Я смогу выходить вместе с Анн-Клер… Она часто рассказывает о Робинзоне, о рае для влюбленных. Там есть листва между сучьями, и кофе пьют наверху, прямо на дереве. Или мы будем по нескольку часов каждый день ездить с ней верхом. Впереди еще прекрасные дни. Мы сможем, совсем как прежде, видеться ежедневно, я тоже, как Анн-Клер, буду работать. Мы могли бы также ежедневно вместе обедать.
Вечером я продолжаю ковать планы на террасе «Кафе дю Дом». Я уже страшно богат и как раз покупаю пятую автомашину для служителей моего замка.
За соседним столом громко разговорились два господина:
«Почему же она не захотела?» «Утверждала, что она еще невинна». «И этот глупый парень месяцами ходил вокруг да около?»
«Целый год».
«Целый год! Учти, если женщина не отдается в первые две недели, то не сделает этого никогда. Каждая женщина уже в первый момент решает: с этим я бы стала, с тем – никогда. Но решение всегда приходит уже в первую минуту. Позднее она сопротивляется чаще всего лишь для того, чтобы соблюсти форму. И чем же закончилось дело?»
«Он стал настойчивым, и она его бросила».
«Этот неудачник мог бы действительно раньше приступить к делу. Это ему, пожалуй, стоило кучу денег, не так ли?»
«Ясно – богатый юноша!»
Я тут же расплачиваюсь и иду домой.
Завтра я скажу Анн-Клер, что между нами все кончено. Или – или. В конце концов, я не кретин.
Я представил себе, как буду выгонять ее.
Я провожаю ее домой и, перед тем как расстаться, говорю:
«Даю тебе двадцать четыре часа на размышление. Если ты завтра вечером не станешь моей любовницей, я не хочу тебя больше видеть. Меня вокруг пальца не обведешь».
Ее лицо примет усталое выражение. Она уже не будет мне нравиться как прежде. Гибкие пальцы все заляпаны чернилами.
«Ты хочешь меня покинуть?»
Мы стоим в широких воротах большого двора; неожиданно поднимается холодный ветер и трясет фирменную вывеску над нами.
«Je t'en sais gre. Прекрасно с твоей стороны».
«Мы уже несколько недель вместе. Мне надоел этот театр».
«Скажи лучше честно и откровенно: у тебя есть другая?»
«Нет. Ответь на мой вопрос: хочешь ты быть моей? Да или нет?»
«Нет!» – отвечает она, почти крича, и фирменная доска над нами трещит так громко, что кажется, она вот-вот свалится на наши головы.
«Тогда исчезни навсегда с моих глаз, – говорю я, – ôte-toi de mes yeux à jamais. Vade in расе. Безнравственная душа!»
Я поворачиваюсь и иду домой. Сколько гордости еще во мне, черт возьми!
Вот так я хочу поступить.
А утром я тотчас ищу себе Новую.
На улице Сен-Жакоб перед моими ногами двигается что-то мягкое, странное.
– Что такое, черт побери?
В испуге и ярости я даю пинка этой штуке.
Черное Нечто летит по дуге и шлепается на мостовую. Крыса. Она упала на спину и сучит в воздухе ногами, как опрокинутый игрушечный автомобиль, чей завод еще не кончился. Она так забавно повизгивает от страха, наконец снова встает на лапы и, как снаряд, выстреленный из пушки, мчится прочь.
Я стою перед лавкой итальянских деликатесов.
Крыса… Да, крысой был Лео. В последнее время он становился все более ручным. Когда я давал ему кусок хлеба, он уже не отбегал прочь, а останавливался в нескольких метрах от меня и грыз добычу. Сегодня, кажется, он решился вовсе побороть свою пугливость, ожидая меня.
И тут я ему дал пинка… «Лео… О Лео!..»
Я стою и ищу его. Никогда в жизни я больше не увижу его. Я подорвал его доверие ко всему человечеству.
– Лео…
– Qu'est-ce que vous fichez-la? Что вы здесь делаете? Два ажана на велосипедах останавливаются около меня.
– Я иду домой…
– Eh bien… Так, и дальше?
– Eh bien… Bonsoir, Monsieur, 'dame!
Двадцать пятая глава
До полудня я изготовил новые рисунки и отнес их в редакцию «Альманаха», где недавно у меня купили так мною работ. Мне сказали, чтобы через три дня я пришел за ответом. То есть послезавтра. Если я разживусь деньгами, тотчас заплачу за квартиру (взнос на следующей неделе), до той поры буду поститься. В любом случае я заведу приличную молодую девушку, которая мне отдастся, не такую…
В середине дня неожиданно является Анн-Клер.
Так, сейчас с ней будет покончено.
– Servus, Monpti, я пришла, чтобы немного послушать музыку.
– Патефон не работает.
– О, уже сломался? Ты не можешь его починить?
– Я еще не пробовал.
– Ты знаешь, я так несчастна с тех пор, как ты купил мне шляпу.
– Каким образом?
– До этого все было хорошо и прекрасно, а теперь все изменилось. Что бы я ни сделала, ты все время будешь думать, что это оттого, что ты подарил мне шляпу. Как я могу, мол, тебя оттолкнуть, когда ты был со мной так мил. Меня эта шляпа совсем не радует, кроме того, она и не очень идет мне.
Да, шляпа… Я совсем забыл про нее. Ради шляпы мне не должна отдаваться ни одна женщина.
– Принеси вечером шляпу.
– Что ты с ней будешь делать?
– Мы уничтожим ее.
– Не лучше ли, если я снесу ее обратно в магазин?
– Нет, это не годится.
– Вот увидишь, разреши мне только сделать это.
– В общем, как хочешь.
– Я уже сдала ее. Ты не сердишься?
– И что ты купила взамен?
– Ничего. Мне вернули деньги, потому что я плакала. Вот они.
Она может плакать даже по команде…
Она достает из сумочки деньги и кладет их на стол.
– Ничего себе. И что мне делать с этими деньгами?
– Не покупай мне ничего. Мы теперь будем так счастливы, как ты этого не понимаешь! Теперь я могу с чистым сердцем сказать тебе «нет».
Я не возражаю ни словом. Она еще радуется тому, что свое вечное «нет» смогла выстроить в систему. Ну, погоди!
Едва она ушла, я тотчас же написал ей открытку для пневматической почты в ее бюро. Всего несколько слов: я должен отъехать, бесполезно искать меня в гостинице, когда она будет читать эти строки, я уже буду сидеть в поезде.
С этим покончено.
А теперь я пойду и раздобуду себе другую. Самое лучшее средство против женщин – другая женщина. А женщин, слава Богу, пока достаточно.
Фонтан Медичи в Люксембургском саду – место встречи влюбленных. Все, кто срочно нуждается в дополнении, приходят сюда.
Да и те, кто уже нашел взаимопонимание, тоже встречаются здесь.
«Она» взволнованная сидит на скамейке, как задержавшийся в гнезде птенчик, ждущий маму-воробьиху и выглядывающий, не летит ли она наконец с червяком.
«Он» задерживается с появлением; умный юноша. Собственно, женщины предпочитают лишь тех мужчин, которые так же невежливы, непунктуальны и лживы, как и они сами. Короче, юнец появляется. Девица вскакивает с места и растопыривает руки уже издали. Она закрывает глаза и раскрывает рот, как голодная птичка.
Сидят здесь также и молодые дамы тонкого воспитания из хороших семей, которые имеют несчастье принадлежать к безупречному общественному классу и вынуждены приходить сюда, чтобы с замирающим сердцем насладиться блаженством мужского петушиного красноречия и парковых знакомств.
