перемороженное дерьмо покупать. Он может пойти в нормальный ресторан, где при нём из бассейна выловят какую угодно рыбку в и течение получаса приготовят и подадут.
— Я не разбираюсь в рыбе, — пробормотала я, но из машины всё-таки вылезла. — И я не буду её чистить!
— Я почищу, — тут же отозвался Тигран. — Смотри, какие чудесные судачки! Сто лет судака не ел!
Я была так поражена его заявлением, что даже не нашла, что ответить. За несколько минут мы стали обладателями пакета с четырьмя небольшими рыбинами.
— Можно ушицы сварить, а можно и котлеток наделать, — радостно предложил Тигран. — Завтра маме твоей отнесём, угостим. Очень полезно выздоравливающим!
— В больнице что, не кормят? — буркнула я, представляя, что мне теперь и фарш крутить, и уху варить — мечта всей жизни просто!
— Ну так одно дело больничное, а другое — домашнее. Не беспокойся, котёнок, я всё сделаю.
Я скептически промолчала. Но когда мы приехали домой, Тигран Борисович действительно прошествовал на кухню, вооружился ножом и дощечкой, которые я не без труда для него отыскала, и за каких-то полчаса разделал судаков до состояния чистейшего филе. Вконец обалдевшая от явившегося мне чуда, я всё-таки присоединилась к действу — взялась чистить картошку и поставила воду. Тигран тем временем разбирался с маминой допотопной, механической мясорубкой.
Мы едва помещались на тесной кухне, к тому же Тиграну пришлось сесть. Если бы остался стоять, рук ему, с учётом трости, не хватило бы. Сковородка шкворчала первой партией котлет, Тигран лепил вторую, я следила за ухой и думала, что более странного вечера в нашей с ним жизни ещё не случалось. И что примечательно, мы не ругались. Мирно готовили простую еду, чтобы потом так же просто поесть перед телевизором, как старые супруги. Не скажу, чтобы меня сильно радовала перспектива. Если бы я хотела бытовухи, то не уезжала бы из Энска, не строила бы каждый раз новые отношения, в погоне за чем-то вечно недостижимым. Но какое-то неуловимое очарование в вечере присутствовало.
Мы действительно ужинали в зале, при включённом телевизоре, но никто не смотрел на экран, потому что Тигран рассказывал, как в детстве ему часто приходилось ловить и разделывать рыбу.
— Правда, рыбёшка была намного мельче и ловили мы её в море, — объяснял он, заканчивая с ухой и примериваясь к котлетке. — Барабуля в основном попадалась. Её даже не чистили. Просто так жарили, в муке. И потом лопали как семечки. Иногда и до дома не доносили, разводили на берегу костёр и жарили в какой-нибудь консервной банке. Голодные же вечно. Нас у мамы шестеро было, я предпоследний. Пять мальчишек, шестая, самая младшая, девочка, Аурика. А времена сама знаешь. Послевоенная разруха, карточки. Отец с фронта не вернулся.
— Погиб?
Тигран покачал головой, усмехаясь.
— Нет, просто не вернулся. Встретил где-то под Сталинградом медсестричку, ну и как это бывает. Военно-полевая жена стала женой самой настоящей. А мы с мамой остались. Мне ещё повезло, что я из младших, пока подрос, старшие братья уже работать начали, как-то на жизнь зарабатывать, и меня учиться в институт отправили. Братья-то в лучшем случае училища окончили, Леон и Арут вообще без образования, после школы на завод.
— А где они сейчас?
Впервые Тигран что-то рассказывал о семье. Смешно сказать, но я даже не представляла, что когда-то у него были мама и папа, братья и сёстры. Когда встречаешь человека в возрасте Тиграна, семью его можно представить, только начиная с него самого. А о том, что когда-то этот человек был ребёнком, подростком, юношей, даже не задумываешься.
Тигран задумчиво пригладил волосы, закинув их назад.
— Сейчас жива только Аурика. В Америке живёт. Мы виделись лет десять назад. Но созваниваемся иногда. У неё большая семья, дети, внуки, целый табор. А с братьями у меня отношения не очень хорошо сложились после того, как я в институт пошёл. Они на меня злились, считали, что я тоже, как они, должен сразу на завод. Мама настояла, чтобы я учился. Видела во мне какой-то потенциал, наверное. А может просто потому, что младший.
У него стали такие грустные глаза. Наверное, вспоминал что-то, что не очень вспоминать хотелось. Да уж, знали бы его братья, что из Тиграна получится, наверное, не стали бы портить с ним отношения. Хотя кто сказал, что они были менее талантливые и способные. Просто Тиграну повезло. А потом повезло ещё много раз.
— Расскажи лучше ты о своём детстве, — вдруг перевёл тему Тигран. — У тебя тут наверняка и альбом с детскими фотографиями хранится.
— Только не говори, что хочешь на него взглянуть, — простонала я.
— Почему нет? Уверен, ты была самой красивой девочкой в классе.
Ну в общем-то он был прав. Но если учесть, что на дворе стояли девяностые, та чудесная пора, когда форму отменили, а границы открыли, и в страну хлынула лавина импортного шмотья, то можно представить, как мы все выглядели. Бесформенные платья с огромными Микки-Маусами, полосатые колготки, рваные джинсы, немыслимые причёски с кучей разноцветных заколочек. На одной фотографии у меня в волосах с полсотни пружинок, на концах которых розовые шарики. Очень модно тогда было пружинки в волосы вплетать.
Да дело даже не в пружинках. Просмотр детских фотографий — уже другая степень доверия. Показаться мужчине без макияжа — одна степень, начальная и почти неизбежная, если вы не только вместе спите, но и вместе просыпаетесь. А детские фотографии — это уже вершина лестницы.
Но Тигран всё-таки настоял, и я залезла в ящик мебельной стенки, где раньше хранились альбомы. Так и есть, школьный альбом с двумя собачками на обложке по-прежнему лежал там. Тигран достал очки, и я отметила, что он совсем перестал их от меня скрывать. Тоже своего рода степень доверия.
Мы листали страницы сначала с полароидными квадратиками, а потом и с нормальными прямоугольными снимками. Тигран заинтересованно рассматривал каждый, задавал вопросы.
— А это что, Ольга?
Он ткнул пальцем в фотографию, где мы с Лёлькой сидели на ступеньках родной школы. Вид у обеих — оторви и выброси. Маечки модно драные, джинсы-капри, тоже очень модные в то время. И у каждой в руках по банке с коктейлем. Хорошо хоть без сигарет. Вообще бессовестные были, хоть бы от школы отошли. Почему-то стало немного стыдно.
— Ольга, Ольга. Что, не похожа на секретаршу высоких принципов? — хмыкнула я.
— Почему же? Я подозревал, что в тихом омуте, — улыбнулся Тигран.
— Ты не думай, она отличница была, примерная. Это я на неё так действовала, разлагающе.
— Я не думаю. Очень хорошо, что вы сохранили дружбу сквозь столько лет. Настоящая дружба — большой подарок в наше время.
— Как у вас
