уверен, Светлейший Князь не обойдет милостью нас обоих. А может, — многозначительно воздев перст, уже тише произнес: — А может, и сама юная Императрица удостоит нас похвалы.
Оставив окончательно сбитого с толку воеводу, схватил со стола пирог и быстро удалился на второй этаж. Оказавшись в своей комнате, шустро сжевал пирог, на этот раз распробовав рыбную начинку, обдумывая походу, что я такого только что наплел. Поверил ли мне Афонасий, нет ли, а лучше не давать ему времени на размышления. Подхватив свой многострадальный полушубок, поспешил снова вниз.
— Я уже отослал холопов с распоряжением, — встретил меня воевода, и я сдержал облегченный вздох — значит поверил. — Может поснедаешь сперва, Дмитрий Станиславович? Негоже с утра непоемши-то.
— Некогда мне чрево набивать, когда государство в опасности, — выдал я напыщенно, но желудок перехватил контроль над телом, и я, остановившись возле стола, быстро захомячил еще один рыбный пирог и опорожнил ковшик горячего еще яблочного компота. Вытерев губы подхваченным со стола рушником, кивнул хозяину дома: — Пойдем уже, воевода, пока какой новой беды не случилось.
За ночь на улице подморозило, и вчерашняя талая каша застыла труднопроходимыми скользкими кочками. Мы кое-как ковыляли, с трудом отыскивая безопасное место, чтобы не поскользнуться и не вывихнуть ногу. Назревало желание отчитать воеводу за непростительное разгильдяйство, мол, а вдруг война? Но я сдержался. Все-таки он не просто так на подобной должности стоит. Может не выдержать, да и послать куда подальше.
От расположенного под крепостной стеной длинного бревенчатого здания навстречу нам ковылял горбоносый со своими холопами. Молодцы поддерживали боярина, однако и сами порой оскальзывались, с трудом удерживаясь на ногах. В голову влетела нелепая мысль, что в случае чего для врага подобное препятствие тоже будет не в радость. А привыкшие к подобным, мягко выражаясь, дорогам русские воины, пожалуй, окажутся даже в более выгодном положении. Возможно, не так уж и неправ был юморист, предположивший, что именно из-за присущей Руси двух бед, она не покорилась ни одному захватчику.
— Пошто меня не пустили допрос лихоимцу чинить?! — возмущенно закричал еще издали горбоносый боярин. — Нешто мы с тобой, воевода, не уговорились заранее?
— Нешто у тебя, боярин, есть право на допрос княжеских гвардейцев? — опередил я с ответом воеводу. — А не покажешь ли удостоверяющую грамотку за подписью Петра Александрыча?
Горбоносый даже топнул ногой от ярости, и непременно упал бы, поскользнувшись, но верные холопы удержали его.
— Нешто у тебя такая грамота имеется? — зло прошипел он.
— Моей грамотой являются слова, сказанные воеводе лично Светлейшим Князем! — гордо поднял я голову, краем глаза косясь на спутника, который в свою очередь удивленно воззрился на меня. Не ну, говорил же ему Светлейший, чтобы он позаботился обо мне? А разве эти слова не означают, что я обличен особым княжеским доверием?
Взяв воеводу под руку, я увлек его мимо исходящегося в бессильной злобе боярина.
— Пойдем, Афонасий Егорыч. Только тебе позволено присутствовать при допросе. Вот только напишешь расписочку о неразглашении на имя Светлейшего Князя.
Окончательно сбитый с толку Афанасий последовал за мной, оглядываясь на горбоносого с каким-то извиняющимся выражением на покрасневшем лице, мол, я бы рад, да вишь какие тут дела, и все такое.
Дознание
В помещении, куда мы зашли, было очень уж жарко натоплено. За столом какой-то красномордый чин, скорее всего начальник стражи, что-то диктовал худосочному лопоухому юнцу, скрипящему пером по желтоватому листу бумаги. Увидев нас, красномордый подскочил и вытянувшись, доложил воеводе о текущих делах.
— Зря разоблачился, Дмитрий Станиславович, — обратил внимание Афанасий на то, что я снял дубленку. — В казематах зябковато будет.
— Нешто ты меня в казематы запереть собираешься? — попытался я пошутить, но, заметив взметнувшиеся брови воеводы, поспешно пояснил: — Да шучу я, шучу. Однако думаю, нечего нам по казематам шастать. Пущай Савелия сюда приведут. Допрашивать в комфорте надо, тогда и не пропустишь никакой мелочи.
— Воля твоя, боярин, — кивнул тот и отдал соответствующие распоряжения.
— И еще, Афанасий Егорыч, — я подошел и тихо заговорил в самое ухо: — Надобно сделать так, чтобы никого кроме нас при допросе не было.
Воевода, почему-то тоже вполголоса, что-то пробубнил красномордому начальнику стражи. Тот в свою очередь зашептал писарю, предварительно толкнув его в бок, отчего тот мазнул пером по бумаге, оставив неприглядную кляксу.
— Чернила и бумагу оставь, — приказал я писарю, видя, что тот заграбастал с собой чернильницу. И в ответ на вопросительный взгляд воеводы развел руками и пояснил: — Расписочку о неразглашении тебе, воевода, написать все же придется. А заодно и протокол допроса собственной рукой составишь, дабы светлейший узрел твое радение.
Не успели красномордый с писарем скрыться за дверью, как через противоположный вход ввели Савелия. Двое угрюмых стражников с саблями наголо крепко держали гвардейца за локти. Руки его оказались связаны за спиной, глаза затравленно зыркали по сторонам, борода всклокочена, в волосах желтели соломинки.
— Напраслину на меня возводят, боярин, — бросил он, заметив меня. — Не убивал я лекаря. Я же подле тебя был все время.
— Можете быть свободны, — кивнул я на дверь стражникам.
Те непонимающе вылупили глаза, то ли не уразумев, что я имею ввиду, то ли соображая, стоит ли мне подчиняться.
— Пошли вон! — перевел на понятный им язык воевода, и мужики скоро покинули помещение.
Продолжая играть великого конспиратора, я поочередно подошел ко всем дверям и, резко открывая их, убедился в отсутствии любопытных ушей. Не обнаружив подслушивающих шпионов, вернулся к воеводе и, предложив ему сесть за стол, начал диктовать текст расписки. Было видно, что лично скрипеть пером тому доводилось нечасто — высунув кончик языка и то и дело вытирая со лба выступающий пот, тот медленно выводил на удивление ровные буквы.
— Так, отлично. Теперь здесь подпись и число, — мой палец ткнул в нижний правый край листа. — Ну вот, теперь можно приступить непосредственно к делу.
Я взял со стола перочинный, в полном смысле этого слова, ножик и подойдя к гвардейцу перерезал веревки на его руках.
— Садись, — указал ножиком на лавку. — Рассказывай.
— Что рассказывать-то, боярин?
— Все рассказывай — где был, чем занимался с того момента, как меня вчера подстрелили, кто может подтвердить.
— Дык, не был я нигде, — растерянно пробормотал Савелий. — Подле тебя неотлучно находился.
— И ночью никуда не выходил?
— Единожды только и вышел по нужде.
— Кто-то видел, как ты выходил?
— Дочка воеводы Полина Афанасьевна как раз из светелки своей выходила. Она может подтвердить. И еще кто-то из холопов дрова в избу заносил, — с готовностью сообщил Савелий, не понимая, что
