У нас этой техникой гениально владеют Жириновский и Зюганов. Заявленная тема не волнует ни того, ни другого. И с ограничения стратегических вооружений, и с экологической катастрофы, и с профессиональной армии Зюганов через две минуты свернет на «растоптанную страну, уничтоженную антинародными реформами», а Жириновский сразу начнет выкрикивать то, с чем пришел. Позвали поговорить о живописи? Какая, к чертовой матери, живопись, когда мусульмане рожают, а мы не рожаем? Русские бабы – вон из политики! Все – в койку, все – на кухню, все – рожать! Россия – великая страна! Никакой демократии! В койку и рожать! Ты, ты и ты с грудями в рюшках – быстро встали и поехали отсюда ложиться в койку и рожать! Деньги на такси возьмете у Чубайса…
Это правильно. Это действенно. Но я так не умею. Да и не хочу.
Во время газетных интервью у меня получается держать в уме, что я разговариваю не с журналистом, а с аудиторией, которая будет читать. Но в телевизионной студии это очень трудно. Там я забываю, что на меня смотрят миллионы, и начинаю спорить с собеседником, начинаю оправдываться перед ним, начинаю на него обижаться. Иногда, когда оппонент – умелый провокатор, на меня даже накатывает ярость. Температура понижается, сердце бухает медленно и тяжело, оно увеличивается, заполняет все тело, я начинаю говорить в его ритме – медленно и тяжело, с ельцинскими фирменными паузами. Они у Бориса Николаевича были очень длинными и действовали сокрушительно: «Я дума-аю… будет… так…» – и все, и пауза, и тяжелый взгляд. Народ цепенел и превращался в огромное ухо, которое пытается услышать – как же будет?
Во вменяемом состоянии я пользуюсь этой техникой на радио в персональных интервью. На телевидении оппозицию пускают только на дебаты, чтобы, с одной стороны, добиться иллюзии демократии, а с другой, не улучшать имидж: дебаты – это всегда спор, и на них сам жанр создает образ агрессивного человека. Спорить, удерживая голос в нижнем регистре и соблюдая паузы, мне сложно. Но если я впадаю в ярость, в какую-то секунду мозг отключается, включается подсознание, и нужный эффект достигается автоматически.
У меня был классический случай на «Барьере» у Соловьева. Моим противником был Рогозин. Он талантливый оратор: складненький, энергичный, глаз веселый, горит. Я не раз сталкивалась с ним на дружеских пирушках. Свой парень, все знает, все понимает, очень светский, не хочет никаких революций, никаких трагедий, не рвет на себе рубаху, желает буржуазной жизни и любит посещать иностранные государства, прежде всего развитые и демократические, которые захватывают Россию.
Я рассчитывала на жесткую, но красивую идеологическую дуэль. И вдруг на меня хлынул поток чернухи. Меня обвинили во всех грехах перестройки: в приватизации, в шоковой терапии, в дефолте и в том, что я меняю партии, как кофточки, а кофточки мне не идут, мне к лицу кимоно. Ни смысла, ни содержания, сплошные эмоции и хамство. Рогозин напирает, я молчу. А что делать? Мой голос выше, такого большого Рогозина мне не перекричать. Остается ждать, пока он выдохнется. Когда же он наконец устал, меня хватило на фразу:
– Вы занимаетесь демагогией, вместо того чтобы разговаривать по существу.
Так себе фраза. Вялая, никакая. На этом первый раунд закончился. В перерыве я сидела и тихо умирала. Единственное, за чем следила, – за спиной. Чтобы была идеально прямой. Идеально прямая спина обеспечивает спокойное выражение лица. Попыталась еще и улыбнуться. Не получилось.
Прозвенел гонг на второй раунд. Я вернулась к барьеру. Рогозин – тоже. Энергичный, отдохнувший, довольный. И тут меня накрыло. Говорят, я несла что-то про националистическую морду, которую растопчут сапогами три миллиона моих избирателей, про мужиков, которые достали всех в политике и которых надо гнать из нее поганой метлой. В общем, ни содержания, ни смысла, сплошные эмоции и хамство. Точь-в-точь Дмитрий Олегович в первом раунде. Все хамы совершенно теряются от зеркального хамства. И Рогозин растерялся. Что-то снова промычал про Гайдара и Чубайса. Я развернулась и пошла с ринга. Соловьев опешил:
– Ира, вы куда?
– За Гайдаром и Чубайсом.
Зал зааплодировал. Потом при монтаже все это вырезали. Жаль, интересно было бы посмотреть на себя со стороны в таком состоянии. На кого становлюсь похожа? Друзья уверяют, что на пантеру. Враги – что на базарную бабу. Лучше, чтобы на пантеру. Я обожаю этого зверя. Иногда мне очень хочется в него превратиться, как Настасья Кински в фильме «Люди-кошки». Ну хоть на минуточку. Одним прыжком мягко взять высоту. Преодолеть тяжесть собственного тела.
Аплодируем, аплодируем… кончили аплодировать
Наши журналисты – неизлечимые зануды. Одни и те же вопросы из года в год, из интервью в интервью. Список этих вопросов куцый, как тюремное меню. Их задают и матерые волки, и клонированные овцы:
– А вы ребенка видите?
– А если выбирать между семьей и работой, что для вас важнее?
– А женщина в России может стать президентом?
Вечная убогая вариация на тему «женщина и политика – две вещи несовместные». Класть асфальт? Пожалуйста. Бороздить космические просторы? Пожалуйста. Ловить преступников? Пожалуйста. Снайпер, укротительница, военный репортер? Пожалуйста. А в политику – извини. Потому что власть.
Однажды последний вопрос мне задал в программе «Времена» Владимир Познер, наш свободный, как гербовый орел, ВВП российского телевидения. Я привычно поставила заезженную пластинку про многовековую традицию женского правления в стране, про княгиню Ольгу (между прочим, ввела христианство), про Елизавету Петровну (между прочим, отменила смертную казнь), про Екатерину Алексеевну, чье самое долгое в русской истории царствование – тридцать три года, между прочим, назвали «золотым веком». Владимир Владимирович меня прервал:
– Что вы заладили – Екатерина Великая, Екатерина Великая… Она мужа убила!
Я бы решила, что в этот момент он себя представил покойным императором, которому похотливая немка не дала поправить страной, если бы не заметила, как на красивом породистом лице мелькнула и тут же спряталась мальчишеская улыбка.
Леонид Парфенов – единственный, кто заложился в памяти как виртуозный интервьюер. Я пришла к нему на программу за полчаса до полуночи и за полчаса до окончания парламентской кампании. Напряженная, злая, зацикленная. Он предложил мне прилечь на диван. Я послушалась и… поплыла. Мы о чем-то болтали, о чем-то душевном и далеком от идеологической борьбы, бюллетеней, электората. Под занавес он задал незатейливый вопрос о моей мечте. И я выдала:
– Всю жизнь мечтаю, чтобы ноги были длинные-длинные, а волосы белые-белые, а глаза голубые-голубые, а талия – во-от такусенькая, а грудь – во-от такущая. Но ничего этого нет. И никогда не будет.
Это был класс: так расслабить политика на финише предвыборной гонки!
Самый безобидный жанр – ток-шоу для домохозяек. Все они посвящены горькому открытию, что мужчина – совсем не то же самое, что женщина, и тому, как с этим его пороком бороться. На этих передачах есть свой шоколадный набор вопросов, от которых меня уже тошнит:
– Кто из политиков кажется вам наиболее сексуальным?
Кого-то назови – тут же запишут в любовники. Не назовешь никого – обвинят во фригидности. Правильный ответ: Владимир Владимирович Путин. После него сразу отваливают и ничего не уточняют.
– А кто моднее всех одевается?
– Опять же он, наш президент. Вы не согласны?
Все согласны…
Становиться завсегдатаем этих лавочек-кушеток не рекомендую. Есть и черный список программ, в которые меня ничем не заманишь.
Во-первых, это все передачи формата замочной скважины.
Во-вторых, всякие разные интеллектуальные игры и соревнования с профессиональными эрудитами. Проиграешь, причем проиграешь объективно: для них же это работа, они с утра до вечера тренируют свою и так нехилую память. А народ решит: дура.
С некоторых пор список пополнили именинные циклы. Кажется, почему нет? Ты – царица праздника, замечательные личности говорят о тебе полтора часа кряду замечательные слова. Да к тому же в прайм-тайм. Но обратите внимание – разных юбиляров целует, поздравляет и по старой дружбе для них поет, танцует и хохмит одна и та же концертная бригада. И если ваше представление об имениннике никак не совпадает с заявленным кругом друзей – «вроде интеллигентный человек, а водится бог знает с кем», не торопитесь разочароваться. Скорее всего эти люди в действительности не имеют к нему никакого отношения. Их ему навязали.
Со мной ровно так и было. НТВ придумало программу «Юбилей». Я долго не соглашалась в ней участвовать: день рождения не то событие, которое приводит меня в восторг. Уговорили и тут же стали пихать мне бешеное количество попсы в качестве гостей-приятелей. Я возразила, что, во-первых, попсу не переношу, во-вторых, ни с кем из приглашенных господ не приятельствую. Я люблю рок. Позовите роковых музыкантов. Не позовем – ответили мне. Почему? Рейтинг. Ладно, а можно меня поздравят Артем Троицкий и Антон Ланге? Нельзя. Пусть приходят, но молчат. Они – никто. Как «никто»? Для кого «никто»? Для нашей зрительской аудитории. Но я хочу, чтобы нормальные люди увидели, какие у меня умные, интересные, разные друзья! А при чем тут вы? Действительно, ни при чем. До свидания… После моего отказа передачу не отменяли до последнего. Не могли поверить, что оппозиционный политик, для которого эфир необходим как воздух, способен всерьез заупрямиться. А вот легко!
