— Мы не могли раньше приехать, — встревает в разговор мой адвокат. — Пробки, — нагло врёт.
— Ничего, — следователь бросает в его сторону недовольный взгляд.
— Роман Романович Александров, — представляется сухо. Следователь тут же меняется в лице.
— Наслышан о вас, — говорит с благоговением. — Рад знакомству.
— Не могу сказать, что это взаимно, — отвечает мой защитник. — Приступим, — показывает на документы. — Время слишком дорого, чтобы тратить его впустую.
— Конечно, — тут же соглашается следователь.
Мне дают заполнить стандартные документы, подписываю и указываю лишь то, что говорит адвокат. Ответ на каждый вопрос, подтверждение того или иного факта, каждое слово и каждую эмоцию каким-то невероятным образом согласовываю сначала с ним, а уже после обращаюсь к следователю.
Я потеряла счёт времени, растворилась в воспоминаниях, в моей памяти всплыли такие моменты, про которые я бы желала навечно забыть. Пришлось ворошить улей. А после и вовсе распутывать клубок.
Когда мы вышли из кабинета следователя за окном начинало смеркаться. Матвей, как сидел на кресле перед дверью, так до сих пор и сидит. Подхожу к нему и падаю в самые желанные объятия на всём белом свете. Только сейчас я немного начинаю приходить в себя.
— Всё в порядке? — спрашивает у адвоката, притягивая меня ближе.
— Думаю, что да, — тот кивает. — Света, ты молодец! — приободряет меня.
А я настолько устала, что мне лишь бы глаза закрыть. Сил больше нет.
— Пойдём, — Матвей тянет меня за собой. — Поедем домой, отдохнёшь.
— Спасибо, — льну к нему.
Мы выходим из здания на улицу, там нас ждет охрана. Восемь внушительного вида бугаев стоят рядом с припаркованными внедорожниками.
— Зая, тебе придётся проехаться с моими парнями, — ошарашивает перед тем, как посадить меня в авто.
— Почему? — вспыхиваю. — Я не хочу! Я с тобой поеду! — протестую. Выдумал какую-то ерунду.
— Нет, — отрезает жёстко. — Ты едешь отдельно.
Смотрю на Матвея и понимаю, что спорить с ним бесполезно. Гораздо проще согласиться, так хоть приедем быстрее.
— Хорошо, — произношу обреченно. Упрямый баран!
Залезаем каждый в свой автомобиль, трогаемся с места. Илларионов один в салоне, я же оказываюсь запертой между двух крепких и крупных мужчин.
Поворот. Красный сигнал светофора, вынужденная остановка. Загорается зеленый и мы возобновляем ход. Резкий толчок, громкий хлопок, звук от удара. Полная дезориентация. Зажмуриваю глаза.
Глава 52. Света
Вокруг меня сплошная суета. Всё происходит настолько быстро, что разобраться в произошедшем не представляется возможным, ведь в один момент я чувствую неладное, а в другой мы уже мчим по шоссе.
Осознание случившегося приходит чуть позже. Но к тому моменту я оказываюсь уже далеко.
Произошло ДТП. В нас врезались! Точнее, это мы врезались в машину Матвея, а в неё со всей дури влетело третье авто. Искореженная груда металла вместо красивого и большого внедорожника. И минимальные шансы на выживание…
Меня трясёт. Обнимаю себя руками, пытаюсь согреться, холод пробрался в сердце и расползается по венам, замораживая меня всё сильней.
— Возьмите, укройтесь, — один из охранников протягивает мягкий пушистый плед насыщенного коричневого цвета.
— Благодарю, — выдавливаю из себя кутаясь в него. Зубы стучат. Ком в горле. Больших трудов стоит сделать самый обыкновенный вдох.
Мэт знал. Он знал, что до дома не доедет! Именно поэтому меня пересадил.
Мурашки по коже, всё тело трясётся. Пытаюсь хоть немного взять себя в руки, но не могу. У меня шок.
— Поворачивайте, — говорю. Меня не слышат. — Поворачивайте назад! — произношу уже значительно громче. Охранники делают вид, что меня нет.
Их каменные лица устремлены за пределы машины. Они перебрасываться короткими фразами, поглядывают то на часы, но на смартфон.
— Разворачивайте машину! Мы едем обратно! — приказываю, но вместо ответа ловлю лишь строгий взгляд.
Они не повернут. Они не позволят понять, что случилось с Матвеем. Он ведь погиб! Погиб для того, чтобы я жила!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Аааа! Как же больно. Грудь раздирает. Не могу! Не могу ничего не предпринять.
— Поворачивайте! — подаюсь вперёд, истеричные нотки в голосе уже не унять.
— Может, правда, Михалыч? — тихим голосом произносит мужчина, кто сидит рядом со мной.
— Нет! — рявкает тот, кто сидит спереди. — По инструкции не положено, — добавляет в конце.
— Матвей погиб! Какие нафиг инструкции?! — кричу. — Выпустите меня! Немедленно! Отпустите! — моя истерика заполняет салон.
Я кричу, не глядя куда бью руками, делаю всё, лишь бы машина остановилась. Но она, напротив, лишь ускоряет свой ход.
К дому Матвея мы подъезжаем в полной тишине, я сорвала голос и теперь могу лишь шептать. Машину без труда пропускают за ворота, но как только мы оказываемся на территории Илларионова, нас принимаются тщательно досматривать. Охрана на высоте.
Не помню как именно мы доехали, не знаю, как вообще в таком состоянии смогла дойти до детей. Но когда я вошла на кухню, они кушали гречку с молоком и увлечённо о чём-то беседовали с бабушкой. Прислушиваюсь и понимаю, что они играют в слова. Маруся и Дениска настолько увлечены игрой, что не замечают меня.
Мама, словно почувствовав, поднимает глаза, встречаемся с ней взглядом, она отвлекает детвору, поднимается из-за стола и подходит ко мне.
— Света, доченька, как ты? — спрашивает с искренним беспокойством.
— Плохо, мам, — шепчу, сдавливая рвущиеся наружу рыдания.
— Иди ко мне, моя милая, — раскрывает объятия и я ступаю в них. Обнимаю маму, закрываю глаза и растворяюсь в тепле и нежности, что исходят от неё.
Слёзы нескончаемым потоком льются из глаз. Даже не пытаюсь их остановить, потому что это совершенно бесполезно. Душу громкие всхлипы, детки не должны ничего знать.
— Света, девочка моя, держись, — приободряет мама. Она всячески старается меня поддержать. Ласково гладит по голове, говорит нежные слова, обнимает. — Пойдём, отведу тебя в спальню. Деткам не нужно видеть свою маму в таком состоянии. Им и так за последнее время многое пришлось пережить. Маруся и Денис, хоть и дети, но переживают они по-настоящему. Давай не будем их волновать, — просит. И я с ней совершенно согласна. Малышне не стоит видеть меня такой.
— Хорошо, — шепчу еле слышно.
Держусь за маму, как утопающий за соломинку. Она осталась единственной, кто остался у меня из близких людей.
Мама провожает меня в спальню, настраивает воду в душе, чтобы была тёплой. Настаивает, чтобы я разделась и ступила под теплые струи воды.
Подчиняюсь. Мне настолько плохо, что мне гораздо проще делать механические движения и ни в коем случае не оставаться одной.
Хочу включить телевизор, но она не позволяет. Хочу залезть в сотовый, он тут же оказывается в маминых руках.
— Света, тебе не нужно смотреть новости, — произносит настойчиво, мягко уводит меня в сторону. — В них правды нет. Ступай в душ, он поможет, — отводит меня в ванную комнату. — Выйдешь, подумаем, что можно сделать. Хорошо?
— Угу, — киваю. Захожу в ванную, закрываю дверь, глаза, лицо руками и сползаю по стене на холодный кафельный пол, где сворачиваюсь калачиком и даю волю слезам.
Я давно уже потеряла счёт времени, горе затопило меня с головой. Плачу до тех пор, пока слёз не осталось, в груди продолжает разрастаться боль. Но сквозь толщу тьмы пробивается первый луч света, вселяет надежду.
Нельзя отчаиваться. Нельзя сдаваться! Я не видела тела Матвея, так что вполне может быть, что он жив.
Выстраиваю логические цепочки, держусь за здравый смысл. Это единственное, что помогает не сойти с ума от безысходности и не утонуть в отчаянии, которое так и норовит утащить меня на дно.
Собираю себя по крупицам, поднимаюсь на ноги, ступаю под тёплые струи воды и позволяю ей смыть с себя всю горечь и боль, оставляю лишь веру и надежду в лучшее.
