– Ответь-ка, Фатха, – спросил Сахиф, – а ты не боишься, что я просто убью тебя?
– И тогда твой дед узнает, зачем ты тут и о чем мечтаешь. И не надо делать такое угрожающее лицо, – насмешливо продолжила она. – Ты и я знаем, зачем мы тут и чего каждый из нас хочет. И давай доведем дело до конца. Три или даже шесть алмазов ничего не решат. Нужны все, а главное, нужно знать зачем, точнее, как их использовать. Я тут нахожусь именно ради этого. Ну и, разумеется, ради половины состояния твоего деда, – добавила Фатха. – Твоя сестра меня невзлюбила с первого знакомства. А она что, здесь с самого рождения?
– Как тебе сказать… Так получилось, что мы двойняшки. Нулиша старше меня на несколько минут. Мы росли вместе до пяти лет. Потом нас разделили, и мы виделись очень и очень редко. Меня в десять лет отправили в Англию, к дяде Асуну. Там я получил образование и научился быть воином. Через двенадцать лет меня вернули деду, и я прожил тут три месяца. Нулиши не было, – добавил он. – Задавать вопросы тут, ты уже это знаешь, нельзя. То, что нужно знать, тебе скажут. Иначе просто лишишься языка. Ахемениды считают, что настоящий воин должен знать то, что ему скажут, а узнавать – это удел слабых.
– А женщины? – спросила Фатха.
– Ахеменидки учатся боевому искусству и наравне с мужчинами сражаются с врагом. Правда, с каждым годом нас становится все меньше, – вздохнул он. – А дед упрямо не желает признавать, что жизнь – это не только эти неприступные горы. Правда, тут есть телевидение, отличная связь, но тех, кто все это сделал, скормили тиграм. Им обещали богатые дары и дали бы, и отпустили, но они попытались проникнуть в сокровищницу и были наказаны.
– Подожди, ведь если бы их отпустили, они бы рассказали о живущих здесь…
– А про нас знают, – перебил ее Сахиф. – И довольно часто бывают пограничники, просто туристы, иногда заходят члены «Аль-Каиды». Закон ахеменидов не запрещает встреч с чужаками. И нельзя не оказать помощь нуждающимся в ней, кто бы это ни был. Любого, кто пришел, просто предупреждают, что нельзя ни о чем спрашивать и заходить в места, куда не могут входить чужаки. Если кто-то нарушает запрет, его снабжают пищей, оружием и выпроваживают. Вот и все.
– Я ведь до сих пор не знаю, как зовут твоего деда, – заметила Фатха.
– Побереги язык, женщина, – предупредил Сахиф. – Все называют его Повелитель, и этого вполне достаточно.
– Знаешь, принцесса, – вздохнул худощавый темнокожий мужчина в белой тунике, – мне не нравится…
– Послушай, Мархаш, – попросила темнокожая женщина в белом сари с наполовину закрытым лицом: – не называй меня так. У меня есть имя, и мне не нравится, когда меня так называют.
– Но Повелитель наказывает, если вас назовут иначе, – напомнил Мархаш. – И грозится выжечь провинившемуся глаза. – Он вздохнул. – И поверьте, мне очень не хочется…
– Но уже двадцать первый век, – перебила она. – А мы живем, как в Средневековье.
– Ну почему? – не согласился Мархаш. – Цивилизация не обошла и нас. У воинов современное оружие, система связи, сигнализация, спутниковое телевидение и…
– Хватит, не прячь свой разум за ужимками, – вздохнула женщина. – Тебе это не идет. Оставь меня, – попросила принцесса. – Я хочу побыть одна.
– Оставь нас, Кинжал Мести. – В комнату вошел Повелитель.
Согнувшись в глубоком поклоне, Мархаш попятился к выходу. Трое в черных костюмах, похожих в них на ниндзя, и с закрытыми лицами удалились за дверь.
– Значит, мы живем в Средневековье, Нулиша? – сев в кресло-качалку, спросил старик. – Я просто пытаюсь возродить уже давно потерянные правила тех племен, которые дали жизнь нашему народу. И именно поэтому…
– Дедушка, – вздохнула Нулиша, – а тебя мама действительно звала Йездигерд? Я знаю, что именно этот правитель первым начал править Персией как государством. Или…
– Да, – прервал ее тихий голос деда. – Меня действительно зовут Йездигерд. Видишь ли, – вздохнул он, – я все прекрасно понимаю и уверен, что после моей смерти все разбегутся в разные стороны и будут кто с усмешкой, кто со злостью вспоминать наш уклад жизни и скорее всего проклинать меня. Те немногие, которые будут вспоминать меня добром, погибнут, понимая, что остаться живым – значит, предать то, чем так долго жили, и опозорить мое имя. Но таких меньшинство, – грустно добавил Повелитель. – Мне уже сто один год, и мой жизненный путь очень скоро закончится. И я молю всех богов о великой милости позволить мне умереть своей смертью и предстать перед богами. Если кто-то отравит или зарежет меня, то, значит, я жил зря. Я воевал, потом долгими часами вымаливал прощение за пролитую кровь, потому что те, кто верил мне, погибали. Знаешь, – вздохнув, он опустил голову, – самым страшным временем были полтора года плена. И именно в плену я поклялся возродить племя ахеменидов. Вернувшись, я нашел этот сделанный в горе дворец. Собственно, его делали не мирные люди, а члены террористической организации. Мне о нем рассказал главарь этой организации, которого я спас в плену. Я нашел единомышленников, и вот уже тридцать лет племя ахеменидов живет по своим обычаям. Я сумел перевезти сюда найденные сокровища Дария Третьего, и это тоже мой грех. После моей смерти, я надеюсь, естественной, – вздохнул Йездигерд, – ты все узнаешь из моего дневника. Я дал клятву найти и сохранить семь осколков ангела Персуна, которые назвали камнями бессмертия. Но бессмертен только тот, кто не убивает за них, – добавил старик. – И именно поэтому я слежу за поисками осколков бессмертия. И те, кто найдет недостающие осколки, принесут их мне. Я дам вознаграждение каждому, потому что они все здравые люди и не думают о бессмертии. Умрет только один, – буркнул он. – Так я решил, и так будет до того времени, пока я не соберу семь осколков бессмертия и не уложу их определенным образом. – Он замолчал.
– Вы не верите и мне, дедушка, – мягко проговорила Нулиша. – Но я не упрекаю вас. Мне просто интересно, вы верите в то, что станете бессмертным? – спросила она. – Ах да, Повелитель, я нарушила одно из правил племени – не задавать вопросов. И что мне теперь будет? Выжгут глаза или отрежут язык?
– Ты очень похожа на свою мать, – вздохнул Повелитель.
– Я совсем не помню маму, – печально проговорила Нулиша. – Папу как-то смутно. Точнее, почему-то вспоминаю, как он катал меня на лошади. Как они…
– Ты все узнаешь после моей смерти, – напомнил ей ранее сказанное дед. – И еще кое-что, и тогда, может, поймешь и простишь меня. И вот что я тебе хочу сказать, – поднялся он. – Опасайся своего брата и его женщину. Они ослеплены блеском золота и мерцанием алмазов. Они убьют любого, кто встанет на их пути к богатству. – Он шагнул к двери, которая сразу открылась. – Все-таки цивилизация – прекрасная вещь, – заметил Повелитель. – Но с другой стороны, она делает человека ленивым. – Он вышел. Нулиша тяжело вздохнула.
– Зря ты сказал мне, что я многое узнаю после твоей смерти. Я могу захотеть быстрее исполнить свое желание. – Она, подняв руки вверх, закрыла глаза. – О боги! Не позволяйте желанию узнать правду… ожесточить душу и сердце… затмить разум ненавистью!
– Я делаю все, как вы сказали, – тихо произнес в телефон Шухв. – Но узнать, где истинная сокровищница, не могу. Однако я…
– Чем быстрее ты это выяснишь, – перебил его мужской голос на английском, – тем дольше проживешь. У тебя осталась неделя, а потом Повелитель услышит запись наших разговоров, и тобой займется Белый Перс. Я неплохо информирован о ваших законах.
– Вы не можете так поступить, – испуганно забормотал Шухв. – Я делаю все, чтобы помочь вам…
– За семь дней ты должен сделать все, о чем мы договорились.
* * *
«Значит, три осколка Персуна скоро найдут хозяина, – думал Повелитель. – Еще один пока никому не принадлежит, но его могут скоро найти. Я не знаю, где еще два, и не могу выйти на убийцу профессора Чайза. А ведь только он может знать, кто забрал алмаз профессора».
Россия, Москва
Жаклин, сидя в гостиничном номере, разговаривала по телефону:
– Знаешь, дорогой мой полковник, здесь мне даже нравится. По крайней мере народ довольно дружелюбен. Допускаю, что мне пока просто везет, но тем не менее я довольна. В Ярославль поеду завтра с группой туристов. Так что все очень удачно, – заверила она.
– Будь осторожна, – попросил полковник. – Где Пьер?
– Рядом, – сказала она с улыбкой. – Не приближается, но и не отходит. Со стороны это наверняка выглядит немного странно.
– Для понимающего человека сразу станет ясно, что это твоя охрана, – недовольно отметил полковник. – Собственно, хорошо, что ты это сказала, я вставлю Пьеру в ухо окурок кубинской сигары.
Жаклин рассмеялась и закончила:
– Я люблю тебя, мой полковник.
– Мы нашли логово, – доложил Гарри.
– Надеюсь, они вас не заметили? – спросил хриплым голосом Учитель.
