– Ну и дура, – покрутила пальцем у виска Каринка, – когда ты еще Агнессу голой увидишь?
Но мама сказала, что если Каринка будет смотреть на голую Агнессу, то она не отпустит ее на примерку.
– Ладно, не буду, – надулась сестра.
Перед выходом мама вручила нам коробку шоколадных конфет.
– Это Агнессе. Ведите себя хорошо, ладно? И сразу после примерки уходите, а то в доме полным ходом идет подготовка к свадьбе, людям не до вас.
– Хорошо, – кивнули мы.
Во дворе мы встретились с Маринкой из тридать восьмой квартиры. Маринка стояла над большой дождевой лужей и изучала в ней свое отражение.
– Если вот так вот покачаться, – повела она пузом вперед и назад, – то можно увидеть, какого цвета на мне трусы.
Но тут она заметила коробку конфет у меня в руках.
– Это Агнессе, – предостерегла я ее от дальнейших активных действий.
– А зачем?
– Она пригласила нас на примерку своего свадебного платья!
– Да ну! – У Маринки заблестели глаза. – А можно и мне с вами?
– Неудобно как-то. Тебя же не приглашали, – замялись мы.
– Ну возьмите меня с собой, – заканючила Маринка, – это нечестно, вы трое пойдете, а я не пойду. Я ведь вам никогда в просьбе не отказываю. И конфету чешскую давала полизать, и гудрон с вами жевала.
– Ш-ш-ш-ш, – зашипели мы, – чего ты про гудрон орешь?
– Я шепотом ору!
Про историю с гудроном мы старались не распространяться. Потому что было за что. Недели три назад на нашей улице меняли трубы. И рабочие, которые потом укладывали асфальт, привезли с собой какую-то большую, размером с бочонок, цилиндрической формы черную штуковину.
– А что это такое? – Наматывали мы круги вокруг рабочих.
– Это специальная черная смола, она как резина, ну или как жвачка. Ее используют при дорожных работах, – снисходительно объясняли они нам.
При слове «жвачка» у нас загорелись глаза. Как только все ушли на обеденный перерыв, мы прокрались за ограждение и оторвали большой кусок гудрона. И потом до поздней ночи жевали его. Гудрон пах бензином и оставлял во рту неприятный привкус.
– Если закрыть глаза, то можно представить, что это жвачка, – приговаривала Манька.
– Главное, чтобы мы потом не отравились, – беспокоилась я.
– А я знаю, чего с нами будет, – вдруг сказала Каринка.
– Чего?
– Мы станем неграми. Смола-то черная. Вот проснемся с утра и будем черные с ног до головы. И волосы буду кучерявые. Как у Африка Саймона с пластинки. Ну, который поет «афанафанфана шаралала».
Я не буду рассказывать вам в подробностях, как мы пережили ту ужасную ночь. Каждая из нас по восемь раз вскакивала с постели и при лунном свете проверяла цвет своей кожи. Пугало даже не то, что мы станем черными, а то, что придется рассказывать родителям про гудрон. К счастью, с утра мы проснулись такими же, какими были вчера. «Повезло», – решили и от греха подальше никогда больше не жевали гудрон.
Мы с Каринкой переглянулись. Маринка, в общем-то, была права. Она мировая девочка и ни разу не подводила нас.
– Ладно, пойдем, – кивнули мы.
– А я вам по дороге расскажу про своего брата, – радостно запрыгала вокруг нас Маринка.
– Чего он еще отчебучил? – подскочили мы. Тринадцатилетний брат Маринки был «тот еще фрукт» и периодически выкидывал непонятные нашему девчачьему уму фортели.
– Он стащил у мамы запретную книгу и прочел ее от корки до корки, – округлила глаза Маринка.
– Какую такую запретную книгу?
– Какую-то бакачу. Там что-то страшное и не для детского чтения, – объяснила Маринка, – а Сурик эту книгу украдкой читал. И прятал у себя под матрасом. А мама полезла менять белье и нашла бакачу. И папа выдрал Сурику уши и сказал, что он балбес и об этом ему еще рано читать. А Сурик сказал: можно подумать, что там такого, а папа назвал его олухом царя небесного. А потом еще маму отругал за то, что она книги такие покупает. Вот.
– Надо же, – покачали мы головами, – какой непослушный мальчик!
– И еще мне Рита из тридцать пятой рассказала секрет, и я который день страдаю, – пригорюнилась Маринка.
– Секреты выдавать нельзя, – расстроились мы.
– Да я знаю, вот и страдаю.
Так мы дошли до дома Шаапуни. Манька ждала нас у ворот.
– А чего это вас так много? – испугалась она.
– Маринку мы по дороге встретили.
– Наверное, не пустят на примерку, – вздохнула Манька.
– Если не пустят, то я уйду, – заплакала Маринка, – я и так несколько дней страдаю, могу и из-за этого пострадать.
– А чего это ты страдаешь? – удивилась Манюня.
– Ей Рита из тридцать пятой доверила страшный секрет, – рассказали мы.
– Ой-ой, чужие секреты выдавать нельзя, – покачала головой Манька.
– Нельзя-нельзя, – вторили мы ей.
– Вот я и страдаю, – пуще прежнего разрыдалась Маринка.
Мы в растерянности топтались рядом. Каждую из нас подмывало спросить, что же такого страшного доверила ей Рита, но мы помнили, что секреты выдавать нельзя. Поэтому молча страдали вместе с Маринкой.
– Ладно, пойдем с нами, – вздохнула Манька, вытащила из кармана платок и протянула Маринке, – утри слезы.
– Спасибо тебе большое, – вздохнула Маринка, трубно высморкалась в платок, а потом протерла им лицо.
Агнесса, конечно, не возражала против присутствия Маринки.
Она была очень радостная, постоянно смеялась и светилась счастьем. Приведи мы с собой еще с десяток девочек, Агнесса бы, наверное, и слова не сказала.
– А почему ты заплаканная? – спросила она Маринку.
– Страдает, – объяснили мы хором.
– Сейчас мы ее утешим, – сказала Агнесса и повела нас к себе в комнату. Там она усадила нас на диван и открыла коробку конфет, которую мы с собой принесли.
– Угощайтесь, сейчас вам еще лимонаду принесу.
– Вот повезло, – переглянулись мы и взяли каждая по конфете. Маринка взяла две, но мы на нее грозно цыкнули, и она виновато положила одну обратно.
– Это я от переживаний, – пробубнила она.
Потом пришла портниха, принесла платье Агнессы, и мы, затаив дыхание, ждали, пока она его достанет из большого пакета.
– Красота-то какаааая, – выдохнули мы, когда портниха развернула свадебный наряд. Это было платье нашей мечты. Белое, легкое, с вышитым бисером корсетом, прозрачными рукавами-бабочками и пышной, словно пенной, юбкой. Когда Агнесса его надела, мы разинули рты. Такой красивой мы ее еще никогда не видели.
– Доченька моя, – заплакала мама Агнессы, тетя Нина, – какая ты у меня красивая!
– И такая счастливая, – завертелась в платье Агнесса. Она встала на цыпочки и стала кружиться вокруг себя. Мы любовались ее изящными ножками и впервые в жизни стали смутно понимать, сколько силы таится в хрупкой женской красоте.
– А-а-а-а-а-ааааа, – вдруг разрыдалась Маринка, – не хочууууууу!!!!!!!
– Чего не хочешь? – всполошились все. – Ну что такое с тобой происходит?
Агнесса перестала вертеться, пощупала лоб Маринки и уложила ее на диван.
– Может, ребенку успокоительное дать? – повернулась она к матери.
– Не надо мне успокоительного, – вскочила Маринка, – пойдем отсюда, девочки.
Мы попрощались и вышли на улицу.
– Переволновалась, бедненькая, – долетел до нас шепот портнихи.
До Маниного дома было рукой подать, и мы направились прямиком туда. Маринка села на скамейку под тутовым деревом, обняла ноги руками, спрятала лицо в колени и через плач, заикаясь, зашептала:
– Девочки, сил моих нет больше молчать. Сейчас вам расскажу. Знаете, что будет с Агнессой, когда она замуж выйдет?
– Что будет? – наклонились мы к ней.
– Она ляжет в постель со своим мужем, и он… и он… и он…
– Чего и он?
– И он. по-пи-са-ет на нееооооо!!!!!!! – забилась в истерике Маринка.
– Чегооооо????????? – вылупились мы.
– Ну, мне это Ритка по секрету сказала. Говорит – знаешь, откуда дети берутся? Я говорю – знаю, из живота мамы. А она говорит – знаешь, как они туда попадают? Я говорю – нет. А она говорит – для этого нужно, чтобы муж обнял жену и пописал на нее.
– Фууууууууууу, – закричали мы, – ужас какой, ужас какой! Фуууууууууу!!!!!
– Да врет эта твоя Ритка, – рассердилась Каринка, – врет она все, она же вруша!
– Я тоже так думала, поэтому пришла домой и спросила брата. А брат сначала посмеялся, а потом говорит – ну, в принципе, все пра-виль-ноо-ооНШШН А он же запретную книгу бакачи читал, он всеоооо знаееееет!
Мы с Манькой подумали и тоже заголосили.
– Дуры, – прокомментировала ситуацию Каринка.
– Что это за всемирный съезд плакальщиц? – раздался из кухонного окна голос Ба.
Мы обернулись. Маринка, как была вся зареванная, с задранными на скамеечку ногами и размазанными по лицу соплями, так и замерла. Потому что все дети нашего городка очень боялись Ба.
– Ну, у Мани, конечно, бабушка ваще грозная, – качали они головами, и при виде куда-то спешащей Ба быстренько переходили на другую сторону улицы. У всех в памяти еще жива была история, которая приключилась с мальчиком Рудиком. Рудик имел несчастье куда-то ехать на самокате, разогнался, отвлекся и врезался в Ба. Прямо в ту ее ногу, на которой были больные вены. Вот. А потом родители Рудика собирали по городу запчасти самоката, который разъяренная Ба мигом разобрала на щепки. Собрать самокат обратно они не смогли, но и к Ба идти с разборками побоялись. И остался Рудик без самоката на веки вечные.
