Иногда я вспоминаю те истории, что ты мне рассказывал – Русалочке или Золушке, – и мне кажется, что все это обо мне. Так или иначе – обо мне. Наверное, так бывает со всеми, когда кажется, что все истории мира – о тебе. Все, что произошло, произошло именно с тобой. «Что это с тобой, девочка?»
Знаешь, Фло, я в растрепанных чувствах. Да, все просто, я в растрепанных чувствах, так это называется. Поэтому я стою здесь и болтаю с Наставником, умершим четыре года назад, и верю, что он пригладит, приведет в порядок эти мои растрепанные чувства, как когда-то расчесывал непослушные волосы своего «маленького чертенка». Причеши мои чувства, Наставник, они торчат во все стороны, и я, наверное, глупо выгляжу о этой улыбкой и взглядом, растекающимся по пейзажу, как тесто для батлатных лепешек.
Всего три месяца назад я была на Урсуле, корпела над генными картами натров, пыталась освоить эту область. После того как разведка взяла под контроль нашу лабораторию, вернулась к синтезу медицинских препаратов – по большей части стимуляторов, регенерационных мазей, иногда боевых коктейлей и пси-модуляторов. Не могу сказать, что это мне нравилось, но было довольно интересно. Я просто не заметила этой перемены – слишком ушла в работу. Феникс присвоил всем нам младшие офицерские звания, провел инструктаж, взял кучу подписок и все такое. Однажды я проснулась младшим лейтенантом, но черта с два я вспомню, что это был за день.
Мы спали по четыре часа и работали в три смены – по своей воле, ожидали прорыва со дня на день, но потом был ряд неудач и в конце концов эксперимент показал полную непригодность гипотезы. Стало как-то пусто. Мы с Микки слонялись по корпусу, подолгу сидели на кухне, выдумали слабенький пси-модулятор – так, в порядке шутки. Он должен был вызывать видения из детства. Феникс дал ход проекту, с первым приоритетом – даже думать боюсь, во что они превратят наши «детские сны»…
А потом пришло это направление на Ци-Шиму. Рутина. Проверка фабрики иритума: сырье, условия производства – вплоть до упаковочного цеха и схем транспортировки. Смешно – исследовательская лаборатория имперской разведки занимается санинспекцией. Называлось все это, конечно, иначе – комиссия, независимые эксперты… Как бы то ни было, я была рада сменить обстановку. Мы проверили фабрику за четыре дня. Каждый угол, каждую ступень обработки – я слонялась с тестером и брала образцы материала. Черт знает, что я там пыталась обнаружить – что мы все пытались… Один раз я поймала себя на том, что тщательно изучаю молекулярный состав шторы.
С фабрикой все оказалось в порядке. Координатор комиссии заявил, что продукция пригодна к экспорту, поблагодарил за сотрудничество и велел нам сворачиваться. Вылет был назначен на следующий день. Планету я так и не посмотрела – Красные не выпускали нас из отеля. Мы на них зла не держали – эта наша комиссия сама по себе «знак доверия». Красные просто оказали ответную любезность, поэтому сервис был минимальным.
Весь вечер мы просидели в моем номере с Микки – она так и не успела акклиматизироваться, поэтому ходила вареная и тыкала сканером в коллег. Пару часов мы разбирались в интерфейсе синтезатора – чудном и довольно примитивном. Что бы там в Фениксе ни рассказывали про технологии Красных, нам явно подсунули какую-то музейную реликвию – я не нашла даже гравиконтроллера, приходилось сшивать все лазером, как на курсах. Реакция то глохла, то скачком уходила в красную зону, приходилось начинать все заново. Вообще-то сочинять мы пытались нечто, способное облегчить процессы акклиматизации, – мигрень Микки послужила вместо вдохновения. Получились три сладковатых коктейля, вызывающих сонливость, и один – с ускорением метаболизма. В конце концов мы устали, сочинили под занавес пару крепких коктейлей, отметили свой провал и завалились спать. Когда Микки заснула, я чуть подправила ее своими корнями – на утро ее голова была почти в порядке. Сил больше не было смотреть на это – от ее болезненного прищура у меня самой начинало ломить виски. Микки подумала, что мы под конец попали пальцем в небо и последний коктейль, который был маслянистым и на вкус напоминал растопленный снег, – в общем, она решила, что он вылечил ее мигрень. Я не стала ее переубеждать. Надеюсь, мы успеем придумать что-нибудь действенное, пока она не отправилась куда-нибудь еще и не начала спасаться от новой акклиматизации этой дрянью. Хотя, может, плацебо вылечит ее вернее?
В день отлета мне пришло приглашение во дворец. Я долго ломала голову, с чего мне вдруг оказали такую честь, потом все-таки пошла. До отлета оставалось еще часов пять, а мне хотелось вырваться из проклятого отеля.
До дворца меня доставили на блестящем глайдере – с сопровождением и прочими причудами. Я прилипла к окну и смотрела вниз – мы летели над океаном, потом сделали крюк над лесом, пролетели пару мелких поселений – в общем, мне дали вдоволь налюбоваться планетой.
Издалека дворец Красных напоминал пирамиду органных труб, а когда мы подлетели ближе, я потеряла возможность сравнивать – ничего подобного в Империи не было. Замок Совета на Иоле или резиденции императора – все это было совсем в другом стиле.
Дворец Красных был вообще мало на что похож. И меньше всего, наверное, на дворец… Чего стоили хотя бы синие иглы башен с полупрозрачными галереями, соединенные открытыми переходами, напоминавшими навесные мосты. Вообще было очень много открытых мест – веранды, балконы, цветущие сады на огромной высоте, бассейны и – на вершине самой высокой башни – огромный пылающий факел. И все это безумие цветов, линий и архитектурных изысков складывалось в какую-то абсолютно гармоничную картину. Дворец казался настолько целостным и естественным, словно вырос здесь самостоятельно, повинуясь очередному капризу их безумной природы.
Мы приземлились на одну из открытых площадок размером с небольшой луг. Она была покрыта желтоватым мхом, посередине бил крохотный, исходящий паром фонтан, а по краям, вместо перил, рос густой серый кустарник. Я украдкой коснулась одной из смолистых веток – поздороваться. Растение вернуло сигнал обратно – поприветствовало в ответ. Его сигнал был тягучим и полным спокойствия, как у многовековых хвойных. Но сколько лет этой живой ограде, я так и не узнала. Мне лишь пояснили, что во время постройки дворца эту полянку вместе с кипящим ключом вознесли на полкилометра вверх, стараясь не потревожить. Я думала, что для фонтана в башне проложена труба, но, оказалось, там телепортационный колодец, по которому и перемещается вода, не замечая мгновенного скачка на пятьсот метров. Все это казалось диким, непрактичным и в то же время преисполненным некого смысла. Если есть энергия, почему бы не вписать огромный дворец в пейзаж с минимальными изменениями последнего. Позже мне рассказали, что практически весь дворец пронизан такими телепортационными колодцами, создающими ощущение, что дворец находится во всех местах Ци-Шимы и одновременно – ни в одном. Они так бережно обращались со своей строительной площадкой, что планета даже не заметила, как в нее вписался этот дворец. Пораженная, я спустилась по обычной винтовой лестнице и оказалась внутри.
Парень, который доставил меня сюда, сказал, что мой проводник отыщет меня через полчаса – сейчас он немного занят, поэтому мне предоставляется полная свобода.
Минут двадцать я свободно разгуливала по дворцу в полном одиночестве, беспардонно заглядывая во все комнаты – кроме прислуги нигде никого не было. Только в одном из просторных залов лежал огромный белый тигр. Сначала я приняла его за статую, но потом он поднял на меня глаза и сказал: «Мяу». Не мяукнул, а именно сказал – приятным мужским голосом. Я поспешила захлопнуть дверь и отдышалась. Было полное ощущение, что я попала в некую сказочную страну, одну из тех, о которых ты рассказывал, Фло.
Проводником оказался сухопарый, но еще крепкий старик в фиолетовом наряде, чем-то напоминавшем рясу. Он поймал меня в дверях очередного зала и, поприветствовав, попросил следовать за ним. Семенил он довольно бойко – я то и дело сбивалась на бег и даже заподозрила, что он пользуется антигравом, но, заметив мелькающие под «рясой» ступни, сняла обвинение.
Весьма скоро я сбилась со счету, пытаясь понять, сколько залов, анфилад, балконов и апартаментов мы осмотрели. Обстановка везде была до дикости непривычной – нигде ни кусочка пластика, никаких терминалов, вся мебель максимально простая и никаких кричащих цветов, никаких вычурных орнаментов. Все это казалось огромной хижиной, построенной в лесу… Из леса. Но при этом – не срубая и не трогая ни одного дерева, ни одной травинки, просто выплетая из дикой природы то, что тебе нужно. Посреди первого церемониального зала стоял небольшой вулкан. Он слабо дымился, и его красный дым утекал в очередной мерцающий портал под потолком. Я думала, что вулкан потухший, но провожатый объяснил, что он вполне действующий, просто поле, сдерживающее лаву, отключают только во время коронации – должно быть, чертовски красиво. Хотя и кажется очередным безумием.