Один из воинов парировал меч скелета, второй отрубал руку, а третий отсекал голову. Если рядом оказывался четвертый, то ему оставалось лишь пнуть по мертвому черепу ногой, запулив его как можно дальше.
«Надо бы прекратить, — неодобрительно подумал Данут. — Не дело черепами кидаться. Собирай их потом по лесу».
Данут не успел озвучить приказ, как сзади раздались крики ужаса. Обернувшись на шум, парень сплюнул. Ну, не зря его беспокоила старая безымянная могила!
Курган, в котором невесть когда, был погребен невесть кто — не то герой, не то чудовище, вдруг начал вспучиваться. По его поверхности, утрамбованной до плотности кирпича, пошли трещины. Комки окаменевшей земли полетели в стороны, словно ошметки мокрой грязи из-под колес мчащейся кареты. Потом показался череп — огромный, с вытянутой вперед нижней челюстью, с длинными клыками, и, почему-то с одной глазницей, а следом высунулись две огромные костлявые лапы, раздирающие слежавшуюся землю, расширяя проход для тела. И, наконец, вылез и сам погребенный, показав себя целиком — скорченный скелет, с потемневшими от времени костями, высотой в добрых восемь, а то и девять футов. Каким он был при жизни, страшно себе и представить!
Гигант поводил черепом, озирая бьющихся людей и скелетов, словно бы мог что — то увидеть, отряхнул задние конечности и, пошел вперед, расшвыривая дерущихся, не разбирая живых и мертвых. Ухватив за костлявую кисть одного из скелетов, монстр оторвал ее, завладев оружием. Махнув легким клинком, монстр целенаправленно зашагал туда, где сражались Данут и Старх.
Была надежда, что монстр увязнет в костях, но «холодная паства», оказавшаяся на дороге гиганта, разбегалась, освобождая тому путь. Но на какое — то время оба предводителя получили возможность перевести дух.
— Твою мать, — выругался градоначальник, опуская секиру. — И что с ним делать?
Данут, оценивая ситуацию, быстро сказал:
— Разбегаемся в стороны. Я вправо, ты влево. Постарайся отвлечь его на себя. Хотя бы на чуть — чуть…
Переспрашивать было некогда и Старх, уже привыкший доверять юноше — почти мальчишке, отскочил влево, пытаясь достать монстра топором. Тот парировал, встретив лезвие топора кончиком клинка. Чувствовалось, что в останках таилась изрядная сила, потому что от его удара градоначальника, мужика, в общем — то, не слабого, повело в сторону. Если бы оружие гиганта было тяжелее, могло бы сбить с ног. Зато стычка слегка отвлекло чудовище, позволив Дануту выполнить то, что он задумал.
Глава 13
Предательство и благородство
Парень убрал меч в ножны и, в тот момент, пока одноглазый обратил пустой взор на конта, подскочил к огромному скелету, с быстротой ласки кинулся тому на плечи. Ухватив монстра за ключицы, с усилием нагнул его назад, пнув под коленную кость. Все — таки, сила, оказавшаяся в костях, не смогла компенсировать отсутствие мышц и связок. Налегая всем телом, парню удалось пригнуть гиганта, а когда череп чудовища коснулся земли, прижал его коленом и закричал:
— Руби!
Монстр уже начал подниматься, когда Старх сильным ударом перерубил шейные позвонки, отделяя уродливую голову от костлявых плеч. Данут, удерживавший череп, покатился вместе с ним в кусты.
Спешно вскакивая на ноги, юноша отшвырнул от себя череп, выхватил меч, готовясь к самому худшему — к тому, что скелет будет сражаться даже без головы. Но к счастью, обезглавленный монстр лежал спокойно, превращаясь в то, чем и должен оставаться мертвец, чья плоть сгнила тысячу лет назад.
Радоваться успехам было еще рано. Скелетов, пусть и не столь могучих, оставалось достаточно. А еще — надо отыскать ту заразу, что вызвала из могилы одноглазого.
Но постепенно бой сошел на нет. Мертвое воинство повержено, а живые ходили, устало отрубая проигравшим головы. По настоянию Данута, отрубленные конечности складывали отдельно, а черепа отдельно. Вот теперь воины и сами были не рады, что в азарте боя запинывали мертвые головы в кусты, потому что парень заставил собрать все! Ворчать ворчали, но собирали, понимая, что всю эту гнусность следует отвезти в безопасное место, и сжечь! Кто знает, не появится ли особо умелый некромант, способный собрать целые скелеты из обрубков? Все может быть, но из пепла собрать что — то целое будет труднее.
Бой выигран, но и люди понесли потери. Треть из тех, кто пошел с обозом из Хандварка в Бегенч, уже не вернется обратно. Данут едва не зарыдал, увидев тело старого Карагона, пробитое мечами и изодранное костями. Из жителей Бегенча — воинов или добытчиков петрола, кто разберет? — погибло человек пятьдесят. Еще столько же были ранены. В числе тяжелораненых оказался и сам градоначальник. Один из живых мертвецов, едва ли не последний, устоявший на ногах, успел проткнуть бок Старха клинком и, теперь можно было лишь уповать на волю Единого, чтобы тот сохранил жизнь хорошего человека.
Данут, как и положено вождю, следил, чтобы всех раненых перевязали, собрали мертвых. Особая забота была о волах. Из тех, что прорывали центр нежити, уцелевших не было, а из «кавалерийских» выжило не больше половины. Волов было жаль не меньше, чем людей. Данут, уже в который раз пожалел бессловесную скотину, которую человек беззастенчиво использует, а потом, после минования в ней надобности, просто бросает.
Пока ходил, не заметил, что наступил вечер. Откуда — то вынырнул старший приказчик. Был он в бою, нет ли, Данут уточнять не стал. Жив, и ладно. Юноша теперь рад был свалить на него главное дело — добычу петрола и доставку его обратно. Только, кто теперь будет сопровождать обоз? И удастся ли вообще его сформировать? Но Инвудас, как ни странно, был весел.
— Завтра — послезавтра — ну, как выспится народ, отдохнет, петрол накачают, бочки зальют. Возчиков здесь наймем, — сообщил Инвудас. — Людям нынче не до добычи, нужно в Хангварк идти, провизию закупать. Купцов тут давно не было, запасы кончились. Вот, заодно и помогут.
Похоже, Инвудас уже обо всем подумал, спланировал и договорился. Ну и молодец. Данут улыбнулся, прошел слегка вперед. И тут в спине он ощутил жуткую боль. Такую, от которой все тело сводит судорогой, а голова напрочь лишается ясности.
Ну почему, если ударили в спину, болит голова? Если бы болела спина, тогда понятно, но ее — то Данут не чувствовал, как не чувствовал ни рук, ни ног. Но голова раскалывалась. Надо бы ее укрепить — веревками, обручами, чтобы не треснула на куски, не раскололась, как крошится на морозе глиняный горшок, заполненный водой. Такая боль была лишь однажды, когда он получил по голове сорвавшейся льдиной. Но тогда было все понятно. Кто
