Нож для масла. Лучше, чем ничего.
Сжав свое орудие в кулаке, я направляю его в сторону Мэрибет.
Она бросает на меня раздраженный взгляд.
– Нам следует поторопиться, Астрид. Я могу использовать Колесницу только один раз, прежде чем понадобится звездный свет, чтобы перезарядить ее. Я заберу тебя с собой, только если мы соприкасаемся. А теперь будь благоразумна, положи нож на место.
У меня вырывается мрачный смешок.
– Благоразумна? Хочешь, чтобы я была благоразумна? Разве это не благоразумно отреагировать именно так, встретившись с убийцей моего отца?
У Мэрибет начинает подрагивать подбородок.
– Я не хотела его убивать.
– Ты была мне другом.
– Я все еще твой друг. – Она пытается подойти ближе. Я тоже делаю шаг навстречу, направляя на нее тупое лезвие ножа. К счастью, Мэрибет проявляет осторожность и отшатывается в сторону, даже если в моих руках всего лишь нож для масла. – Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя домой. Там ты будешь в безопасности.
Я качаю головой.
– Я больше не верю ни одному слову, что слетает с твоих уст. Заявляешь, что ты мой друг, что пришла сюда спасти меня от Охотника, а потом пытаешься доставить меня к мачехе. К той самой женщине, что хочет меня убить.
Мэрибет открывает рот, но только выдавливает из себя стон.
– Хотела бы я все рассказать тебе, но не могу. Просто следуй за мной. Она сама все объяснит.
– Не существует объяснения, которое могло бы оправдать смерть моего отца.
По щекам Мэрибет снова текут слезы.
– Знаю, – шепчет она. – Он не заслуживал смерти.
От ее слов мое сердце пронзает боль. Боль не от сочувствия к ней, а из-за того, что она права. Мой отец не заслуживал смерти. Под этим скрывается более мрачная правда, с которой я не хочу сталкиваться. Я пытаюсь призвать ярость, которую испытывала на арене, хотя бы для того, чтобы сжечь это новое ощущение, но зловещие эмоции проникают в мою кровь, в кости, наполняя меня опустошающей болью. Темной пустотой.
Печалью.
Мой разум наводняют воспоминания о застывшем, испещренном черными ядовитыми прожилками лице отца. Затем я вспоминаю наш спор, то, как я кричала, что ему на меня плевать. Я закрываю глаза, чтобы больше не видеть обиду, что отразилась на его лице, но данное видение сменяется другим, гораздо более болезненным. Моменты счастья, что мы успели разделить. Улыбка в глазах моего отца, веселье в его голосе. Как он смеялся, когда спасенная мной белка устроила хаос в его кабинете, погрызла его тюбики с краской. Как я стояла рядом, пока он работал над своими портретами. Как ласково отец гладил меня по голове всякий раз, когда я делилась с ним своими тайными соображениями относительно самых заветных качеств его клиентов. Как он поднял меня с берега озера, где жестокая мать оставила меня, успокоил, завернул в самую мягкую на свете шкуру и пообещал любить и заботиться обо мне до конца своих дней.
Он сдержал свое обещание, а я…
Я убила его.
Яд в пироге должен был отравить меня.
Меня.
Я должна была умереть.
Моя грудь вздымается от прерывистых рыданий, таких сильных, что у меня перехватывает дыхание. Мои легкие слишком сжаты. Разорванное сердце слишком уязвимо. Я чувствую себя так, будто каждая капля печали, которую я избегала испытывать с тех пор, как умер мой отец, обрушилась на меня разом. Я не могу вынести подобное горе, потому что, если позволю ему поглотить меня, не думаю, что когда-нибудь смогу из него выбраться.
Заслуживаю ли я вообще того, чтобы выбраться из него?
Имею ли я право избегать гнева моей мачехи?
Ведь яд предназначался мне.
Я знала об этом с самого начала, точно так же как знала, что за отравлением стоит именно Трис. Но теперь тяжесть того, что все мои подозрения подтвердились, давит на меня. Пригибает к земле. Эта ноша слишком тяжела. Просто неподъемна.
Новый приступ рыдания охватывает меня, укрепляя уверенность в том, что мне остается только одно.
Я засовываю руку в карман брюк. Однако, как только я извлекаю стеклянный флакон с настойкой, кто-то вырывает его из моих рук. Сквозь пелену слез я вижу, как Мэрибет отходит от меня с настойкой в руке.
– Положи нож, и я верну тебе флакон, – заявляет она.
Наконец, ярость, которую я искала, возвращается, сглаживая самые острые углы моей печали. Эта ярость придает мне смелости напасть на Мэрибет, ударить ее жалким ножом для масла. С визгом моя горничная отскакивает назад. Воздух пронзает ее крик:
– Я выброшу его!
Я замираю.
Она вытягивает руку в сторону.
– Я выброшу этот флакон, разобью его об пол, если не положишь нож и не пойдешь со мной.
Мой взгляд останавливается на флаконе. Паника подступает к моему горлу. Я не могу позволить ей разбить его. Это последняя настойка, что у меня осталась, и я до сих пор не придумала, как приготовить новую порцию. Но я ни за что не вернусь с Мэрибэт в Весеннее королевство, даже если там имеются все необходимые ингредиенты.
Уже более миролюбиво Мэрибет продолжает:
– Пойдем со мной. Там у тебя будет неограниченный доступ к пурпурному малусу. Тебе больше никогда не придется чувствовать боль.
Я делаю шаг вперед, но Мэрибет поднимает руку выше.
– Сначала брось нож.
Я раскрываю ладонь, и мое нелепое оружие с грохотом падает на пол у моих ног. От облегчения плечи Мэрибет расслабляются. Она направляется ко мне, но я продолжаю пристально смотреть на настойку. Пусть я не собираюсь идти с ней, но я также не позволю разбить мой флакон. Я буду бороться с Мэрибет, если понадобится. Буду бить ее, царапать, делать все, что смогу…
Снова вспыхивает свет, который ослепил меня на арене. Мой желудок закручивается узлом. Свечение – признак того, что устройство активировано. Если сейчас Мэрибет прикоснется ко мне, то точно заберет с собой. Теперь я не смогу заполучить свой флакон обратно. Теперь, из-за света, я даже не вижу, где он.
Воздух пронзает звук ломающейся древесины. Я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы увидеть его источник. Свет от Колесницы мгновенно гаснет, показывая стоящего в дверном проеме Торбена. Одна из деревянных дверей болтается на петлях. Все еще окровавленная после драки с Хелоди одежда делает его воплощением чистой ярости. Охотник входит в комнату. Его грудь вздымается, опущенные по швам руки сжаты в кулаки.
– Ты ранена?
Его взгляд прикован к Мэрибет, но я знаю, что вопрос адресован мне.
– Нет, – с трудом произношу я, – но у нее мой…
Торбен бросается к девушке. Всхлипнув,
