– Может быть, он работает. Может, ему надо отпрашиваться.
– Если вы спрашиваете меня, то я скажу, что родители в наши дни просто не понимают, что главное – это дети. – Она взглянула на Лиззи. – Ну, а теперь, пока этому типу не взбрело в голову позвонить опять, мы начнем работу.
Это было длинное и унылое утро. Даже Лиззи, посещавшая с Робертом вечерние курсы бухгалтерского учета, у которой с тех пор выработалась своя особая манера ведения дел, была поражена бездумным трудолюбием, с которым работала миссис Мэйсон. Вся информация в рукописном виде хранилась на гигантском количестве карточек, хотя в углу кабинета стоял маленький компьютер. Когда Лиззи спросила о нем, миссис Мэйсон ответила с каким-то оттенком недовольства, что это был подарок от Ассоциации родителей и что это было очень мило с их стороны, но абсолютно не нужно. Миссис Мэйсон получила подготовку в качестве библиотекаря, и не было ничего в области систематизации информации, что она не смогла бы сделать даже с закрытыми глазами. Лиззи слушала ее, отвечала по телефону на вопросы, на которые сама не знала ответов, непонимающе смотрела на все, что ей показывали, прихлебывая неприятный растворимый кофе, принесенный женщиной в зеленом халате, стараясь при этом не думать о „Галерее" или о протекающей трубе в ванной в Грейндже, насчет которой она забыла позвонить водопроводчику, или о боли, которую, как сказал Алистер, он внезапно почувствовал за завтраком.
– Какая боль, где?
– Здесь, – буркнул он, на секунду положив руку на нижнюю часть живота и не отрывая взгляда от комикса, пришедшего вместе с последней воскресной газетой.
– Давно у тебя там болит?
– Ну, недели…
– Недели?!
– Ну, одна неделя уж точно.
Роберт тут же заявил, что, если боль сохранится и после школы, он отвезет Алистера к врачу.
– Но я к тому времени уже вернусь, я сама могу отвезти его.
– Ты будешь усталой, – сказал Роберт с какой-то решимостью.
– И ты тоже.
– Я знаю. Но наш уговор состоит в том, что я теперь больше занимаюсь с детьми. Я обещал, что буду это делать, когда ты начнешь работать.
– Может, Дженни могла бы нам помочь? – предложила Лиззи.
Они посмотрели друг на друга.
– Нам не следует эксплуатировать ее.
– Я знаю, но она сказала, что была бы рада помочь. Я думаю, ей одиноко.
В этот момент миссис Мэйсон объявила:
– Обед у нас будет в учительской.
– Разве не в столовой, вместе с ученицами?
– О нет!
– Я бы хотела обедать вместе с девочками.
– Как хотите. Тогда лучше было бы поговорить с миссис Дриздэйл.
– Думаю, что нет нужды беспокоить миссис Дриздэйл из-за таких пустяков.
Миссис Мэйсон выглядела глубоко обиженной.
– Я бы не сказала, что создание подобного прецедента является таким уж пустяком.
В конце концов Лиззи съела свой обед в учительской. Состоял он из пастушьего пирога, моркови, яблочного пудинга, яблоки в котором присутствовали чисто номинально, и сладкого крема из яиц и молока. Разговаривали о девочках, которых она не знала, и проблемах, о которых она не слышала прежде, о результатах последних экзаменов, которые ей были абсолютно неинтересны. Ей предложили воды в пластмассовом стаканчике, а в остальном совершенно не замечали. В какой-то момент мужчина лет сорока в коричневом вельветовом костюме, сидевший рядом с ней и сказавший, что преподает географию, прочитал ей небольшую лекцию о неверной направленности новой общенациональной учебной программы и о зле любой концепции образования, построенной на последовательной оценке знаний, но в остальном вел себя так, будто бы ее не существовало.
После обеда она ускользнула от миссис Мэйсон, которая, похоже, была готова завести с ней еще один конфиденциальный разговор за еще одной чашкой растворимого кофе, и вышла на улицу. Повсюду кучками стояли девочки и болтали или же вызывающе лежали под полуденным солнцем в расстегнутых у воротничка школьных блузах. К тем, у кого загар был получше, явно относились, как к кинозвездам. Лиззи попыталась заговорить с несколькими из них, объяснив, кто она такая, но, хотя ей отвечали не грубо, все же дали понять, что во время перемен они не общаются с противником, то есть со взрослыми, а после длинных летних каникул у них накопилось много важной информации для передачи друг другу. Лишь одна девочка с умным лицом, читавшая в одиночку, была, казалось, рада поговорить с Лиззи. Она читала „Анну Каренину" и сказала, что книга ее абсолютно очаровала. После нескольких минут легкой болтовни Лиззи сочла правильным отойти и позволить ей вернуться к мукам бедной Анны.
После полудня Лиззи боролась с зевотой. Ею овладела странная смесь скуки и отчаяния, вызванная не только необходимостью находиться с девяти утра до половины четвертого в маленькой комнатке вместе с миссис Мэйсон (а дважды в неделю даже до половины шестого), но и необходимостью постоянного контроля за собой. Лиззи ни на минуту не должна была забывать, зачем она здесь, и одновременно стараться не вспоминать, как мало ей за это платят. Все это оказалось более изнурительным, чем Лиззи могла предположить. Было очень нелегко оставаться на подхвате, подчиняться темпу и манере работы миссис Мэйсон. К половине четвертого, отягченная непривычно плотным обедом (а с каким желанием все остальные его поглощали!), Лиззи потащилась на выход, в светло-золотой полдень, и увидела заполненные ученицами площадки для игр, а также и безграмотно написанную записку на переднем стекле своей машины, гласившую, что эта стоянка была предназначена исключительно для родителей.
В начале пятого она добралась до Ленгуорта и отправилась прямо в „Галерею". Там было пусто, лишь несколько покупателей бродили скорее с видом туристов, осматривающих достопримечательности, чем людей, склонных к покупкам. В кафе на верхнем этаже расположились несколько женщин, поглощавших овсяные оладьи, а за столиком в углу сидела Дженни Хардэйкр с Сэмом, Дэйви и своим сыном Тоби, которых, как и было условлено, она забрала из школы.
– О, Лиззи! Ну как прошел первый день? – воскликнула Дженни.
Дэйви и Тоби продолжали пить молоко через соломинки, а Сэм, увидев мать, изобразил, что его застрелили, и откинулся назад на своем стуле, закатив глаза и высунув наружу язык.
– Боюсь, это было совершенно ужасно. А где Роб?
– В офисе. Разбирается с образцами новых тканей. Лиззи присела. Сэм подался вперед, намереваясь упасть, подобно мертвому, на ее колени.
– Прекрати, Сэм, – устало сказала Лиззи. Он не обратил на ее слова никакого внимания. – Я не стану рассказывать Робу о том, как ужасно это было, потому что он, бедный, и тан переживает из-за меня.
