Вспомним, что в Валахии, как и в Молдавии, католическая иерархия сложилась во второй половине XIV века. Епископат Куртя-де-Арджеш был основан в 1381 году, а его первыми настоятелями были францисканцы и доминиканцы. Во времена Влада епископы де-Арджеш — сначала некий Поль (до 1452–1458), после его смерти доминиканец Жак Рише (1458–1466) — могли спокойно править своей паствой. Католики Кымпулунга с последней четверти XIII века располагали приходской церковью и монастырём, посвящённым святой Елизавете Венгерской. Он даже ездил в Тырговиште, где была приходская церковь, по меньшей мере с 1417 года, и францисканский монастырь, построенный немногим позже 1440-го. Другие католические общины трансильванского происхождения, по общему правилу Венгрии и Саксонии, жили в городах Рымникул-Выльча и Брэила. Их статус в стране приравнивался к меньшинству: с ними и их религией мирились. Румыны по отношению к инакомыслящим (евреям и армянам) вели политику «хорошей войны», tolerance hostile (это выражение принадлежит историку Сербану Папакостеа).
Рассказы также затрагивали темы бедных и нищих Валахии, приговорённых Дракулой к костру. Издание 1463 года называет цифру в две сотни жертв. Не комментируя, Михаэль Бехайм, настаивающий на шести сотнях убитых, приписывает Дракуле ещё и пренебрежительное выражение: «Эти люди ничего не стоят»,— а памфлет 1488 года — циничную эпитафию: «И он сказал, что они бесплатно ели, потому что не могли за еду заплатить».
Русский рассказ имеет мораль гораздо более глубокую, чем немецкие рассказы в прозе и стихах, но его историческая ценность сомнительна. Впрочем, анализ, который последует далее, поможет нам разобраться.
В связи с сожжением нищих возникают ещё вопросы: памфлет 1488–1493 годов, напечатанный Варфоломеем Готаном в Любеке, уточняет, что речь шла о «ненастоящих нищих», и это, конечно, радикально меняет смысл. А. Пиппиди подтверждает эту историю фактом, упоминаемым в 1300 году в анекдоте, рассказанном Эвзелино III Романским. В итальянском рассказе нищие, которым тиран дарил новые одежды, требовали назад свои старые лохмотья, т. к. в их карманах были спрятаны золотые и серебряные монеты. То же сомнение вызывают рассказы о сокровищах короля даков Децебаля и готского короля Аларика I де Бузенто, якобы закопанных Дракулой.
Эпизод же с сожительницей Влада, которой он приказал вспороть живот, чтобы «увидеть, где был он сам и где лежало его дитя», напоминает смерть Агриппины и посмертные ласки Нерона[82].
В конце концов, преследования цыган (эпизоды номер 18 и 32 памфлетов 1463 года, эпизоды 16 и 26 издания 1488 года, стих 365-395 поэмы Михаэля Бехайма), помимо описания жестокостей, искажают факт отказа Дракулы принять привилегии, которые получили кочевники от императора Сигизмунда Люксембургского.
С публикацией в Базеле в 1543 году истории Венгрии Бонфини (Rerum Ungaricamn decades tres) свет узнал о новых жестокостях Дракулы. Там мы находим описания пыток, применяемых к пленным туркам, ступни которых, предварительно намазанные солью, облизывали козы, и их язык сдирал кожу. Также там описан эпизод об итальянских послах: перед князем они не приподняли свои береты, носившиеся под шляпами,— им прибили их гвоздями. В варианте Бонфини послы были турецкими.
Отрывок из Бонфини воспроизводился и Себастьяном Мюнстером (1489–1552) в его известной «Вселенской космографии», (Cosmographie universelle, Базель, 1544), которая много раз издавалась на латыни, немецком, итальянском, французском, английском и чешском языках. Это произведение рассказывает больше о зверствах Дракулы, чем все предыдущие. Расположение и группирование отдельных эпизодов облегчает их поиск, как и их использование проповедниками и моралистами по всей Европе. Благодаря (или из-за!) «Космографии» Мюнстера история Дракулы стала известной всему миру.
Дракула «возлюбленный»
В своей собственной стране и в Венгрии валашский воевода должен был стать важным политическим и «правдивым» персонажем. Всё началось в 1524 году, когда патриций Мишель Босиньоли (Бочинич) опубликовал открытое письмо Жерару де Плэну, господину де ля Рош, одному из секретарей императора Карла V. Босиньоли жил в Валахии во времена Михни I (1508–1510), и его письмо было рассмотрено как исторический документ, отчёт об экономических и военных ресурсах страны в преддверии войны с оттоманами. А кроме того, как официальное мнение о дворе Михни, его правлении и личности его отца.
Босиньоли начал свой рассказ о Валахии с Дракулы (Draculus): «Человек волевой и хороший знаток военного дела». Там мы встречаем отчёт о развязанной войне с Мехмедом II, об измене князей, которые предпочли мир с Турцией. Последующие князья, ослабленные внешними войнами, были не в силах удержать независимость страны, которая в 1524 году «была практически подчинена турками». Письмо заканчивается воспоминанием о войнах при Раду де ля Афимати против Сулеймана Великолепного в 1522–1523 годах.
Этот текст очень важен, потому что, с одной стороны, в нём не рассказывается о жестокостях Дракулы, а с другой — указывает на игру слов «Дракула» и «Дракулус», которая должна подчёркивать дьявольское происхождение имени князя, но при этом имеет значение «дорогой, любимый» (по-румынски — drag). Эта подмена смысла встречается и у других авторов XVI века, но хорошо объясняется Антонием Веранжичем (1504–1573), венгерским сановником из Далмации, архиепископом Эстергома и приматом Венгрии.
В наш век им [дакам] дали другое имя, поскольку почти весь западный мир называл молдаван «Dani», а валахов «Draguli», не использовали только румыны, так как называли себя румынами. Все эти названия были известны лишь внутри страны, устно, оставаясь неведомыми соседям.
Считается, что это прозвище от турок, берёт начало от их князей, которые состояли в правительстве, поднялись очень высоко и заслуживали уважения за пределами государства. Так, слава их предков перешла к ним, и имя их узнали люди. Турки первыми начали называть их Draguli, в память об их князе Дракуле, потом это название перекинулось к итальянцам, они и в своих письмах использовали его [других они не знали], а потом и к другим нациям […] Дракула — уменьшительно-ласкательная форма от drago, что значит «возлюбленный», а на латыни звучит как Charulus.
Дракула «возлюбленный» — эта метаморфоза в первую очередь опровергала саму себя. Как писал Сенека: «Пусть меня ненавидят, только бы боялись!» Этот странный факт не противоречит ничему… кроме здравого смысла, поэтому до сих пор встречается в Румынии и такая интерпретация имени.
Влада постепенно забывали, уже начиная со второй половины XVI века валашские хроники едва упоминали его, путали с другими князьями XV века, его жестокости, деяния и битвы проходили стороной, единственное — замок Поэнари оставался его замком. Чтобы Дракула стал историческим персонажем, нужно было дождаться 1804 года, когда в Алле появилась «История Валахии и Молдавии», подписанная Иоганном Христианом фон Энгелем (1770–1814), учеником Августа Людвига Шлозера, основателя современной историографии юго-запада Восточной Европы.
Целью Энгеля была трактовка истории Венгрии и соседних стран, Болгарии, Далмации, Хорватии, Боснии и Словении,— архивных документов у него было предостаточно. «История Валахии и Молдавии» появилась в собрании Fortsetzungen der allgemeinen Welthistorie и в первый раз использовала «Историю воеводы Дракулы» как исторический источник. Энгель цитировал экземпляр, сохранившийся в библиотеке графа Ференца Сечени, позже ставшей Национальной венгерской библиотекой. Это был оригинал, опубликованный в Любеке Варфоломеем Готаном между 1488 и 1493 годами, полная перепечатка с гравюрой-портретом Дракулы на обложке.
Энгель восстанавливает период правления 1456–1462 и 1476 годов, опираясь на историка Халкокондила, саксонские хроники Трансильвании, письмо Босиньоли от 1524 года, но основным источником остаётся памфлет 1488–1493 годов. Именно там Влад появился как «тиран, ещё более коварный и кровавый, чем Мохаммед II», «самое страшное чудовище, ужас человечества… тигр, изголодавшийся по крови». Последние утверждения принадлежат Михаю Когальничену (1817–1891), одному из величайших румынских историков XIX века, который знал работы Энгеля, Хаммера, Фесслера, Халкокондила, Бонфини и Дель Киаро, короче говоря, все источники, доступные в то время на восточных языках.
Русские рассказы о Дракуле
Образ князя начал меняться лишь с появлением русских рассказов: это связано с увеличением Румынского государства (1859) и с тем, что новое поколение исследователей стало переписывать его историю. В 1842 году русский филолог А.X. Востоков опубликовал большое произведение, содержащее описание славянских и русских манускриптов из музея Румянцева в Санкт-Петербурге, сейчас находящееся в коллекции библиотеки Салтыкова-Щедрина. Манускрипт 358 из этой коллекции, датированный концом XV или началом XVI века, помимо прочего, содержит рассказ «О валашском воеводе» («О мутьянском воеводе»), собрание из 19 историй о Дракуле, в которых анонимный автор утверждает, что видел «здесь, в Буде», одного из сыновей Дракулы. Основываясь на этом утверждении, Востоков определил автора рассказов — Фёдора Курицына, секретаря великого князя Ивана III Московского, отправленного послом в Венгрию между 1482 и 1485 годами. Но Востоков не знал о существовании немецких рассказов, так что его выводы были опротестованы другими специалистами, которые обратили внимание на сходство между двумя произведениями и пересечения в текстах.
