Артур Мэлоун тоже не остался равнодушен к Кэт. Обставленная ей комната произвела на него впечатление. Но он, в отличие от жены вопросов не задавал. Зато кое-что, хоть чуток, но развеявшее ореол тайны вокруг новой сотрудницы, ему удалось увидеть собственными глазами.
Однажды утром Джерри поехал провожать Кэт до самой галереи. Они вышли из такси на тротуар, он притянул ее к себе.
- Все, отпускай меня, – запросила она через несколько минут поцелуев, не замечая, что сама льнет к нему всем телом, – вечером увидимся, потерпи немного.
- Вечер нескоро, – зашептал он ей в шею, ероша ее уложенные в прическу волосы, – Еще раз поцелуй меня.
Они не заметили, как рядом затормозил автомобиль, из него выбрался джентльмен в черном пальто.
- Не опоздайте на работу, Кэт! – любезно пожелал он, проходя мимо обнявшейся пары, и приветственным жестом приподнял шляпу.
- Превосходно! Мой начальник, – хохотнула Кэт, прячась у Джерри на груди.
- Он смотрит на тебя каждый день… – тихо проворчал Джерри.
- О чем это ты? – она вывернулась из его объятий, – не глупи, он мой босс, у него жена красавица.
- Лишь слепой не будет смотреть на тебя, жена значения не имеет, будь она хоть сто раз красавицей…
Войдя в галерею в то утро, она снова столкнулась с Артуром в гардеробной.
- Женщина в любви прекрасна! – театрально махнул он ей и удалился.
Кэт достала из сумки пудреницу и попыталась замаскировать проступившие под глазами круги – результат бессонных ночей, проведенных в постели с шотландцем.
Ничто не предвещало передряг под вечер последней пятницы января. С утра Кэт провела по музею стайку приезжих студентов. Остаток дня просидела в южных комнатах.
Пару дней назад один из дельцов Артура привез из Европы несколько картин, добытых из какого-то смутного источника (надо сказать, Артур вообще охотно работал со смутными источниками). На Кэт была возложена задача распознать авторов. Вдохновившись эстетикой школы прерафаэлитов, Артур делал заказ именно на их полотна. Две картины, хоть и написанные в соответствующей манере, оказались явным подражанием, созданы они были примерно на полвека позже требуемой эпохи.
А вот в последнем полотне Кэт узнала руку Джона Эверетта Милле. Оно изображало сидящую на лугу деву, перебирающую на коленях гирлянды цветов. Это был любимый художником тип женской красоты, немного инфантильный, мученический, любимые краски – живые и яркие, но одновременно трагичные, местами приглушенные пепельными мазками, характерная манера наложения штрихов, английская природа, выписанная с ботанической точностью. И любимое время суток – сумерки.
Картину уже протестировали на рентгеновском и инфракрасном оборудовании, которое указало на почти вековой возраст лака, и содержание цинка в белилах, что говорило в пользу подлинности. Сквозь бинокулярный микроскоп Кэт изучала переплетение нитей холста и все больше убеждалась, что найден очередной шедевр. Реставрации картина никогда не подвергалась, но за этим дело не станет – верхний левый угол холста зарос пятнами плесени.
Чувствуя, что в глазах начало троиться и мельтешить, Кэт поднялась из-за стола, для разнообразия направилась к окну. На улице быстро становилось темно, солнечный свет дрожал на грани гибели, точь-в-точь как на найденном полотне Милле. По цепочке зажигались фонари. Самое время отправляться домой – шел шестой час.
По шоссе, обычно тихому, что проходит за особняком, ехал автомобиль. Не такси. Не классический, с агрессивным силуэтом Кадиллак Эльдорадо Артура. Вальяжно ползла приземистая махина, и по ее черным глянцевым бокам растекались световые блики. Деревья закрывали почти всю улицу целиком, промеж стволов виднелась небольшая часть дороги – автомобиль полностью заполнил собой просвет, и тянулся, тянулся, тянулся, ему, казалось, не будет конца.
Безразмерная машина все-таки закончилась, за ней последовала вереница автомобилей поменьше. Кортеж проехал, остановился у железных ворот позади галереи – этого Кэт не видела, но слышала, как хлопают дверцы, на улицу выходят люди, направляются через сад к черному входу.
Она отошла от окна, прикрыла дверь в лабораторию. Кто может пожаловать в галерею Мэлоуна после закрытия, да не в одиночестве, а с целой свитой, подъехав к заднему крыльцу?
Кэт не хотелось, чтобы хозяин галереи вспомнил о ней и пригласил составить компанию ему и объявившемуся на ночь глядя важному клиенту, богачу, очередному коллекционеру антиквариата, обожателю чеканных тарелок и кривоногих стульев. Не хотелось застрять на работе на лишние часа два, рассказывая историю какого-нибудь костяного подсвечника, попавшего в число ценностей мистера Мэлоуна не иначе как из самого Тадж-Махала. Не хотелось играть роль продавца.
Притушив лампы, Кэт начала собираться. Вымыла кофейную кружку, сложила в сумку бумаги, в обеденный перерыв сделанные на скорую руку зарисовки. Она уже наматывала на шею шарф, прислушиваясь к голосам и шагам, разбудившим особняк, строила план, как незамеченной проскользнуть в гардеробную и убраться восвояси. Но дверь в лабораторию приоткрыла Жозефин.
- Кэт! – позвала она возбужденно, – Ты еще не ушла? Какая удача!
- Собираюсь уходить, – равнодушным тоном Кэт попыталась остудить пыл мадам Мэлоун, – Мой рабочий день закончился полчаса назад.
- Нас посетил один важный клиент…
- Какая новость… – буркнула еле слышно Кэт.
- Буквально на десять минут Артур умоляет тебя показаться ему. Не откажи, дорогая. Этот человек – очень, очень значимая персона…
- Другие у вас не водятся, Жозефин, – усмехнулась Кэт, сдернула с шеи и бросила на стол шарф. – Куда идти?
- Они ждут тебя в овальной комнате. Не дуйся, девочка, тебе светят неплохие комиссионные – ты познакомишься с джентльменом, который не совершает мелких покупок.
Идя сквозь освещенные залы, она обратила внимание, что по всему маршруту ее передвижения у стен, каминов, шпалер стоят люди , все как один в черных пиджаках, безликие, здоровенные. Телохранители. В сопровождении двух-трех телохранителей в галерею заявлялись многие клиенты Артура. Но чтобы их было больше двадцати!...
Овальная комната была погружена в полумрак. Кэт вошла, установилась у дверей, глядя вглубь, где вырисовывались два мужских силуэта.
- Вы звали меня Артур?! – громко спросила девушка.
После стремительного шага она слегка раскраснелась, ее грудь под платьем часто приподымалась, волосы распушились, несколько золотистых прядей упали на лоб. В ее уши были продеты серьги с крупными траурными опалами – подарок Джерри. Камни контрастировали с белизной кожи, привлекали внимание к деликатной линии щек. Платье с викторианскими рукавами, широкой юбкой, стянутой в талии пояском, смотрелось несовременно, чем изумительно красило свою хозяйку, оттеняя винным цветом ткани ее ослепительную молодость. Покрой не скрывал красоту стройных бедер, узость стана.
- Разрешите представить, Ваше Высочество, – донеслись до нее слова Артура, обращенные к тому, второму мужчине, – вот она – наш новый искусствовед, автор интерьера…
Он не договорил, его перебил голос резковатый, властный, но вместе с тем певучий, скрашенный акцентом, который Кэт доселе слышать не доводилось.
- Брось, Артур, какое может быть высочество в присутствии богини…
Один из мужчин двинулся вперед, Кэт почувствовала аромат его одеколона, восточный, резкий, словно удар сабли, горячий, как порыв ветра в пустыне – в нем переплеталось бесчисленное множество нот и оттенков запахов древесных, цветочных, волнующих. Под натиском этого густого аромата Кэт отпрянула.
В трех шагах от девушки мужчина остановился. На смуглом, ястребином лице жарко сверкнули миндалевидные глаза.
- Никогда и нигде я не видел подобной изысканности, – произнес он, мягким жестом обводя комнату, – мне очень нравится.
- Вы преувеличиваете, – ответила Кэт, – обстановка дворцов вашей родины, я уверена, более роскошна.
- Да, роскошна, – согласился мужчина. – Но простота бывает могущественнее роскоши, и легко покоряет сердца. Я шейх Самир бин Ибрагим Азиз аль Саид.
