Через двадцать минут она уже вернулась в Восьмую студию. Девушке удалось где-то раздобыть для нее новое одеяло. Она помогла Ане улечься на матрас неподалеку от двери, но не на сквозняке. Спустя какое-то время к ней пришел сон. Глубокий и пустой. Проснулась Ана от скрежета открывающихся гигантских дверей.
В темное помещение вползло утро. Девушки, окружавшие Ану, вернулись к жизни, перешептываясь и оправляя постели и халаты. Из студии никто не выходил. Все явно чего-то ждали. Ана едва могла двигаться. Сочетание успокоительного и побоев заставило ее тело одеревенеть и болеть так, что даже пытаться шевелиться не хотелось. Она хрипела: из-за травмированной спины дышать приходилось поверхностно и часто. Хорошо хоть, что сегодня Коул будет ждать ее в той квартире на станции «Форест-хилл» и, когда она там не появится, свяжется с ее отцом. У нее будет выход. Но все остальные юноши и девушки застряли в «Трех мельницах» на многие месяцы, а может, и годы. Как они это выдерживают?
Мысли о Коуле пробились сквозь защиту Аны. На несколько коротких секунд она ощутила тепло его присутствия, надежного и сильного. Она представила себе, как он обнимает ее — так, как он это сделал у квартиры своей матери. А потом по двору прогрохотал десяток тележек, заставив ее резко вернуться к реальности. Девушки поспешно вернулись к своим постелям и легли лицами вниз, повернувшись номерами к потолку.
Тележки шумно разъехались в разные стороны. Ана слушала, как колеса переваливаются через металлические направляющие двери и вкатываются в спальню. Она уловила запах сигаретного дыма и заподозрила, что ненавистная ей санитарка опять поставлена охранять выход.
Медсестра начала раздавать лекарства. Тележка со скрипом и лязганьем сновала между матрасами. Когда медсестра дошла до Аны, она остановилась, вручила ей маленькую зубную щетку, тюбик зубной пасты, крошечный кусок мыла и пластиковый контейнер. Ана приподняла свое распластанное тело так, чтобы высвободить одну руку. Она взяла выданные вещи, положив пасту, зубную щетку и мыло себе под щеку, и сжала похожий на глаз контейнер. Он раскрылся. Она высыпала его содержимое себе в рот и сглотнула.
Сделав последнее усилие, она вытянула руку, чтобы вернуть пластиковую коробочку. Ничего не происходило. У нее сжалось сердце. Она подняла голову и скосила глаза на медсестру. Сестра не смотрела на нее и не двигалась с места. Уголком не до конца заплывшего глаза Ана заметила движение у входа. Она дрогнула. Они же не могут знать, что она запихнула таблетки под верхнюю губу! Она поймала на себе взгляд девушки, которая помогала ей накануне вечером. Девушка смотрела на нее немигающим взглядом, но за ее бесстрастным выражением лица пряталось предостережение.
— Воды, пожалуйста! — каркнула Ана.
Медсестра дала ей наперсток воды. На этот раз Ана отправила ее в рот и проглотила пилюли. Медсестра направилась дальше.
Как только все пациентки получили лекарства, ударил колокол. Медсестра и санитарки удалились. Девушки выбежали на холодный утренний воздух.
Ана с трудом поднялась на ноги. От малейшего движения болели мышцы, но ей срочно нужно было в туалет. Ей надо вызвать рвоту!
Согнувшись в три погибели и кутая плечи в одеяло, она проковыляла во двор. При виде очереди в туалет у нее оборвалось сердце. Очередь загибалась два раза: в ней стояло не меньше шестидесяти девушек. Очередь парней была короче, но это ничего не меняло.
Ана покосилась в другую сторону. У дальней стены слева, где куда-то уходили два прохода, присело, высоко задрав халаты, несколько девушек. Между ног у них лились струйки мочи. Держась ближе к стенам студии, Ана поплелась к проходам, собираясь нырнуть в левый проулок на то короткое время, которое ей потребуется для того, чтобы сунуть себе в горло два пальца.
Дойдя до края двора, она привалилась к стене и быстро осмотрелась, проверяя присутствие медсестер, санитарок или камер наблюдения. У нее в черепе нарастало давление. Она прижала ладони к вискам. Очень скоро лекарственные препараты всосутся через крохотные капилляры, и кровь перенесет их ей в мозг. Она набрала в грудь воздуха, отлепилась от стены и ринулась в проход.
— Стоп! — На середине движения крепкие руки поймали ее за плечи. — А ну-ка, спокойнее!
Этот голос был Ане хорошо знаком, пусть даже все остальное в этой девушке изменилось до неузнаваемости. Потрясенная Ана могла только растерянно моргать. Подросток с вытатуированной виноградной лозой втащила ее обратно на двор.
— С первого раза не понимаешь, а?
Ана прищурила свой наполовину видящий глаз, всматриваясь в тощую девицу. Черная челка зубцами спускалась на ее высокий лоб. Темные глаза были опушены длинными ресницами. На правой впалой щеке была родинка. Накануне Ана была слишком сильно накачана успокоительным и дезориентирована, чтобы узнать девушку с виноградной лозой. Сегодня при виде знакомых черт своей прежней лучшей подруги Ана мыслями унеслась в прошлое. Она вспомнила, как Тэмсин передразнивала их учительницу домоводства в тот день, когда Ану вызвали в директорский кабинет, вспомнила, как Тэмсин требовала, чтобы никто из их одноклассниц не дразнил Ану после того, как выяснилось, что у нее спящая Большая Тройка, вспомнила, как Тэмсин вкладывала всю душу в монолог Порции из «Венецианского купца» на школьном концерте, который они давали в десятом классе.
Ана с силой прикусила губу, пытаясь вернуться в настоящее. Кровь потекла ей в рот. Она не могла понять, узнала ли ее Тэмсин, несмотря на ссадины, подстриженные волосы и карие линзы, которые постепенно рассасывались и вскоре должны были исчезнуть окончательно.
Они стояли у дальней стены там, где их прекрасно было видно со двора. От едкого запаха блевотины и мочи, вкуса собственной крови и смятения у Аны закружилась голова.
— Снимай штаны и садись на корточки, как все остальные! — приказала Тэмсин. Ана послушалась. Ее бедра задрожали от нагрузки, грудь бурно вздымалась, но она никак не могла оторвать взгляда от татуировки. — Погоди… погоди…
Ана с трудом сдерживала позывы рвоты.
— Давай.
Возможно, Тэмсин имела в виду, что Ане можно сходить в туалет прямо здесь и сейчас, но Ана повернулась боком, и ее вырвало. Две таблетки сползли по кирпичной стене, покрытой коричневой жидкостью. В следующую секунду Тэмсин смыла рвоту водой из пластиковой бутылки. Жидкость стекла на землю, соединившись с мерзкого вида желтым ручейком, бежавшим вдоль стены. Почувствовав огромное облегчение, Ана опорожнила и мочевой пузырь.
— Не знаю, зачем надо надевать на новичков белые халаты и притворяться, будто они проводят первичное обследование, — сказала Тэмсин. — На следующий день все получают синий халат с цифрой. Не бывает, чтобы кого-то признали здоровым. Как можно доказать свою нормальность ненормальным?
Ана натянула трусы и встала. Чуть дальше в проулке шло какое-то движение. Неясно различимый паренек дергался туда и обратно, полускрытый другим пареньком, который стоял спиной ко двору, сгибаясь под каким-то большим весом. Ана попыталась расшифровать увиденное, но она все еще не опомнилась от встречи с Тэмсин. Она заметила кусок белой кожи. Потом — прядь длинных волос. Лишнюю руку.
Она чуть не задохнулась. Тяжелой ношей была девушка — почти потерявшая сознание девушка. А парни… они ее насиловали! Эта картина запечатлелась на сетчатке Аны, словно выжженная. Она вскинула руку, пытаясь не упасть. Ее обхватили за талию.
— Они…
Ей хотелось сказать Тэмсин о том, что она увидела в проходе, но у нее не получалось выговорить нужные слова.
Тэмсин оттащила ее от стены.
— Шевелись, — сказала она, отводя Ану к толпе, собравшейся у края меньшего двора. — Завтрак дают в порядке живой очереди.
Зазвонил колокол. Толпа подалась вперед. Увлекаемая общим движением, Ана позволила слезам ярости и отчаяния свободно течь по щекам. Она не знала, сколько этого безумия сможет выдержать. Как Тэмсин оказалась здесь, в «Трех мельницах»? Как Джаспер мог ее не узнать? Как парни могут творить подобное здесь, где девушки считаются пациентками? Предполагается, что девушки здесь в безопасности! У этого кошмара не было границ: он оказался таким же бездонным и черным, как межзвездное пространство.
* * *
После завтрака санитары загнали пациентов в громадную сводчатую комнату, обитую белым войлоком. Потолок перерезали три горизонтальные конструкционные балки. С балок свисали металлические штыри, на которых был закреплен десяток плоских экранов. Ана прошаркала к группе пациентов, собравшейся под одним из экранов, и обнаружила, что сопровождающий изображение звук становится слышен лишь с расстояния в полтора метра. В противном случае звук поглощали обитые стены, превращая его в тихое жужжание.
Длинное окно на уровне глаз шло вдоль левой стены старой репетиционной. Ана инстинктивно подошла к нему и выглянула наружу. Прямо под ним тянулась вымощенная булыжником улица. Прижавшись носом к стеклу, она смогла увидеть охраняемые ворота, через которые попала в больницу. Дэннард оказался прав. Внутри «Трех мельниц» реальный мир исчезал. Те голубые ворота с тем же успехом могли быть порталом, соединяющим два разных измерения.
