За рассказом не заметили, как выехали из города и окончательно придавили Лешика. Мужество покинуло его на одном из ухабов проселочной дороги, который Вячеслав, будучи за рулем, выбрал, как меньшее зло, ибо рядом была яма, величиной с воронку от разорвавшегося снаряда. Лешик неудачно вписался головой в металлическую окантовку двери и взвыл. Вытащить где-то и чем-то зажатые руки, чтобы помассировать ушибленную макушку, он не мог.
Аленка попробовала помочь, да неудачно – никак не могла определить место ушиба. Нашла уже тогда, когда шишка расцвела в полной мере, и лучше было бы ее не трогать. Лешик взвыл во второй раз. Между тем дорога пошла лесом и ровностью тоже не отличалась.
– Лешке нужен защитный шлем, – деловито заявила Алена и, вытянув из кармана носовой платок, аккуратно пришлепнула страдальцу на макушку. Подумав, добавила к нему потрепанный журнал «Отдохни», с большими трудностями извлеченный из-под моей ноги. Наташка тут же попросила сына не протереть журнал до дыр, поскольку там остался неразгаданный сканворд.
Честно говоря, было не до местных красот. Глаза машинально отмечали высокие сосны, холмистую местность, иногда проглядывающую ленту Оки. Разум четко отмечал: красота! Но без всяких эмоций.
Только я решилась спросить, долго ли еще ехать – дочь отсидела одну свою и одну мою ногу, – как дорога круто свернула вправо. Лешик временно взял реванш, отлепившись вместе с макушечной нашлепкой от окна, и подался на нас. Теперь уже взвыла Наташка, а у Лешика нашлись руки. Ими-то он и вцепился в переднее кресло, ненароком прихватив шевелюру летчика. Тот заорал мужественно – басом. Лешик моментально отцепился, дорога вильнула влево, и он вернулся к исходному положению. Мы приехали.
Выпадать из машины начали с Лешика. Петр Васильевич, хотя и потерявший часть волос, но зла не помнящий, открыл заднюю дверь именно с его стороны, подхватив парня на лету. За ним, непредусмотрительно отвергнув помощь подоспевшего братика, выпала Алена. Девочка запамятовала, что отсиженная ею нога осталась под моей коленкой. А я не в силах была ее приподнять – ногу свело. Девочка так на руках и выползала.
Дальше пошло легче – открыли дверь с Натальиной стороны. Но подруга тут же потянула ее на себя, потребовав перенести в другое место муравьиную кучу. Закрыть дверь подруге не удалось. Наталья так и повисла на ручке, дико вопя, что через секунду развалит всю муравьиную фазенду.
Вика попробовала подтолкнуть меня к мысли о выходе, но ее опередил летчик. Как раз под уговоры Вики он и вытянул меня из машины. Я тут же плюхнулась в траву – нога отказывалась служить.
Виктория вернула очумевшую от ужаса Наталью Николаевну с дверью на место, и на противоположной стороне их осторожно приняли добрые руки Вячеслава и Лешика.
Мы получили возможность оглядеться. Прямо посреди леса на небольшой полянке стоял добротный деревянный дом. За ним, огороженный частоколом из тонких кольев, располагался огород, где в пышном махровом одеянии красовались рядки капусты. Что-то еще торчало на грядках, но было не до растительной жизни. За домом раздался ленивый собачий лай. И почему я решила, что Вика будет жить в деревне или поселке? Дом-одиночка посреди леса. Замечательно!
– Надеюсь, здесь ты долго не задержишься… – углядев в наших глазах тихий ужас, нерешительно сказал Петр Васильевич Вике.
– А здесь есть электричество? – дрожащим голоском спросила девочка. – Я хочу спросить, смогу я здесь пользоваться ноутбуком?
Петр Васильевич замялся, и, воспользовавшись этой заминкой, я твердо пообещала Вике, что она здесь точно долго не задержится – максимум дня три. Из кожи вон вывернусь, но вытащу ребенка отсюда в нормальную обстановку. И лишу Суворова материнства! Или отцовства? Впрочем, не важно.
– И плевать нам на все твои нравоучения, понял?! – с яростью заявила летчику Наташка. – Загнали девчонку в какой-то медвежий угол!
– Это не угол, – огрызнулся летчик. – Это дом лесника, точнее, лесничихи.
– Лесник с тоски к зверью потянулся, – сделал глубокомысленный вывод Вячеслав. – Какое-никакое, а общение…
– Лесник никуда не потянулся! – Летчик начинал злиться. – Здесь с женой и живет. У него, как бы это сказать… временные трудности с головой. Последствия неудачной санитарной вырубки леса.
– А-а-а! Бревнышком по головушке! – догадалась Алена. – Ну ладно, пару дней я еще прогуляю. Останусь с Викой, как заложница.
Дочь смотрела на меня прямо и решительно. Мне показалось, что сию минуту лишусь сознания. Прямо не сходя с места. Сердце бухнуло один раз и, кажется, замерло. Я вяло подумала о себе, как о живом трупе, посмотрела на Вику и, ругая себя самыми последними словами, не нашла сил возразить.
Наташка, ухватив меня за руку, что-то втолковывала Алене о пагубных последствиях отлынивания от учебы. В качестве наглядного пособия выставляла себя.
Я еще эгоистично, хотя и слабо, надеялась, что дочь передумает. Не передумала. Тем более что Виктория так и встрепенулась от радости. Если бы я и сама могла остаться! Но тогда нас отсюда никто не вытащит…
Славка задумчиво смотрел на девчонок.
– Даже и не думай! – решительно заявила я. – Ты мне позарез на воле нужен. Пошли, Петр, к твоей лесничихе. – Мне срочно надо было действовать. И не важно как – что-то ломать, крушить или знакомиться с лесничихой… Лишь бы не думать, что оставляю здесь собственную дочь и дочь чужую, но такую беспомощную и родную.
Не дожидаясь от него ответа, я зашагала к дому. На стук в дверь мне никто не отозвался. Я ее приоткрыла и крикнула:
– Хозяева! Есть кто дома?
Тишина…
Осторожно перешагнув порог, я очутилась в сенях. Подошла к двери в избу, повторила безуспешную попытку дозваться хозяев и вошла в просторную кухню с большой печкой. Ровно посередине темнел открытый погреб. Крышка была откинута в сторону. Подойдя ближе, я хотела нагнуться, чтобы повторить призыв к хоть одной живой душе, и с ужасом почувствовала, как мне в спину уперлось что-то твердое. Тут же раздался зловещий шепот:
– Полезай в подвал! Уходить будем по-темному!
Не в силах закричать, я кивнула и на не гнущихся от страха ногах полезла по ступенькам вниз. Следом, сопя, спускался бандит.
– Егоровна?! Ты дома? – Молчание на призыв Петра, увы, не было знаком согласия. – Архипыч?!. Ч-черт, кто-то подвал не закрыл!
Крышка люка со стуком улеглась на место, и наступила полная темнота. А вот тишина не была полной. Наверху велись какие-то переговоры, но все перекрывало сопение бандита. Как только таких шумливых в банде держат? И тут меня осенило!
– Архипыч? – позвала я тихо и не очень уверенно.
– Ась? – так же тихо раздалось в ответ.
– У тебя что в руках-то? Ружье?
– Ага.
– Ну так ты его опусти. Чего зря руки оттягивать. Все равно уходить будем по-темному, не скоро. А мы от кого прячемся-то?
– Да тут вот рыбачил под мостом, гляжу – кошки мяучат! Человек десять! Я – бежать по болоту. Сначала по колено, потом по пояс, потом по горло! Тут, сзади, как крикнули «мордва!», я скорости-то и прибавил, выбежал к дому, а они меня тут и ждут – грибники!
Оценить рассказ Архипыча я не успела – в подвале вспыхнул свет. Первая мысль была радостная – электричество все-таки есть. Вторая ужасная – стоя на ступеньках, Архипыч целился в крышку люка. Заорать я не успела, крик застрял в горле одновременно с тем, как она откинулась. Архипыч громко рявкнул «ба-бах!», успокоился и позволил помочь себе вылезти из подвала. Я вылезала следом с поднятыми руками. Почему-то казалось, что Архипыч попытается захлопнуть крышку люка, угодив мне по голове.
Встретили меня из плена радостно. Особенно Архипыч, потрясавший детским деревянным ружьем с вполне металлическим стволом.
– Брось свою берданку-то! – послышался позади меня суровый приказ. Оглянувшись, я увидела дородную статную женщину лет под шестьдесят, еле сдерживающую рвущийся смех. – Лезь назад да грибков положи… Погоди, куда полез-то? Сейчас миску дам… И огурчиков прихвати, горе мое луковое. – Архипыч с готовностью передал «берданку» мне, схватил посуду и, сопя, полез в погреб. – Здравствуйте! – чуть поклонилась мне Егоровна. – Вы уж не сердитесь. Он вообще-то безобидный мужик. С непривычки напугать может, но худого не сделает.
– Варенья доставать? – послышался из подвала голос Архипыча.
– Не надо, здесь есть, – милостиво отозвалась Егоровна и засуетилась, подключив всех к работе. За столом уже казалось, что мы свои люди в этом доме. – Не поверите, – жаловалась нам она, – ведь какой умница был! И вот тебе – производственная травма. Дочка все говорит, хватит жить на выселках, перебирайтесь в поселок. А я его жалею. Загибнет там. Втемяшилось же человеку в голову, что в поселке одни враги живут. Почему-то мордвой их называет. Привезла его к дочке на пару деньков погостить, а он забрался на чердак и назад – ни в какую. А тут как на грех участковый новый – познакомиться зашел. Наш-то и орет с чердака: «Приказываю взять живым!» Тот так за кобуру и схватился! Потребовал спустить Гришу вниз. А как заставить? Хорошо, дочка додумалась крикнуть: «Мордва на крыше!», он вниз-то и скатился. Увидел участкового в форме – да на улицу. В туалете заперся. И ведь что сообразил! Вымазался дерьмом-то, вылез – несет от него! Вот теперь, говорит, забирайте… Полдня его мыла, десять ведер воды извела, а к вечеру увезла назад.
