— Уху. Кажется, бабуль, осенью я-таки стану депутатской дочкой, — довольным тоном поведал я это радостное известие всем окружающим, — папа выдвигается от «Союза предпринимателей»
— Тот Петров…ну, который знает, как сделать жизнь зеленоградцев лучше? Он твой папа? — перестав изображать безразличие, задал мне вопрос участковый
Похоже, Палыч тоже видел папашкины баннеры.
— Уху, — снова издал я звук согласия, — он самый!
— Ясно, — ответил милиционер, выразительно посмотрев на коллегу, а затем, вновь нацепил на лицо маску безразличия
Тетенька из отдела по делам несовершеннолетних, услышав про «папу-депутата» и заметив взгляд участкового, поморщилась от того, как я понимаю, что, после сегодняшней проверки моего жилища, у нее вполне могут начаться неприятности на службе. По крайней мере потенциально. А кого такое обрадует? Никого…
Женщина же из «опеки», та, что с розовым пятном на светлом лике, продолжала оставаться все такой же внешне спокойной как удав, мол, какие, вообще, к ней могут быть претензии, если, вдруг, что? Она-то просто честно исполняет свою работу, проверяя жилищные условия подопечного ребенка.
Было очевидно, что ни эта Вика, ни тем более Палыч, не заинтересованы в конфликте с потенциальным депутатом Мосгордумы (даже если он и не изберется, то не с бухты-барахты же он баллотируется), из-за всей этой моей ситуации.
С участковым все понятно. Ему главное — спокойно, и без приключений, дожить до пенсии, и делишки «опеки» его мало волнуют, по крайней мере, до тех пор, пока не создают геморрой лично для него.
С Викой, тоже — она типичнейший представитель чиновничества. А что самое главное для госчиновника?
«— Ну, за то, чтобы завтра было так же как вчера!» — вспомнил я слова тоста одного из госчиновников от Минздрава (бывшего на «кормлении» в Компании и отвечающего за различные «разрешительные» дела), на одном из тамошних корпоративов.
Главное — не вылететь с должности (и не «присесть», само собой, но это — отдельная тема, и этим «опековцам» подобное вряд ли грозит). И чтобы в их жизни ничто не менялось…
Для этой категории граждан, имитация бурной деятельность — гораздо предпочтительнее самой бурной деятельности, которая еще незнамо к чему может привести. И которую, как я многократно убеждался лично, чиновники регулярно саботируют. Так почему же сейчас они так активничают? Заявились ко мне аж второй раз за день. Зачем на этот раз приволокли с собой тетку из милиции?
Из-за поступившей им анонимки? Да не смешите мои копыта, как говаривал один мой старый приятель там. Сколько им таких анонимок приходит, да и…
Нееет. Подобную активность чиновники развили бы в двух случаях, как мне видится.
Во-первых, банально получив за это денег. Вариант распространенный и вполне рабочий. Но только кто будет платить живые деньги за то, чтобы насолить Злате? Никто не будет.
Во-вторых, кто-то из «уважаемых людей» их об этом попросил (не тех, которые сейчас перед моим ликом, естественно, их начальство). И, в таком случае, работница прокуратуры — главный подозреваемый
Или же…это такие «предвыборные процессы».
Могут ли те, кто борются с папашкой на электоральном поприще, устроить подобного рода «наезд» опеки на его тяжело больного ребенка и таким образом попытаться заставить его снять свою кандидатуру или что-то вроде того? Если есть такое желание, деньги и связи, то не исключено, конечно, но…
Но, те кто в курсе того, что Злата его дочь (не знаю, на сколько сам он афиширует данный факт, но, думаю не слишком сильно), знают, скорее всего, и то, что отец со своей дочерью не общается и никак не участвует в ее жизни (узнать подобное несложно, мне кажется). Так что давление на папашку с этой стороны обречено на провал. А с другой стороны…разве брошенный ребенок добавит ему голосов…?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А где мама девочки? — обратился Василий, взглянув на часы, — Уже довольно поздно…
И прежде чем я успел сказать, мол, мама моя уже давненько взрослая женщина и ей совершенно необязательно отчитываться перед кем бы то ни было о том: как, где и с кем она будет проводить свой вечер, ответила бабуля…
— Дочь в заграничной командировке, вернется завтра
Вот про командировку бабуле стоило бы промолчать! Не нужно давать им лишних сведений. Явно волнуется бабушка…
— Ах вот оно как…! — этот Вася аж расцвел весь, услышав слова бабули про командировку матушки, — А на вашу доверенность я могу взглянуть?
Этот самый Невзоров Василий Васильевич однозначно лицо заинтересованное. Это без вариантов. На это я готов поставить рубль.
Повисло неловкое молчание.
— У вас же есть доверенность от дочери на ребенка? — вновь задал вопрос он, когда молчание затянулось
Эти личности используют любой повод, чтобы докопаться (этот товарищ Невзоров так точно, прицепился, как банный лист к заднице). Впрочем, чему я удивляюсь? Они же, наверняка, специально за этим и пришли…
— Нет, доверенность на Злату мне дочь не выписывала, — облизнув сухие губы ответила бабуля
— Анна Леонидовна! — в театральном жесте развел руками Василий из «опеки», — Вы же сами работник образования и обязаны знать, что на время отсутствия вашей дочери, то есть законного опекуна Златы, у вас обязана быть в наличии подобная доверенность! Почему вы не озаботились этим? Насколько нам известно, Злата только-только выписалась из больницы, в которой провела аж целый месяц… Что вы будете делать, если ей вновь потребуется медицинская помощь? Как быть в таком случае…?
Бабуля присела на диван, и ее цвет лица мне совсем не понравился.
— Бабуль, ты как себя чувствуешь? Может «скорую» вызвать? — спросил я, присев рядышком и беря ее ладонь в свои
— Нормально, нормально…, — ответила та, — принеси-ка с кухни мое лекарство, пожалуйста
— Нитроглицерин? — уточнил я, ибо пузырек с ним видел на кухонном столе
— Да, его…, — кивнула она
— Секунду, — ответил я и умчался на кухню
Где-то минутку спустя, когда бабуля рассосала таблетку.
— Тебе лучше, бабуль? — спросил я
Мне вспомнилась мать соседа, из той жизни, которую довели до инфаркта и могилы такие же вот чиновники «опеки». И меня затрясло от злости. Та история не должна повториться здесь. Нельзя такого допустить!
— Лучше, — ответила та
— Приляг, полежи, а я пока провожу наших гостей, — сказал я
— Злат, мы не закончили, — вновь подал голос этот Вася, — нам еще надо…
— Вы уже закончили! — перебил я, — Спасибо, что пришли и все такое прочее. Пойдемте, я вас провожу
Встав с дивана, я подошел к комнатной двери, открыл ее и приглашающе посмотрел на визитеров.
Мужик из «опеки» не моргая уставился на меня. Я на него. И сценка эта была словно из какого-то «вестерна». Нам не хватало лишь револьверов…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я перевел взор на подругу, которая, как я и просил, также вела запись происходящего на свой телефон, стоя у окна, рядом с телевизором. Стёша выглядела растерянной, подавленной и напуганной. Впрочем, чего удивительного? Она — обычный «домашний» подросток, не привыкшая спорить со взрослыми, особенно если те из милиции и прочих органов. Улыбнулся ей, мол, все хорошо. Как говорится, от улыбки станет всем светлей…
