– От имени всей республики Шкид объявляю государственный переворот в империи Улигании. Довольно страна находилась под игом диктатора. Объявляю свободную Советскую Республику.
Улиганская армия пыталась сопротивляться – несколько солдат бросились на Курочку, но кипчакский отряд моментально навел спокойствие в городе. Это показало, что как армия, как физическая сила, Кипчакия была авторитетнее Улигании.
Переворот произошел. Алникпопа отпустили. Все государственные деятели Улигании были арестованы и сидели в государственной тюрьме. Тем временем создавалось новое правительство. Был созван первый Совет народных депутатов, на заседании которого была официально провозглашена Улиганская Свободная Советская Республика. Конституция, пущенная целиком в новой газете «Свободная Улигания», объявляла, что отныне все государства являются самостоятельными и отделяются от бывшей империи. В вышедшем в тот же день втором номере «Свободной Улигании» от имени Совета объявлялась амнистия всем заключенным имперцам.
Большинство рядовых граждан Улиганштадта признало новую власть.
Памятник Бузе был снят.
Затем кипчакская армия оставила город. Улигании было предоставлено право самоопределения.
Уроков, конечно, в этот день не было. Халдеи, напуганные рассказом Алникпопа, боялись заглянуть в четвертое отделение.
* * *За вечерним чаем Викниксор, мило улыбаясь, заявил:
– Ребята, как мне стало известно, вы играете в гражданскую войну. Я знаю, что это интересная игра, на ней вы учитесь общественной жизни, ото пойдет впрок, когда вы окажетесь за стенами школы. Но все же, в конце концов, увлекаться этим нельзя. Надо учиться. У вас, как я знаю, произошла социальная революция. Поздравляю и предлагаю вам объединиться вместе с «халдеями» в один союз, в Союз Советских Республик. Согласны? Кроме того, в честь такого события объявляю амнистию всем пятиразрядникам.
Громкое «ура» встретило слова Викниксора.
На этом кончилась великая шкидская буза.
Шкида снова перешла с военного положения на мирное. Снова в классах Алникпоп читал русскую историю, Эланлюм – немецкий язык и два раза в неделю Костец, постукивая палочкой, кричал:
– На гимнастику – живо!
Лотерея-аллегри
Асси в классе. – Скука. – Карамзин и очко. – Эврика! – Идея Джапаридзе. – Лотерея-аллегри. – В отпуск. – Шкида моется. – «Оне Механизмус». – Тираж. – Печальный конец. – Казначей-растратчик. – Игорная горячка. – Довольно!
Капли осеннего дождя бьют по стеклу окон – туб-туб-туб-туб.
Три часа дня, а в классе полуваттные лампочки борются с сумерками.
Лекция русского языка. Читает Асси.
Асси – халдей; голова въехала в плечи, он в ватном промасленном пальто. Карманы пальто взбухли… По слухам, в карманах кусочки хлеба, которые Асси собирает на ужин. Голос Асси звучит глухо, неслышно:
– Карамзин… Сентиментализм… Романтизм…
Улигане сидят по партам, но никто не слушает Асси. Японец фальшиво поет:
Асси в классе,А в классе бузаси,В классе бузаси,Бедненький Асси.
Кальмот, взгромоздившись с нотами на парту, бубнит:
– Кальмот виндивот виндивампампот, захотел виндивел виндивампампел, хлебца виндивебца виндивампампебца.
В углу Барин и Пантелеев.
– Бей!
– Семь… Дама… Казна!
– Девки!
– Мечи!
Дуются в очко. Никто не слушает Асси.
Скука…
Голос Асси, как из могилы:
– «Бедная Лиза»… Вкусы господствующего класса… Эпоха…
Голос Асси, заикающийся и глухой.
Скука!..
Асси в классе,А в классе бузаси,В классе бузаси,Бедненький Асси.
Купец сгреб в охапку Жвачного адмирала.
– Замесить колобок?
Ладонь проезжает по треугольной голове Адмирала, ерошит и без того взъерошенные волосы…
Скучно!..
– «Бедная Лиза». Начало девятнадцатого века… «Пантеон словесности»… «Бедная Лиза»…
Асси в классе,А в классе бузаси,В классе бузаси,Бедненький Асси.
– Воробей виндивей виндивампампей, дурак виндивак виндивампампак…
– Бей!
– Картинка… Лафа!
– Ну?
– Очко!..
– Мечи!
– Замесить колобок?
Асси в классе,А в классе…
Скука, тоска.
И вдруг голос Джапаридзе:
– Придумал! Ура!
…бузаси.
Упала на пол пиковая десятка, ладонь Офенбаха застыла в центре адмиральского треугольника. И голос Асси становится громким и слышным:
– С тысяча семьсот семьдесят четвертого года Николай Михайлович Карамзин предпринял издание «Московского журнала», в коем помещал свои «Письма русского путешественника». С тысяча семьсот девяносто пятого года Николай Михайлович…
– Идея! – закричал опять Джапаридзе.
Тридцать глаз обернулись в его сторону.
– Что?
– Какая?
– А ну, не тяни! Говори!
Джапаридзе ставит вопрос ребром:
– Скучно?
Полтора десятка глоток:
– Скучно.
Обросший бородавками палец Джапаридзе поднимается вверх.
– Лотерея-аллегри.
И снова голос Асси уходит в могилу.
– С тысяча восемьсот третьего года-да… Государства Российского-го… Императорский историограф-раф…
Класс уподобился развороченному муравейнику.
Унылая песня Японца переходит на бешеный темп:
Асси в классе,А в классе бузаси,В классе бузаси,В классе бузасиАсси!Асси…
Класс взбесился. Скуки нет – какая скука, если в каждой голове клокочет мысль:
– Лотерея-аллегри!
Долой скуку! Не надо карт, колобков и фальшивого тенора Япошки!
– Даешь лотерею-аллегри!
В дверь класса просовывается рука с колокольчиком. Рука делает ровные движения вверх-вниз, вверх-вниз, колокольчик дребезжит некрасивым, но приятным для слуха звоном.
Асси захлопывает томик истории словесности Солодовникова, голова уходит еще глубже в плечи, руки тонут в разбухших карманах, и Асси – незаметно в общем шуме – выходит из класса.
И сразу же у парты Джапаридзе оказываются Янкель, Пантелеев и Японец.
– Даешь?
– Даешь!
Генеральный совет заседает:
– Ты, я, он и он… Компания. Идет?
– Идет.
– Лотерея-аллегри. Черти! И не додумался никто!
– Прекрасно.
– Лафузовски.
– Симпатично.
– А вещи?
– Какие? Ах, да… Наберем кто что может…
Янкель:
– Я в отпуск пойду, принесу прорву.
– И я, – говорит Пантелеев.
Японец, захваченный идеей, решается на подвиг, на жертву.
– Все. Бумаги сто двадцать листов, карандаши… Все для лотереи-аллегри.
Джапаридзе – автор идеи – кусает губы… Он в пятом разряде и в отпуск идти не может.
– Я дам, что смогу, – говорит он.
Завтра суббота – отпуск. Сегодня день самый скучный в неделе, но скуки нет – класс захвачен идеей, которая, быть может, на долгое время заполнит часы досуга Улигании. И Джапаридзе, гордо расхаживая по классу, поднимая вверх толстый, обросший бородавками палец, говорит:
– Я!
* * *В году триста шестьдесят пять дней, пятьдесят две недели.
Каждый день каждой недели в Шкиде звонят звонки. Они звонят утром – будят республику, звонят к чаю, к урокам, ко сну… Но лучший звонок, самый приятный для уха шкидца, – это звонок в субботу, по окончании уроков. Кроме конца уроков, он объявляет отпуск.
Обычно кончились уроки – все остаются по классам, на местах; сейчас же Шкида напоминает сумасшедший дом, и притом – буйное отделение.
В классе четвертого отделения кутерьма.
– Мыть полы! – кричит Воробей, староста класса.
И эхом откликается:
– Мыть полы!
– Полы мыть! Кто?
В руках у Воробья алфавитный список класса.
– Один с начала, один с конца: Еонин, Черных, Пантелеев и Офенбах.
– Не согласен!
– Буза!
– Я мыл в прошлый раз!
– К че-орту!
Скульба, пререкания, раздоры…
Пантелеев, Янкель и Купец не имеют желания мыть полы – им в отпуск… Купец тотчас же «откупается», то есть находит себе заместителя.
– Кубышка!..
Пухленький Кубышка – Молотов – вырастает как из-под земли.
– Моешь пол?
– Сколько?
– Четвертка.
– На псул!
– А сколько?
– Фунт.
Отдать фунт хлеба за мытье пола Купцу не улыбается, но желание поскорее попасть в отпуск побеждает.
Купец за фунт хлеба желает получить максимум удовольствия. Здоровенный щелчок по лбу Кубышки:
– Получи в придачу.
Янкель и Пантелеев бесятся.
– Да как же это?.. Ведь в отпуск… А лотерея-аллегри?
