разницы, к какому роду она принадлежит, её интересы — наши интересы. Действия вашей дочери при таком рассмотрении уже выглядят как попытка развязать войну. Вы готовы вступить в военный конфликт с Империей?
Госпожа директор хотела было что-то ответить, но Хафэр продолжил говорить:
— Империя готова закрыть глаза на действия вашей дочери. Мы не выдвинем вам обвинения, но наша благосклонность имеет цену.
Госпожа директор слегка улыбнулась, проговорив:
— Детки, я же о вас забочусь. Я понимаю как вам, оставшимся одним в этих жестоких мирах. А ещё понимаю, что в воспитании собственной дочери допустила несколько ошибок… Вы для меня почти как родные, так к чему весь этот шантаж? Если вам что-то нужно, просто скажите. Я чувствую ответственность за вас, потому и пытаюсь хоть как-то воспитать, объяснить, что следует делать, а что приведёт к неприятным последствиям.
Последние слова Госпожа директор произнесла с такой искренней заботой, что Эктори, относившаяся раньше к ней с подозрением, поверила в искренность если не всех, то хотя бы большинства слов. Но Хафэр лишь брезгливо поморщился:
— У Вас бы получилось меня одурачить, если бы мне целиком и полностью затёрли воспоминания, но я прекрасно всё знаю. Так что спешу предупредить: даже если вас простят, это не отменит обещания. Обещания арий вообще ничего не может отменить, даже сами те, кто их дают. Эти слова, сказанные лишь единожды будут исполнены, даже если сам сказавший уже отправится в Иные миры. Просто оставьте нас в покое, забудьте о нашем существовании, проживите отведённое Вам время без постоянных терзаний о том, чего уже не изменить.
Больше Хафэр говорить ничего не стал, утащив за собой Эктори, всё это время молча сидевшую и ловившую каждое слово, он вышел прочь.
Эктори уже собралась по сложившемуся у них обычаю вновь вместе пойти в библиотеку, но Хафэр отказался:
— Я должен наконец исполнить одно обещание. Свидимся немного позже, ещё до окончания сезонных выходных.
* * *
Эмони пришлось вернуться в Академию раньше: её соседку опасно было оставлять одну, а брать с собой, в поместье — ещё опаснее.
Дочь директора предложила со своего кресла меховую шубу, которую её соседка, несмотря на жару, всегда надевал поверх ещё нескольких слоёв тёплой одежды из плотных тканей.
Сев за стол, Эмони открыла планшет, узнать, что творится в высших кругах, и тут же ей пришло сообщение: «Явись ко мне, радость моя» — фраза, заготовленная её матерью для всех провинившихся учеников учеников.
Эмони, тут же поднявшись, вышла и, воспользовавшись терминалом у двери в комнату, переместилась в кабинет директора. Огляделась, убеждаясь, что никого нет, сказала:
— Маменька, если желаете поговорить с доченькой, это и дома можно сделать.
— Взрослая деваха, а всё шутишь, — сказала госпожа директор и, указав на свой планшет, добавила. — Что скажешь доченька?
Эмони взяла планшет, пробежала глазами по тексту, остановилась на картинке, где Тиллери встала так, что хоть сейчас можно было писать портрет независимого главы великого дома, а глаза её, даже с плоского изображения, пристально разглядывали этэ. Внизу была заметка о прошедшем вечере, который посетила не только будущая глава теперь самой влиятельной семьи в многомирье, как всегда шокировавшая всех своим смелым нарядом, но и юный Император в компании необыкновенной беловолосой спутницы. Потом шли описания, кто во что был одет, и насколько это соответствует современной моде, что Император и его спутница, как положено представителям старой аристократии, какими являются все Имперцы, предпочли плотные тяжёлые ткани, струящимся и лёгким, пришедшим с новой модой. Дальнейшие рассуждения автора о том, что Империя пытается навязать пережитки прошлого, а леди Тиллери, словно простолюдинка, рядится в мужские платья, вытащенные из шкафов позапрошлых поколений, Эмони пропустила.
— Что я думаю? — переспросила она, откладывая планшет. — Пала Империя, мир якобы изменился, он якобы уже совсем не такой, как раньше, а на самом-то деле никто не поменялся: Господа из «приличного» общества всё также перемывают косточки друг другу, Очкастая всё так же строит из себя сильную бабцу, Мелкий Император всё так же таскает за собой эту… а она, как всегда, привлекает внимание, — ядовито заметила Эмони.
— Да, но почему не ты? Почему тебя там не было? Почему тебя не было с ним?
— Он меня не позвал, — недовольно отозвалась Эмони.
— Почему? Неужели так сложно соблазнить одного мелкого пацана и вертеть им, как вздумается? За ним будущее, новая история. Почему же она не в твоих руках?
Раздражённо закатив глаза, Эмони попыталась объяснить:
— Он ещё ребёнок, ему неинтересны женщины, ему нужны битвы, в которых он может показать, какой он замечательный.
— Он ещё не искушён! Он не знает, какими бывают женщины, — сказала госпожа директор, скинув аккуратную туфельку. — Твой папаша был стариком, видавшим многое, но я сделала так, что он выбрал меня, а потом переписал все владения не на первую жену, которая даровала ему сына, а на меня. Мальчика, правда, жалко, он смазливенький был… Так чего же тебе стоит втянуть язык в задницу и прихватить остатки Империи? Тем более что ему интересны подвиги, а значит при должной работе, он сам тебе всё отдаст.
— Я его не люблю! — воскликнула Эмони, немного подавшись вперёд. — Я его ненавижу! Ненавижу всех их!
Директор приподнялась с кресла, но тут же опустилась, глубоко вдохнув, откинулась на спинку кресла, проговорила немного охрипшим голосом:
— Какая же ты у меня дура! Я столько ходила, стелилась перед императрицей, чтобы получить это место. Я называла эту наивную бабцу подругой, нахваливала её. А ты всё портишь из-за своей идиотской ненависти. Ох, дура! Любит она, не любит… Да какая разница⁈
— Маменька, ты не понимаешь.
— Хватит!
— Но я люблю другого, я верю, что он ещё жив. Я буду…
— Я сказала, хватит! — воскликнула директор закашлявшись.
Эмони подскочила с места, растерянно огляделась по сторонам, не зная, что делать, но мать жестом велела ей сесть обратно.
Директор продолжила:
— Чего ты добилась с этим мальчишкой?
— Я не успела…
— Ты слишком навязчивая, с ними нужно потихоньку, но не жевать сопли. С кем из женщин и он, и его братец Корэр проводили больше всего времени?
— С этой мелкой, мерзкой, глупой, надменной… — начала Эмони с ненавистью.
— С сестрой, — перебила её мать. — А почему?
— Причём это? Они только и делали, что скакали из мира в мир и
