— У тебя есть опыт хождения под парусом?
— Да, но только матросом.
— Разве на военные корабли пускают женщин?
— У нас был женский экипаж. Вообще, женщин пускают куда угодно, где не хватает мужчин. Только надо не просто украшать пейзаж своим присутствием, а на самом деле быть способной заменить мужчину на мужском месте. Или сразу идти на такое место, где женщина может превзойти мужчину.
— Куда например?
— В связь. Там нужна внимательность и аккуратность. У женщин с этим все в порядке, но физподготовку все равно сдавать придется. Военная связь такая. Не всем в бункере за пультом сидеть.
В продолжение разговора Ингрид показала свой тематический фотоальбом. На собеседовании перед отъездом в Ленинград Виктор Петрович попросил этой альбом взять с собой.
Девушки на «исторических» фотографиях не особенно отягощали себя одеждой. Да и юноши тоже часто принимали героические позы, имея из одежды только штаны и меч. Но штаны на молодых мужчинах были всегда, а на девушках не обязательно.
— Викинги разве не должны одеваться поприличнее? — спросил Уинстон, — У вас же северная страна, и раньше какая-то мораль была и все такое.
— Конечно, мы одевались по историческим источникам и по погоде, — ответила Ингрид, — Это же фотосессии, мы просто позируем, чтобы красиво. Правда, мы красивые?
— Правда, — честно ответил Уинстон и посмотрел на следующую фотографию, — Здесь тоже ты?
— Да. Это я на турнире. Третье место щит-топор. Девушкам нельзя браться за меч, говорили они.
На фото стояли три девушки в доспехах и со шлемами в руках. Юная Ингрид выглядела растрепанной и счастливой.
— Весело у вас. Я смотрю, тут в моде языческая мифология. Виктор Петрович говорил, что у вас более-менее терпят христианство, а язычество недолюбливают.
— Это официально. У нас в реконструкции без язычества никак. Потому что бить людей во славу Одина намного веселее, чем бить людей просто так.
— А во славу Иисуса?
— Некоторым нравится, но, по-моему, слишком серьезно получается. Почти как во славу Партии и Правительства.
— Да, — вздохнул Уинстон, — Если бить людей во славу Партии и Правительства, то и убить можно. У вас еще никого не убили?
— Специально нет. Мы сражаемся не по-настоящему
— Стальные топоры это бутафория?
— Да. И на лицах бойцов имитация боли.
— Русский язык очень странный. Я иногда не понимаю, когда вы серьезно говорите, а когда шутите.
— Это особенность русского юмора. Я тоже раньше не понимала. Вроде смешно, а если подумать, то все правда.
— Например?
— Второе, почетное, место занял русский спортсмен. Предпоследнее место досталось немцу.
— В чем тут шутка?
— Спортсменов было всего двое.
— Эээ… Черт! Действительно, и правда, и смешно. А еще?
— Когда человек говорит, что он Сталина в гробу видел, ты что подумаешь?
— Что это сильное неуважение. На грани.
— А если он в Москве в Мавзолей ходил?
Уинстон улыбнулся. Русский юмор в том, что фраза без контекста означает одно, а с контекстом совершенно другое. Как непечатная лексика. Очень контекстозависимый язык.
— Еще что-нибудь? — спросил он.
— Почему перед тем, как составить сетку радиовещания, советский гимн поменяли с «Интернационала» на «Союз нерушимый»?
— Не знаю. Вроде бы оба текста политически верные.
— Тебе бы приятно было просыпаться под «Вставай, проклятьем заклейменный»?
Картина мира. План Даллеса это не блеф, не химера
Из книги для подростков «Глубинное государство», вышедшей в серии «Знай врага в лицо».
Заругался тут Главный Буржуин. Затопал ногами, замахал руками. И вызвал к себе на самую глубину Глубинного Государства правительство Соединенных Штатов в полном составе.
— Не хочу больше слышать ни про какую Англию, — злобно сказал Главный Буржуин, — Ни в каком контексте.
— Да, господин, — поклонился президент Рузвельт.
— Сделайте там революцию. Немедленно. У какой оппозиции есть шансы?
— У коммунистической. Но они пойдут на сближение с русскими, — ответил начальник ЦРУ Аллен Даллес.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сделайте, чтобы не пошли. Чтобы они говорили, что английский социализм самый правильный в мире, а русские с немцами — ревизионисты и ничего не понимают.
— Сделаем.
— И надо сломить английский менталитет со всеми этими традициями.
— Сломим.
— Вы так уверенно говорите, как будто у Вас есть план, мистер Даллес.
— У меня есть план, господин. Окончится война, всё как-то утрясется, устроится. И мы бросим всё, что имеем, — всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой Англии. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.
— Трагедия это хорошо. Продолжайте.
- Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением… исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и прославлять так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего вражда и ненависть к английскому народу со стороны многонационального населения бывшей Британской империи, — всё это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов.
— Отличный план, мистер Даллес, — снисходительно похвалил Главный Буржуин, — Как так получилось, что он у Вас уже есть?
— Я готовил его для русских, господин.
— Прекрасно. Против русских у коллективного буржуинства сейчас кишка тонка, так что потренируйтесь пока на англичанах. Только не перестарайтесь, — Главный Буржуин многозначительно поднял палец, — Нам еще пригодится Англия как непотопляемый авианосец. Будьте готовы немного отыграть назад, чтобы навести порядок после революции.
— Да, господин.
— Какие еще будут предложения по отмене всего английского? — Главный Буржуин строго оглядел собравшихся.
— Англию надо перевести на правостороннее движение, — сказал министр транспорта.
— Переводите. Когда там будут наши танки, они будут ездить строго по правой стороне дороги.
— Англию надо деколонизировать, — сказал государственный секретарь.
— Правильно. Сделаем революцию, а колонии пусть объявят независимость. Потом их по одной подберем.
— Надо вывезти из Англии всех великих ученых, особенно физиков-ядерщиков, — сказал министр образования, — И принять все меры, чтобы англичане ни при каком возможном политическом строе не создали свое ядерное оружие.
