— Привет, я доктор Кашер, — сказала женщина. — Как ты сегодня?
— У нее низкая самооценка, — сказал мужчина.
«Это доктор Дэннард! Очнись! — мысленно прикрикнула она на себя. — Пора прийти в себя!»
Она с силой соединила губы. Щеки ощущались так, словно в них набили ваты.
— Боже правый! — сказала женщина. — А нельзя отключить воду? Тут даже собственных слов не услышишь!
Душ превратился в слабую капель. Ана почувствовала прилив благодарности. Слава богу, здесь не один только Дэннард! Тут есть кто-то в здравом уме.
— Итак, — начала женщина-психиатр, — ты уже лежала в больнице. Но в твоем досье об этом не говорится. Тебе должно было быть… Так, посмотрим. Эмили Томас, восемнадцати лет. Восемь лет назад все было сведено в единую систему, так что тебе, по всей видимости, было максимум десять. Детская травма, — сказала она кивая. — Умер кто-то из родных?
Ану начало неудержимо трясти.
— П-полотенце… п-пожалуйста! — сказала она.
Зубы у нее стучали так сильно, что она чуть язык себе не откусила.
Психиатры совещались над своими записями. В дальней части душевой в нише стояли привезшие Ану санитарки: они курили и болтали.
— Она стрижет и красит волосы, — сказал Дэннард.
— Проблемы с самоидентификацией, — откликнулась Кашер, что-то записывая.
— И низкая самооценка, — добавил Дэннард.
— Недостаточно упитанная, — отметила Кашер. — Булимия?
— Скажу сестрам, чтобы присмотрелись.
— Да, хорошо. Порезы, ссадины?
— Нет, — ответила одна из медсестер, выдыхая облако дыма и разгоняя его ладонью.
— Почему ты сюда пришла, Эмили? — спросила Кашер, изобразив на лице полную беспристрастность. — Судя по виду, тебя что-то тревожит. Почему бы тебе не рассказать нам, что тебя беспокоит?
Последняя надежда на то, что Кашер не окажется такой же сумасшедшей, как и Дэннард, улетучилась.
— З-з-замерзла, — с трудом выговорила она.
— А еще что-то есть?
Ана воззрилась на женщину из-под прядей мокрых волос, с которых капало. Ее заторможенный разум мог регистрировать только холод, стыд из-за наготы и безумие врачебной беседы в душевой кабине.
— Когда будет т-тес-ст? — спросила она.
— Что ты сказала?
— Она хочет знать, когда будет тест, — сказал доктор Дэннард. — Она одержима мыслью о тесте Диагностики личности.
— А! — Доктор Кашер кивнула. — Боишься нашего тестика, да? Расскажи мне об этом.
— Я просто хочу пройти тест, — сказала Ана.
— Расскажи мне об этом, — повторила Кашер. Ану охватило сильнейшее раздражение. — Что этот тест расскажет о тебе такого, чего ты не могла бы рассказать нам сама? Ты не любишь людей, да, Эмили? Ты им не доверяешь.
— Я просто хочу пройти гребаный тест.
— Вспыльчивая, — сказала Кашер Дэннарду.
Ана вдруг вспомнила Золотые правила, которые внушал ей отец. В разговоре с психиатром не выказывай никаких эмоций, кроме вежливой внимательности. Никогда не импровизируй. Никогда не прибегай к сарказму. Никогда не шути. Никогда не признавай, что испытываешь чувство вины. Она поспешно стиснула зубы, но было уже слишком поздно.
Кашер сделала пометку. Дэннард заглянул ей через плечо и кивнул.
— Как обычно, — сказала Кашер. — Два миллиграмма диопаксила и четыре бензидокса с постепенным увеличением до шести и восьми до повторной оценки через неделю.
Ану затопила паника.
— Нет!
Она рванулась вперед, чтобы схватить Кашер, волоча за собой свои бесполезные ноги. Кашер с силой ударила ее ботинком. Ана вскрикнула.
— Бога ради! — проворчала Кашер.
Ожидавшие санитарки затушили сигареты и бросились к ним. Что-то теплое затекло Ане в левый глаз, мешая видеть. В последней попытке что-то сделать она вскинула руки и крепко ухватилась за ногу Кашер, обтянутую черными брюками.
— П-пожа-алуйста, тес-ст!
Удар по спине заставил ее задохнуться. Она рухнула лицом вниз на грязный кафель. Пока она хватала ртом воздух, на нее обрушился новый удар. Череп взорвался болью. Потоки обжигающего льда. Такие яркие, что сероватая комната вдруг вспыхнула белоснежным светом.
21
Коул
Достопочтенный доктор Питер Рид еще не опаздывал, но нехорошее ощущение уже успело появиться. Коул еще раз направил инфракрасный бинокль на контрольно-пропускной пункт «Госпел-оук». Будки КПП находились в пятидесяти метрах за входом на станцию метро «Госпел-оук», там, где Гордон-хаус-роуд превращалась в Мэнсфилд. Обычно в это вечернее время по улице регулярно проезжали закрытые автомобили с шоферами, один или два каждые несколько минут.
Коул уже четверть часа вел наблюдение из-под железнодорожного моста, но через КПП никто не въезжал и не выезжал. Он перевел бинокль на мужчину, сидевшего в будке по правую сторону улицы. Охранник подъедал из картонки согретый в микроволновке ужин. На стене будки мерцали кадры телешоу в жанре реалити. Охранника из левой будки Коулу видно не было.
Он передернул плечами под дутой курткой, чтобы не замерзнуть. Его мысли переключились на Ану. Она сильная и находчивая, но он о ней беспокоился. Учреждение, находящееся под началом Коллегии, будь то тюрьма, детский приют или психушка, было опасным местом. Цели Коллегии всегда оставались одними и теми же: создать тихое покорное население, на которое можно тратить минимум усилий и времени. Методы Коллегии неизменно основывались на успокаивающих и психотропных средствах и сокрушающих дух условиях жизни. А когда этого оказывалось недостаточно, в ход пускались жестокие наказания.
Коул спрятал бинокль и подышал на застывшие пальцы. Все складывалось не так, как он себе представлял. Теперь ему стало понятно, насколько мало на самом деле ему показал его Взгляд и насколько его многолетние усилия, направленные на то, чтобы ничего не забыть, только размыли его воспоминания. Теперь у него сохранилось только туманное впечатление от событий и те слова, которыми он снова и снова пытался описать самому себе тот момент.
«Я целую ее — и вся вселенная становится на место. У меня в голове звучит музыка. Такая прекрасная музыка, что мне кажется, будто я слышу, как поют звезды».
Сразу после того, как шаман покинул «просветителей», Коул написал мелодию «Ясновидения». Но сколько раз он ни пытался, ему не удавалось завершить композицию — до того момента, как пару месяцев назад он увидел Ану, выходящую из Академии музыки, и что-то в нем встало на место. Он попытался пойти за ней, но не смог из-за того, что она села в машину с шофером. Потрясенный и обескураженный тем, что она оказалась Чистой, он гадал, как может получиться, что их пути пересекутся. Он расспрашивал про нее в Академии, но казалось, будто никто не понимает, о ком идет речь. А потом он пошел на концерт, чтобы помочь Джасперу Тореллу… Он столкнулся с Аной лицом к лицу, и те мощные чувства, которые он испытывал к девушке в своем видении, стремительно вернулись. Он ни на секунду не усомнился в том, что девушка, чья рука связана с рукой Джаспера, это та самая девушка. Восемь лет назад, когда он пришел в себя после Взгляда, он чувствовал себя наэлектризованным, словно все отрицательные заряды от потерь и боли, которыми было наполнено его детство, были с него содраны. Когда в лифте «Барбикана» он встретился взглядом с Аной, то ощутил такое же чувство электромагнетизма, словно он получил возможность начать все сначала.
Коул старался припомнить как можно больше деталей, относившихся к самому концу его Взгляда. Именно об этой части ему никогда не нравилось думать. Они с Аной находились вблизи от контрольно-пропускного пункта какой-то Общины в окружении людей, которые хотели, чтобы она там осталась. Она чего-то боялась — и убедила его уйти и оставить ее.
«Взгляд — это не что-то неизменяемое», — напомнил он себе. Когда настанет время, и если Ана выберет его, он ни при каких обстоятельствах ее не оставит.
В центре улицы за КПП возникло какое-то движение. Коул достал бинокль и подстроил фокусировку. Какой-то мужчина неуклюже шел по улице, сильнее припадая на одну ногу. Массивный хромой мужчина. У Коула участился пульс. Он осторожно вышел из тени, отбрасываемой мостом.
Министр оставил свой автомобиль и отступил от того плана, который они так тщательно прорабатывали несколько месяцев. Если не считать, что государственный министр торговли и промышленности просто запаниковал и потерял голову, то у него была на это веская причина. Либо его машину вывели из строя, либо ему пришлось спешно убегать.
Коул наблюдал за движением старика в бинокль. Если министр попал сюда из своего дома, он должен был пробежать почти два километра. Коула это впечатлило бы, не будь вся ситуация настолько тревожной.
В сотне метров от КПП министр пошатнулся и остановился.
«Иди, — мысленно приказал ему Коул. — Не дай охранникам времени задуматься о том, что происходит. Двигайся!»
