А тем временем в Академии художеств – сокращения. Декабрь 1830 г. Слух в Академии – Государь на академической выставке не задерживаясь прошел мимо картины профессора Андрея Ивановича Иванова «Смерть генерала Кульнева». Иванова подхалим Оленин сократил первым. Государь Николай Павлович обновлял Академию… И не понятно – как и что надобно писать, чтоб попасть в фавор, остаться в «элите» русской живописи. Это, впрочем, более волнует стариков: молодые покуда пишут то, что сердце греет. Карл Брюллов пишет прелестных воспитанниц возлюбленной графини – Джованнину и Амацилию, – в картине «Всадница». Картина по своим живописным достоинствам превосходна, о ней много говорят в Италии. А в России? Из России печальное известие, – Общество поощрения художников более не присылает векселей, пансион закончен. До окончания же начатой и поглощающей все силы картины «Гибель Помпеи» еще далеко.
Современники искали и находили прекрасное лицо графини Самойловой и в матери, обнимавшей двоих дочерей, и в женщине с вазой, и в жене помпеянца с поднятой рукой, и в облике упавшей с колесницы, и в лице девушки со светильником. Это так и не так. Во многих работах Брюллова есть этот тип красивой женщины. Для художника – тип «его» натурщицы. Для человека – счастье и несчастье от того, что любимое лицо повсюду.
Он написал гениальную историческую картину о… своем веке. Брюллов сам любил повторять, что главное условие исторического полотна – его «приноровленностъ» к требованиям века, в котором живет мастер. Очень точно подметил Владимир Порудоминский, автор повести о Карле Брюллове: «История – не гибель Помпеи, это лишь эпизод истории; история – крушение целого мира с его людьми, бытом, верованиями и неизбежное рождение нового мира, она – в смене миров, эпох»…
«Гибель Помпеи» встречает триумфальный прием и в Италии и в России. Совет Академии художеств просит разрешения у Его Величества возвести автора за создание необыкновенного по мастерству произведения в профессорское звание вне очереди.
Государь не дал на то соизволения и приказал держаться устава. Тем не менее, когда Брюллов вернулся в Россию, Николай Павлович принял его приветливо. Пригласил во дворец. Предложил написать заказную картину: чтоб в центре Иоанн Грозный с женой, в русской избе, на коленях перед образами, а в окне видно взятие Казани…
Брюллов попытался объяснить Государю, что такая композиция весьма уязвима для критики-с чисто живописной точки зрения. И попросил соизволения императора написать картину на сюжет «Взятие Пскова». Государь сухо и нехотя разрешение такое дал.
У императора был своеобразный художественный вкус. Так, он предпочитал батальную живопись. И чтоб картина была крупного размера, с топографической точностью воспроизводила бы сцены и картины лагерной или батальной жизни, а уж коли лица начальствующего состава на ней были б изображены, – то чтоб с портретной точностью. Рассказывали, что в минуты досуга государь сам подрисовывал на старинных пейзажах, украшавших покои императора, фигурки пехотинцев и кавалеристов.
В отличие от многих своих предшественников и потомков, Николай Павлович любил, что греха таить, навязывать свои художественные вкусы творившим в России художникам.
Карл Брюллов честно пытается создать обещанную Государю картину. Набрасывает многочисленные батальные сцены – этюды, эскизы «Осады Пскова». Картина не получается.
Тем временем на осенней выставке 1836 г. лидирует батальный жанр: огромные картины «Осада Варны», «Парад на Царицыном лугу», «Парад и молебствование на Марсовом поле»… Государь с Государыней на выставке были, работы похвалили, прошли в мастерскую Брюллова – осмотрели портреты, акварели, рисунки к «Осаде Пскова». А картина не рождалась.
Отвлек и высочайший заказ – профессорам Брюллову, Бруни и Басину писать образ для Казанского собора. Да еще Государь просит знаменитого живописца написать портрет Государыни с дочерьми. Псковская эпопея вновь откладывается.
Брюллов делает заказные работы на высшей планке профессионализма. А успех ждет там, где портретируемый ему близок, интересен. В это время рождается один из его лучших портретов – Нестора Кукольника, портрет поэта романтического, каким его себе представляет читатель.
Тем временем общий друг их – Карла и Нестора – восходящий гений русской музыки М. Глинка представил оперу «Жизнь за царя». Огромный успех. И – неожиданный толчок к развитию замысла «Пскова», – народная русская тема может быть по-настоящему трагической, значительной, а не «прянишной»…
Трагизма, впрочем, хватало не только в истории России, но и в современной жизни. Взять то же крепостное право. Узнав о драме крепостного художника Тараса Шевченко, и Карл Брюллов, и В. А. Жуковский, и старик А. Г. Веницианов взялись хлопотать об освобождении талантливого живописца. Хозяин, помещик П. В. Энгельгардт, дать вольную отказался. – Какая благотворительность, помилуйте, деньги – и больше ничего. Запросил 2500 рублей: сумма немалая!
Чтобы собрать ее, устроили при дворе аукцион, сам Жуковский продавал на нем собственный портрет кисти Брюллова. Государыня взяла билетов на 400 рублей, великая княжна Мария Николаевна – на 300, и наследник – Александр Николаевич – на 300. Выручили тысячу. Такие вот времена…
25 апреля 1838 г. вольная для Тараса Шевченко была куплена.
Свобода самого Брюллова стоила дороже. Он продолжал находиться в своеобразном рабстве, крепостной зависимости от денежных заказов.
Государь Николай Павлович заказал картину – изображение Государыни и трех дочерей, великих княжен – на конной прогулке. Брюллов пишет множество этюдов. Хотя портретируемые дамы достаточно хороши собой, но заказной характер картины давит, мешает. И вот – причуда, загадка творческого вдохновения. В это же время не шла у него работа над «Вознесением Божьей Матери». В поисках мотива для натуры наткнулся на свои этюды Великих Княжен. Написал с них портретно точно головы ангелов. Государю понравилось. Одобрил. Простил незаконченную картину. А семейный портрет императорской семьи на конной прогулке прелестно написал приглашенный из Франции Гораций Берне. Добавил и Государя. Вышла грациозная картина «Царскосельская карусель».
Русского человека, а Карл Брюллов по сути своей был, конечно же, русским художником, – ни слава, ни достаток, ни награды и чины не спасают от хандры и тоски.
Не добавила оптимизма и неудачная женитьба. Прелестница Эмилия Тамм, дочь адвоката, рижского бургомистра, вскоре после свадьбы призналась мужу, что много лет поддавалась сексуальному насилию своего отца.
А тут и «Осада Пскова» не завершена, и неоконченные портреты смотрят со стен с укоризною. И вот, когда все кажется плохо, – денег нет и картины не пишутся, – появляется графиня Самойлова, – еще более красивая, чем раньше, еще более богатая (ей досталось наследство умершего мужа бабки – графа Литта), – покупает небольшую работу Брюллова за большие деньги, заказывает свой портрет с приемной дочерью Амацилией, но главное – вдыхает жизнь и вдохновение в усталого мастера.
Портрет Ю. Самойловой, удаляющейся с Амацилией с бал-маскарада, Великому Карлу удается, как удается все, созданное при участии красавицы графини. Кстати и друг дал читать сочинение Евфимия Болховитинова «История Княжества Псковского». В ней Карл находит нужные для вдохновения страницы о переломной минуте в осаде, когда духовные отцы двинулись крестным ходом от собора к месту битвы.
Картина «пошла». Для работы академику Брюллову выделили пустовавшее в академическом дворе здание. Две недели не выходил Карл Брюллов из своей импровизированной мастерской. Наконец, все фигуры, вся композиция размещены согласно замыслу, – осажденные и осаждающие, воины и горожане, женщины и дети, старики и монахи. Уже видны были в лицах псковитян мужество, героизм, стойкость… И пластика фигур и характерные портретные находки… А картины не было. И Карл, – на то он и был прозван Карлом Великим, – это чувствовал. Он решает начать строить композицию сначала, – центром ее должна стать одна фигура. Фигура монаха на коне – монаха, зовущего на битву. Государь пожаловал в мастерскую, остался доволен уже рождающейся на холсте картиной. Да что толку. Сам Брюллов собой не доволен. Спасают друзья, – Глинка рассказывает о замысле «Руслана и Людмилы», Струговщиков читает новые переводы. Между делом вроде бы Брюллов пишет портрет Струговщикова, – а выходит еще один шедевр. Практически, все его портреты петербургского периода – шедевры. Вот лица героев осады Пскова не выходят. Заставил друга Якова Яненко натянуть лежащие в мастерской латы защитника города, да и написал портрет, опять шедевр! А вот стал писать заказной портрет – графини Клейнмихель, – и опять неудача. То есть профессионально, кто спорит! Но без души. То ли в лице графини души нет, то ли устал художник.
