– Ни одна уважающая себя девушка не потерпит на себе лишних волос, так здесь написано, – рассказывала Маринка.
– А чего они делают? Бреются, что ли?
– Вот этого я не знаю, но сама видела, как мама бреет ноги. Папиной бритвой. А папа потом орал, что это негиг… негегек… ни… гигично, а мама говорила, что она свои ноги моет чаще, чем папа лицо. Так что это еще вопрос, кому что ни. гигично.
– А что такое ни. гигично?
– Не знаю. Может, зараза какая-то? – вздохнула Маринка и почесала ногу. – Может, и я уже болею?
Мы испуганно переглянулись, но отодвигаться от нее не стали. Потому что если бы мы отодвинулись еще дальше, то журнал пришлось бы в бинокль рассматривать.
– Ну, моя мама тоже бреет ноги, и тети тоже, – пожала я плечом. – Но над верхней губой у тети Жанны, например, растет пушок. Вот тут, – я потыкала пальцем у себя под носом, – и чего, его тоже надо брить?
– Не показывай на себе, а то сама станешь усатой, – хлопнула меня по руке Манька.
– Конечно, надо брить, – Маринка убрала журнал в мятый целлофановый пакет, – подумайте сами – это ведь очень стыдно, когда ты девушка, а у тебя кругом волосы торчат!
– А моя Ба не бреет ноги, – вздохнула Манька, – волос на ногах у нее совсем мало, но иногда попадаются такие длинные! Даже у папы на груди нет таких длинных волос! Я как-то пыталась выдрать один, но Ба дала мне по шее и сказала, чтобы я так больше не делала. Это потому, что ей было очень больно.
– Скажешь тоже, – фыркнула Маринка, – во-первых, твоя Ба не девушка. Так? Так. А во-вторых, ноги-то внизу, и их особо не видно. Вот у моей бабушки такие усы, что папа ее за глаза Чапаевым называет. Так и говорит маме – звонил Чапаев. Или Васильиваныч. А мама говорит, что тогда его мама вообще Карламакс.
– Кто-кто?
– Карламакс. Старик с бородой, мне брат его портрет показывал. Волосатый – жуть!
И мы торжественно поклялись на польском журнале никогда не становиться такими волосатыми, как Карламакс.
Вот.
А потом уже дядя Миша своротил шкафчик на кухне. И Ба долго не могла его простить и ежечасно перечисляла свои потери:
– Сервиз кофейный, чешский. Который я из Новороссийска привезла. Фая Жмайлик сутки простояла в очереди, чтобы раздобыть два таких сервиза! А ты его за одну секунду угрохал, дундук ты непролазный! Опять же керамические статуэтки из серии «Народы Советского Союза». Разбил узбечку с косичками, киргизского чабана с овцой и молдаванку с кувшином на плече! А главное, – здесь Ба переходила на ультразвук, – молочник белый загубил! А это была единственная память о твоей бабушке!!!
Дядя Миша виновато шевелил бровями и проводил свой досуг под капотом Васи. Домой он заходил только по крайней необходимости – поесть там или поспать. Опять же воровато смотрел спортивный выпуск программы «Время», опустив звук до минимума и придвинувшись впритык к экрану. И прятал от греха подальше свой «Браун» в самых непредсказуемых местах. Например, в коробке из-под Маниных зимних сапог. Чтобы Ба в порыве гнева не выкинула его в окно. Зато теперь он брился с невероятным наслаждением и очень хвалил свою электробритву. Делал губами О или У, выдвигал то в одну, то в другую сторону челюсть и водил по лицу жужжащим станком. Манька стояла рядом, любовалась отцом и машинально повторяла его гримасы.
А потом Манька отравилась. То есть совсем. До рвоты и температуры. Травиться, правда, она не собиралась, просто переела маринованной свеклы. И от непривычной еды у нее взбунтовался желудок.
Произошло это вот как.
Недавно у соседки Ба, тети Вали, родился внук Петрос, и тетю Валю словно подменили. Если раньше она постоянно со всеми конфликтовала и слыла очень злобной и глазливой женщиной, то теперь она превратилась в добрую бабушку. Она души не чаяла во внуке, с удовольствием возилась с ним и на радостях помирилась со всеми своими заклятыми врагами. В том числе и с врагом номер один – Ба. Если раньше и недели не проходило без взаимных оскорблений и склок, то сейчас между ними воцарился мир.
– Роза, посмотри сюда, я тебя умоляю! Кажется, в наших какашках завелась слизь. Ах-ах, мы заболели! – трубила тетя Валя со своего двора.
Ба каждый раз вздрагивала от ее крика.
– Валя, ты чего орешь? – грохотала она. – Люди ведь не так тебя поймут! Показывай свои какашки. Какая это слизь? Нормальные какашки и пахнут нормально. Нечего нагнетать.
Так как наши дамы разговаривать тихо категорически не умели, то жители близлежащих кварталов всегда были в курсе, как сегодня покакал маленький, но бравый Петрос.
Вообще Петрос оказался очень серьезным и обстоятельным молодым человеком – он за считаные недели обзавелся круглыми толстыми щеками и не позволял себе лишних сантиментов. Плакал крайне редко, а если что-то его не устраивало, то обиженно кряхтел.
– Мужиком растет, – радовалась тетя Валя.
Мы с Манькой часто прибегали полюбоваться малышом. Он был невероятно хорошенький и очень смешной, когда его туго пеленали. Потому что тогда из пеленок воинственно торчали его большие щеки.
Вот и в тот злополучный день, увидев, что тетя Валя важно вышагивает с коляской по двору, мы пошли здороваться.
– Сладенький, – заглянули мы в коляску, – ты помнишь нас или нет?
Петрос крепко задумался щеками и свел глаза к переносице.
– Тетя Валя, он совсем косой, а вы говорили, что это пройдет, – расстроилась я.
– Пройдет, не переживай, – успокоила меня тетя Валя, – у маленьких детей не сразу получается смотреть в одну точку. Иногда глазки разбегаются в разные стороны.
– Может, это от неправильной еды? – не унималась я. – Чем вы его кормите?
– Грудью.
– Своей? – вылупились мы с Манькой.
– Нет, конечно, – рассмеялась тетя Валя и удивленно развела руками, – ну что вы за дети такие? Что ни день, так новый рекорд!
– Ба нас дегенератками называет, – радостно запрыгали мы вокруг коляски, – с нами точно не соскучишься, да-да!
– Не мельтешите так, ребенка напугаете, – остановила нас тетя Валя.
Мы снова заглянули в коляску. Петрос лежал на спине, важно причмокивал губами и пытался разобрать по местам съехавшиеся в кучу глаза.
– А он уже покакал сегодня? – продолжили мы светский разговор.
– Конечно, – у тети Вали от гордости за внука заблестели глаза, – ест и какает, ест и какает, весь в мать!
– Мам, ну что ты такое говоришь, – вышла из дома тетя Мариам, – что девочки обо мне подумают?
– Здрасьти, тетя Мариам, мы уже не маленькие и понимаем, что какаете вы от силы один раз в день. Ну, если, конечно, у вас не понос. – Манька сунула нос в миску, которую мама Петроса держала в руках. – А зачем вам пустая миска?
– Пойдем со мной в погреб, поможете свеклу достать, – обрадовалась возможности сменить тему разговора тетя Мариам. Она вручила мне миску, и Манька тут же надулась.
– Я тоже хочу помогать!
– Вот тебе крышка от миски, – протянула я ей крышку.
– Ура, Нарка, ты не жадная и вообще моя самая любимая подруга, – чмокнула Манька меня в щечку. Я так обрадовалась, что вручила ей еще и миску, о чем сразу же, если честно, пожалела. Так и шла к погребу в растрепанных чувствах. С одной стороны, мне было приятно, что я лучшая подруга Маньки, но с другой – было обидно, что ей все, а мне ничего.
Тетивалин погреб оказался большим и темным и выглядел, как пещера Али-Бабы. Освещался он старой масляной лампой, а по углам стояли пузатые глиняные карасы. Я не удержалась и потянулась потереть лампу – вдруг оттуда вылетит джинн!
– Осторожно, стекло горячее, – предупредила тетя Мариам.
Манька важно обошла погреб вдоль и поперек, а потом с видом знатока постучала согнутым пальцем по одному из карасов:
– Вы тут золото и драгоценности храните?
– Ага, – хмыкнула тетя Мариам, – сейчас я как раз немного золота отсыплю.
И она стала доставать из самого маленького караса что-то темное, пахнущее специями и чесноком.
– Ой какой запах! А что это такое?
– Это маринованная свекла. Мы ее приготовили по старинному молоканскому рецепту. Любите свеклу?
– Любим, – соврали мы.
– Это очень хорошо, – тетя Мариам наклонила карас, – Манюня, подставь миску, зальем туда немного рассола, чтобы свекла не засохла.
– Шикиблеск, – принюхалась Манька к ядреному запаху маринада, – теперь я даже не знаю, что лучше пахнет – маринованная свекла или детское мыло с ароматом клубники.
Потом мы пошли в дом. Я вышагивала впереди, важно несла миску и думала, что никогда не надо быть жадной. «Вот, не зря в сказках говорят – делай добро, бросай в воду, – шепнула я Маньке, – сначала я тебе дала понести миску, а теперь ты – мне».
– Это потому, что я сказочная, – не растерялась она.
Тетя Мариам накрыла на стол и стала угощать нас маринованной свеклой.
Мне свекла не понравилась, и я поела хлеба с сыром, а Манька была в восторге. Она ела и ела и не могла остановиться.
