— Он уже задержан.
— Он угрожал здоровью моего брата, — не смог сдержать раздражение, глядя человеку в глаза, — я хотел бы его видеть.
Осознание, что я опоздал, било в виски тупой болью. Когда Вика уехала, ощущение стало едва переносимым. Но приходилось себя успокаивать тем, что теперь наши спецы могут вычислить вирус. Иллюзий, что мне посодействуют люди, я не питал.
— Вас хочет видеть Президент Джонсон.
Я тяжело дышал, стоя посреди гостиной:
— Думаете, убью эту тварь?
— Уверен, вы сможете договориться, — увещевал инспектор. — Если есть какая-то информация для вас — вы ее получите.
Я бросил взгляд на финансиста и вышел из комнаты. У ступеней уже ждал водитель Президента, пришлось стиснуть зубы и вспомнить, что благодаря своей же политике удалось сэкономить кучу времени и сил.
Словно по приглашению, у здания совета на автомобиль налетели журналисты. Но, на удивление, солировали совершенно не те вопросы, которых ждал.
— Скажите, когда ваша свадьба с Викторией Кэвил?
— Виктория продолжит работу на департамент обороны, или вы отрезали ей доступ к людям?
— Сегодня утром Викторию Кэвил видели в департаменте в сопровождении. Скажите, это как-то связано с вашим решением о ее будущем? Ваша пресс-служба молчит несколько дней…
Растолкав папарацци, служба безопасности пропустила меня внутрь. Обстановка была накаленной — это чувствовалось в каждом, кто встречался по пути в кабинет Джонсона. Сам он тоже ждал на входе, будто боялся, что я развернусь у порога.
— Рэм, — протянул руку, — проходи…
— Мистер Президент, спасибо за содействие, — сжал его ладонь.
— Мы не могли по-другому, — тревожно хмурился он. — Присаживайся.
Он просил невероятного, но я пересилил себя и опустился в предложенное кресло у окна.
— Я не потому не показываю тебе Келлера, что боюсь за него — он у нас не в кондиции…
Я вздернул удивленно бровь, но Президент продолжал без какого-либо сожаления:
— …Следственный комитет приложил все усилия, чтобы найти твоего брата. Смотри, — и он протянул мне планшет. — Он въехал в город вчера в одиннадцать пятьдесят. На камерах его больше нет. Но Келлер признался, что за город его не вывезли. Наши службы прочесывают улицы.
— Вы отдали мне сотрудника Департамента, — посмотрел на него в упор, — я все равно выясню, что явилось причиной его оборота и невозможности возврата, мистер Президент.
— Рэм, мы этого не планировали…
— В ваших лабораториях разрабатывается оружие против нас. И будь я на вашем месте — поступил бы так же. Мы — не единственные оборотни, которые вас окружают. Но если вы знаете, как помочь вернуть брата, если с ним поступили так же, как и с Джастисом Карлайлом, я хочу, чтобы вы дали мне знать. Это — не мой промах! Я не нарушал ваших условий! Не нарушайте же своих! Иначе мы все вернемся к тому, с чего начали…
Джонсон смотрел на меня прямолинейно, решая в эти секунды, что ему дороже — наши договоренности и мир или обязанность защищать государственные тайны.
— Я обещаю, в течение суток у тебя будет все о разработках, которые могли стать причиной появления подобных препаратов.
Можно ли было этому верить? Никто не узнает. Выдаст ли он мне формулу препарата или пустит пыль в глаза? В любом случае, сейчас Раина это мне не вернет. Я вдруг почувствовал себя опустошенным настолько, что даже воздух проходил сквозь. Если бы рядом была Вика, я бы снова вжал ее в себя, как подорожник в рану. Но осталось только попрощаться и вернуться в машину.
— Куда вас везти?
Суть вопроса дошла не сразу. На дворе уже вечер, Сезар должен довезти Вику ближе к полуночи, а потом заняться поисками. Чего действительно хотелось — броситься искать самому, но это то же самое, что иголку в стоге сена… Куда он вывез Раина, где выбросил? Сезар написал, что кот, похоже, в себе — ведет себя покладисто и все понимает, как человек. Куда пойдет Раин, будучи медведем?
Я отрицательно кивнул водителю и отпустил, а сам вызвал такси. У крыльца церкви Сэндингтона я был через час. Внутри как раз шла служба в стиле хозяина — трогательные песни в исполнении детей не на церковные, а вполне мирские темы. Сэндингтона любили за особую атмосферу, близкую людям, и отсутствие превосходства. Не было у него строгих правил посещения. И за все это он бы и дальше огребал критики и угроз, пока я не дотянулся до Президента.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я постоял на крыльце, раздумывая, слушая мелодию, что звучала внутри. От меня многое и многие зависели. Но пресмыкаться на пузе перед людьми я не стану. У всех есть границы, и пусть нас немного, но слабость показывать не стоит. Недолго снова собраться — Раин как раз был хорош в межклановых связях. Если люди изобретают оружие массового поражения против оборотней, то нужно вовремя дать им понять, что с нами так нельзя.
Только тот факт, что мне отдали кота, говорил об обратном и давал надежду, что люди не хотят войны. Оставалось балансировать в этом хрупком мире и не расшатывать его.
— Рэм, — окликнули меня знакомым скрипучим голосом. Но не успел я обернуться, Сэндингтон меня едва не сбил с ног словами: — Ты же за пропажей? А я говорил Раину — ты придешь…
49
* * *
— Ты же понимаешь меня? — провела я по голове льва. Джастис смотрел на меня так пронзительно, что, кажется, если забыть, что он лев, можно было увидеть знакомые черты.
— Это удивительно, — склонилась над ним Дана.
Комната в исследовательском центре напоминала ординаторскую в департаменте. Мы приехали ночью, но нас ждали в полной готовности. Сейчас Джастису снова делали восстанавливающие капельницы, изучив список манипуляций и результаты сканирования. Меня заверили, что как с животным с ним точно все будет в порядке.
— Может, конечно, все впереди…
— Давай не будем терять надежду раньше времени. — Как ученый я понимала, что не стоит недооценивать «мозговой штурм», но как другу мне тяжело было слышать такие прогнозы.
Джастис сидел рядом с капельницей. И, честно говоря, мало напоминал мне прежнего, несмотря на то, что был понимающим и покладистым. Реакции были какими-то отстраненными. Он не старался мне помочь, моргнуть вместо «да», хотя я просила, стараясь выработать систему знаков. Но оборотни — не люди, восприятие реальности у них все равно изменяется при обороте… Хотелось надеяться, что этим все объяснялось, а не какими то упадническими настроениями пациента.
— Подождем…
Лев вдруг завозился и занервничал.
— Что? — подскочила к нему, осторожно вытаскивая иглу из лапы. — Джастис…
— А вы его пускали пописать? — предположила вдруг Дана. — А то уже столько влили раствора…
Через две минуты Джастис бежал впереди по территории к ближайшим зарослям.
— Только не уходи, слышишь?
Я опустилась на траву, чувствуя себя совсем без сил. Рэм еще не звонил, а я боялась его дергать… Джастис… А еще меня ждал Денвер. То есть Керрен… Жизнь будто разорвало, и ошметки разметало так, что не собрать. Работа, планы, цели, ценности… Все сильно изменилось.
Растянувшись на траве, я открыла глаза и уставилась в ночное небо. Воздух рождал зуд на языке, хотелось постоянно сглатывать его пряный осадок и дышать, дышать… Звезды, подернутые млечной дымкой, можно было разглядывать бесконечно. Они переливались, утаскивая взгляд все глубже, рисуя причудливые линии и узоры.
Я не сразу услышала, как лев приблизился. Уселся тихо рядом и шумно вздохнул, когда повернула к нему голову.
— Я верну тебя, слышишь? — протянула к нему руку, и он зажмурился от моего касания. Повинуясь порыву, я обхватила его за шею и уперлась лбом в его грудь. — И вот зачем тебя туда понесло, а?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Показалось, лев укоризненно засопел. А я раньше так боялась их звериной ипостаси… до дрожи! А теперь невероятный трепет рвал солнечное сплетение — они умеют быть людьми гораздо лучше самих людей. Умеют хранить искреннюю привязанность и семейные ценности и грозно отстаивать свое у целого мира.
