Ведь для чего-то ты меня похитила.
— Привезла для возмездия, если точнее, — скалится. — Изначально, я не планировала вступать с тобой в дискуссии. Но предательство Дена, меня очень расстроило. Он должен заплатить за свое лицемерие. А его единственное уязвимое место — ты.
— Денис знал, что ты жива? Вы с ним в паре работали?
— Он не сразу узнал. Уже после того, как бежал из тюряги в Мексике.
— Откуда? — глаза округляются.
Чувствую, мне этот разговор принесет много потрясений, надо держать себя в руках, не давать ей питаться моими эмоциями. И включать голову думать, не поддаваясь панике.
Мне еще тяжело осознать, что милая сестра Дениса, в итоге оказалась паучихой, умело плетущей сети. Насколько умело и какие это сети, мне еще предстоит узнать.
Но почему-то мне кажется, что Дарья превзошла своего отца.
Хотела бы я ошибаться.
Хотя… вряд ли…
— А ты не в курсе его приключений? — ехидно помигивает. — Да, после своей гибели, наш Дениска прошел через неплохую школу жизни.
— Что ты знаешь, о том нападении? — в горле пересыхает, уже догадываюсь, какой ответ услышу.
— Все. Это я организовала вам небольшую встряску, — изображает смущение.
— «Небольшой встряской» ты называешь потерю нашего ребенка, ранение Дениса? Ты едва его на тот свет не отправила! — задыхаюсь от гнева.
Все установки, не поддаваться на провокации, дают собой. Она говорит вещи, от которых взрывается реальность, обыденным голосом, еще изображая при этом дружелюбие.
— Парни немного перестарались. Но видимо, вы их спровоцировали. А, — машет рукой, — Без разницы. Их все равно уже нет в живых. Исполнители долго не живут, они слишком много знают, — заливается веселым смехом, будто рассказала невероятно веселый анекдот.
Пытаюсь сопоставить женщину, которую вижу перед собой, с той жизнерадостной девчушкой из прошлого, ничего не выходит.
— Зачем? — шепчу, севшим голосом. — Он же твой брат…
— Так я не собиралась его убивать. А ранение, шрамы, так они мужчину украшают. Понимаешь, — чешет подбородок. — Денис был слишком тепличным. Из него надо было сделать мужика.
— Засунув в тюрьму? Уничтожив его прежнюю жизнь?
— Ага, — довольно кивает. — Я прошла многое, и он должен бы на своей шкуре понять, что жизнь может быть разной. Жаль, Вик, ты уже не сможешь оценить, какого я из него мужика сделала.
— Потому что ты меня отсюда не собираешься живой выпускать? — высказываю догадку.
— Именно. Так, что могу позволить себе пооткровенничать с тобой, — смотрит на меня взглядом палача.
— Почему раньше не убила? Почему именно сейчас, Даш?
— Раньше, я тебя держала как приманку. Как сыр для мыши. И одно время была довольна результатом. Пока Денис не предал все наши цели, — мгновенно в лице меняется, пропадает наигранное веселье, его заменяет адский гнев. — Меня он предал! Все же надо было жестче воспитывать. Мое упущение, которое теперь кровью придется исправлять. Конечно, я не убью любимого братика, нет, — скалится. — Я заставлю его корчится в муках всю его жалкую жизнь. Я заберу у него тех, кем он больше всего дорожит.
Глава 50
— Для чего это все? Даш, откуда столько ненависти? — мотаю головой, не понимая, как в этой хрупкой и на вид красивой девушке может помещаться столько черноты.
— Ты в курсе истории моего появления на свет? — вроде бы улыбается, но на лице холодная маска, а под ней, даже не хочу думать что.
Уже тот факт, то она организовала то жестокое нападение и говорит о нем спокойно, раскрывает ее как личность. Так дальше ничего хорошего я от нее не жду.
— В курсе разных версий, ту, что пропагандирует твоя мать, и другой, более реальной.
— Моя мать слабая, забитая, обделенная умишком женщина, — морщит нос.
Коробит, как она отзывается о собственной матери. После последних событий я зла на Елену. Но это не отменяет факта, как она любила Дашу, как оплакивала ее. Она слабая женщина, да, но она мать.
Я была лишена матери, воспитывалась с мачехой и для меня слово «мама» сродни святыни.
— Она тебя любит, — говорю глухо. Не знаю даже зачем, вряд ли для Даши это слово имеет хоть какое-то значение.
— Ой, толку, — отмахивается. — Она полюбила моего папашу. Слепо о нем горевала и отдала наши деньги в чужие лапы.
— Все из-за денег? — безразлично интересуюсь.
Меня уже сложно чем-то удивить.
— Не только, — поправляет челку. — Если ты думаешь, что моя жизнь была сахар, то очень сильно ошибаешься. Я родилась, не зная своего настоящего отца. А Ярослав — враг. Это именно он подсуетился, чтобы прибрать мамино наследство к рукам.
— А тебе с ним так плохо жилось? — выгибаю бровь. — Не думаю, что Ярослав бы тебя оставил без копейки в кармане.
— А зачем мне копейки? — трет переносицу.
— Эта троица, твой папаша, Ярослав, Степан влезли в нашу семью. Уничтожили ее и прибрали к рукам. Когда я росла, я постоянно слышала восторженные рассказы матери о моем отце. Как она его любила и как скорбит. В ее рассказах Степан был идеалом, едва ли не святым человеком. Ярослав меня не обижал, делал, все, что требуется. Но я не ощущала от него любви. Все расположение отчима доставалось Дену — его родному сыну. Я чувствовала себя чужой. Когда немного повзрослев, узнала от матери, что все, чем владеет Ярослав ее. Едва не сошла с ума. Как? Мы зависим от его милости? Выпрашиваем крохи? А ведь все принадлежит нам изначально! Но моя мамаша подписала какие-то документы по дурости, и ничего нельзя было вернуть. Думаешь, это стало для меня главным потрясением? Нет, — сама же отвечает на свой вопрос, грустно улыбнувшись. — Мне было восемнадцать, когда я подслушала разговор Ярослава с… моим отцом. Вот это было откровение. Отец, которого я считала давнишним мертвецом, оказался жив и здоров. Мне стоило немало усилий разыскать Степана. Тем более теперь его звали Стивен и он был гражданином другой страны. Но у меня получилось. Я шла на встречу, будучи вверенной, что он мне обрадуется. Строила планы, как мы отберем деньги моей
