с Лексом, — не удержалась я.
Тигран удивлённо вскинул брови, посмотрел на меня очень внимательно, явно хотел что-то сказать. Но промолчал. Интересно. Собирался прочесть мораль о том, что женская дружба никак не может стоять рядом с теми высокими отношениями, что связывают настоящих мужиков? Или я что-то сильно не поняла?
Спать в тот вечер мы легли рано, слишком измучены были длинным и насыщенным днём. По той же причине легли именно спать, ни у кого даже мысли не возникло о большем. Ещё одна непривычная нота в обязательной программе наших отношений.
Я обнаглела и постелила нам в маминой спальне. В конце концов, сколько можно на диване мучиться, мне одной на нём неудобно, а с Тиграном мы там и вовсе не поместились бы. Да и он не мальчик, вторую ночь нормально не спать. Под Тиграном тяжело скрипнули пружины, не привыкшие к подобным нагрузкам. Кровать у мамы оказалась даже шире, чем было необходимо. Я могла раскинуться, как мне удобно, и при этом не мешать Тиграну. Но я, сама себе удивляясь, добровольно подлезла к нему под бок. Там было как-то надёжнее и уютнее.
***
Мы действительно повезли маме котлетки, кроме шуток. Тигран предлагал ещё и супчик в какую-нибудь банку налить, но эту идею я категорически отвергла, представив, куда меня мама отправит вместе с баночкой. Я вообще не была уверена, что мама станет есть мою стряпню. Уж она-то хорошо представляла, на что я способна по части кулинарии.
Честно, я боялась даже думать о предстоящей встрече. Как я представлю маме Тиграна? Что придётся ей врать? Мало того, что я сочинять не умею, так ещё и Тигран вряд ли захочет участвовать в шоу и изображать то, чем не является. А что, кстати, кого? Старого приятеля? Директора школы, где я преподаю? Или обозвать его Димой и мило улыбаться, мол, я не говорила, что Дима мой ровесник. Но при всей фантазии Тигран Борисович очень мало смахивал на программиста. А самое главное, сейчас точно не время маму волновать. Словом, я надеялась, что всё как-то само рассосётся. Рассосалось…
В больнице нас встречали как родных, только что дорожку не расстилали, и оркестр не играл. Вся королевская рать сбежалась нас провожать до палаты, главврач всё время подскакивал на месте, преданно заглядывая Тиграну в глаза и срывающимся голосом отчитываясь о мамином самочувствии и проведённых процедурах. В какой-то момент меня начало подташнивать от происходящего. Ну нельзя же так любить деньги. Причём, насколько я знала родной город, к большим деньгам здесь никто не был приучен, а потому в первую очередь ценились связи, социальный статус, авторитет, который ты имел в обществе. Какой-нибудь работник администрации в Энске всегда получал больше уважения окружающих, чем рядовой предприниматель, пусть даже очень успешный в смысле дохода. Так что вполне могло случиться, что Тигран никому и не платил. Или платил в кассу, по тарифам платных услуг. А на пузе медперсонал ползал из-за представительной внешности моего спутника и исходящей от него уверенности в себе.
Маму перевели в отдельную палату, со всеми удобствами, которая нашлась или просто материализовалась самым волшебным образом. Я беспрепятственно вошла в указанную дверь, свита почтительно приотстала.
— Я подожду тебя снаружи, пока с главным врачом кофейку попьём, — в последний момент шепнул мне на ухо Тигран.
Не ожидала от него такой тактичности. Впрочем, я вообще ничего хорошего от него не жду, и, кажется, зря. Вряд ли он возглавлял бы огромную компанию, если бы не умел строить отношения с людьми в самых разных ситуациях.
Я боялась, что мне придётся натянуто улыбаться, задавать идиотские вопросы о самочувствии и мучительно искать темы для разговора, но моя мамочка была явно не из тех, кто охотно принимает роль больного и выслушивает пожелания родственников. Она тут же завладела инициативой.
— Ну наконец-то! А я уж думала, помру раньше, чем доченька явится! — едко прокомментировала она моё появление.
— Ты плохо себя чувствуешь? Позвать врача? — всполошилась я, забыв поздороваться.
— Я прекрасно себя чувствую, — отрезала мама. — Но мне чертовски надоело тут валяться. Когда меня выпишут?
— Завтра. Завтра тебя выписывают, и мы летим в Москву.
Мама аж на подушках приподнялась, и по нехорошо сверкнувшим глазам я поняла, что она вообще не в курсе планов Тиграна. В моём детстве у неё вот так глаза сверкали, когда я ну очень сильно косячила. Приносила три двойки сразу, например.
— Зачем в Москву? Дочь, ты с ума сошла? Что я в твоей Москве не видела? У меня полная точка товара. Мне работать надо. Нет, главное, когда я тебе говорила, что хочу в гости приехать, ты сто пятьдесят отговорок находила. А теперь меня перед фактом ставишь? С чего такая срочность?
— Мама, мама, мы лечиться едем, — я едва нашла паузу в её гневном потоке, чтобы вклиниться. — В кардиоцентр.
— Зачем? Я прекрасно себя чувствую. И на какие деньги? Я не настолько много зарабатываю, чтобы в вашей столице лечиться.
— Всё уже оплачено. И уже договорились, тебя ждут.
— И кто же, позволь узнать, оплатил сей банкет? Ты?
Прозвучало так, как будто я вообще не способна ни копейки заработать. Нет, я домой деньги не присылала, но просто необходимости такой не было, мама же у нас крутая бизнесвумен Энского разлива.
— И, кстати, а кто приходил ко мне в палату накануне того, как все недоучки в белых халатах принялись меня таки лечить? — не дожидаясь ответа, продолжила мама. — По телефону ты так ничего вменяемого и не сумела мне сказать.
Да уж, я и сейчас ничего вменяемого сказать не могла. Сидела на стульчике, как институтка, теребила край джинсовой юбочки и чувствовала себя полной идиоткой. Хоть бы заранее легенду придумала. Нет же, как всегда.
— Ну, его зовут Тигран, — я решила начать с самой безопасной правды. — Тигран Борисович.
— И ты с ним спишь, — невозмутимо продолжила мама.
— Что? Нет… Ну да. Чёрт, мама, всё совершенно не так!
Я вообще растерялась! У меня что, на лбу отображается сводка наших с Тиграном отношений, что ли? Откуда такие выводы?
— Так расскажи мне, как. И сколько ему лет. Он мой ровесник или постарше?
Мама не орала, не ругалась, по-моему, совершенно не нервничала. Но её явно одолевало любопытство. Господи, что же она там, в реанимации могла увидеть? Ну не обнимались же мы с Тиграном при ней. Я в то утро могла максимум повиснуть на нём, как на последнем спасательном круге, брошенном с «Титаника». Но это же не означает…
— Побольше ему, мам. И сильно, — я ковыряла носом туфли потёртый линолеум и чувствовала себя теперь уже не институткой, а первоклашкой, нашкодившей. —
