал во Вьенне, столице Ойстрии. Тогда и потом она, конечно, не была Ойстрией, и город вроде звался иначе, но какая, в сущности, разница? Внезапная гибель Первого Императора (все как-то привыкли, что он всегда побеждает, и не ожидали внезапной смерти) породила свары во власти, потом короновали старшего сына, как компромиссную фигуру, но всё равно это не помогло. Какое-то время держалось шаткое равновесие, а затем империя развалилась.
Однако же жители Ойстрии с тех времен считали себя наследниками Первого Императора и претендовали на власть над всеми остальными королевствами людей на этом основании. Какое-то время это были просто претензии, но затем на землях Ойстрии нашли залежи драконьего говна, перманет драконис, если изъясняться заумными словами доньи Августины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вначале погибло много людей, но затем наследники Первого Императора потёрли руки и начали усиленную разработку залежей и усиленную работу над своими магами. Некоторое время спустя, словно мифическая птица феникс, только не из пепла, а из драконьего говна, восстала империя, получившая название Второй.
