— И мне кажется, ты врёшь, противный рыжий кот! Я не буду рассказывать Иисусу о твоих выходках, а сама накажу розгами. Да так, что ты неделю не сможешь сесть на свою никчемную задницу!
— Бабушка, я не вру! – плаксиво затянула зверюга. – Я добрый, ласковый и весёлый лев.
— Чёрт возьми, не называй меня бабушкой, мелкий и хвастливый пакостник! – отбрила дамочка.
Зло нельзя уничтожить, но его можно вылечить добром. Если, конечно, пациент будет помогать врачу бороться с болезнью. Спасительница открыто посмотрела на жертву:
— Как твоё имя?
— Саня...
— Значит, Александр!.. Давай, Александр, расскажи, что здесь произошло?
Сидоркин на минутку задумался, чуть покашливая.
Лев испуганно сжался, переступая лапками. Верзила тщательно рассматривал свои кирзовые сапоги. Дамочка украдкой любовалась маникюром, справедливость – справедливостью, но женские слабости – это святое.
— Я не буду вам врать, а правду рассказывать не хочу, — наконец, изрёк карманник. – Я, блин, никогда не был стукачом!
— Молодец, что не хочешь врать, — с усмешкой похвалила дамочка. – А сказать правду не есть грех. Порок должен быть наказуем, иначе он породит абсолютное своеволие. Вселенская аксиома! Хотя, дело твоё, — успокоила она кворум. — Ты куда шёл, Александр?
— На суд.
— Я тебя немного провожу. Погоди мгновение, — дамочка склонилась надо львом, молвила внушительно: — Я буду гостить три дня. Забирай своего повара, мяукающий трус. И чтоб ни его, ни тебя я не видела! Ты всё понял, Теобальдус?
— Я всё понял, бабушка, — тоскливо промяукал Лёва. Дамочка слегка хлопнула его по загривку, и процокала каблучками к дверям замка. Ангелы отдали честь огненными мечами, суетливо распахнули створки. Сидоркин поплёлся следом за юной бабулькой.
* * *
Саня и дамочка шли по безликому коридору, — белые стены, электрические лампочки без абажуров под потолком. Карманник спросил, томясь:
— Вы кто? Хотя, въезжаю. Вы – Бог-мать.
Дамочка иронично покосилась:
— Я бабушка Иисуса – Анна. Прилетела проведать внучка.
— Вы зря прилетели, Анна. Иисуса нету.
— Ерунда, ночевать-то домой придёт, — молодая бабушка встала, подала ручку на прощание. – Удачи, Александр!
Сидоркин флегматично пожал тёплые божественные пальчики. Доказательная страстность исчерпала энергетические заряды, и поэтому воришка лишь грустно пробурчал:
— Вы не поняли. Иисуса, вообще, больше нету. Его убили!
— Чепуху городишь. Мой внук — бессмертен! – дамочка кивнула и вошла в стену.
— Если родная бабушка не верит, что говорить о «Б» и прочих… — так проворчал карманник и последовал дальше по безликому коридору.
54. Иисус
— Привет, — Санечка вошёл в кабинет. На лице обречённость бычка, который сам пришёл к мяснику.
Помощник Господа сидел за столом и дописывал решение. Он поставил точку и отложил шариковую ручку. Немного полюбовался на свои каракули, выписанные (однако) чёткой каллиграфией. Воззрился на грешника, мнущегося у порога.
— Явился, Сидоркин, — ощерился очкарик. – Можешь сесть.
Карманник опустился на стул и сразу же зловеще произнёс:
— Ты мне не верил, а Иисуса убили!
— Лучше о себе подумай, — прошепелявил судья. Он ласково огладил собственноручно составленную бумагу. – Сто три килограмма грехов… так… пропустим описание… наказание… — возбуждённо пощёлкал языком, — в общем, тебе хватит. Распишись, Санёк. – Заморыш подвинул жулику документ и ручку.
— Я ничё подписывать не буду, — по привычке ответил Сидоркин.
— Не спасёт, чувак, — ухмыльнулся замухрышка, снова беря ручку и чиркая в решении: – Так и запишем, сукин сын от росписи отказался.
Судьи – это наиболее мерзкая социальная группа. Каста. Сами судьи это сознают, но добрее не становятся. А наоборот, множат зло вокруг себя. Кармическая диалектика.
Заморыш макнул пальчик в чернила, и проставил на доке отпечаток своего пальца. С этого мгновения приговор вступил в законную силу. Потом экс-инквизитор нажал голубую кнопку на столе. Из внутренней двери, в дальнем конце кабинета, вышла парочка мини-ангелов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ребята, отправьте грешника в ад! – Благочестивый протянул Решение.
Один из мини-ангелов Его взял, аккуратно сложил, сунул в левую перчатку. Оба обнажили огненные мечи.
— Эх, мля! — Карманник неторопливо встал, скрестил ручки за спиной. Цыкнул ироничной слюной в сторону заморыша. Тот сделал вид, что никто не плевался, тем не менее ладошкой по роже провёл, явно стирая брызги.
— Уведите! – отмахнулся очкарик, нажимая красную кнопку на том же селекторе. – Прозерпина, у Благочестивого обед. Никого ко мне не приглашай в течение сорока минут!
Мини-ангел несильно пихнул Саню.
— Шевелись!
Сидоркин поплёлся к выходу, конвой за ним, с мечами наголо. Пока они шли, Благочестивый открыл ящик стола, и кое-что оттуда достал. Что именно, выяснилось тогда, когда карманник на пороге обернулся, дабы сказать:
— Слышь, засранец. Скоро тебе и твоей работе наступит каюк… — Саня оборвал себя на полу-фразе. В недоумении прищурился.
Судья крутил в пальчиках блестящие ключи, с умилением их рассматривал и баюкал. Те самые золотые ключи, стопудов! И откуда силушка взялась!? Сидоркин как песчинки растолкал охрану, прыгнул назад к столу, и дёрнул раритет к себе:
— Откуда у тебя ключи!? Откуда, чёртов слепой!?
Жадность – самая мощная в мире эмоция. Очкарик не только не выпустил ключи, но и сам попытался вырвать их у Сани. Мгновение грешник и его судья тянули раритет в разные стороны, пытаясь отобрать артефакт друг у друга.
Мини-ангелы опомнились, схватили взбунтовавшуюся душу под локти.
— Отрубите грешнику грабли! – крикнул заморыш, вскакивая и выпуская ключи из сожалеющих пальцев.
Охрана отступила от карманника на расстояние удара. Занесла мечи.
— Стойте, мать вашу! – заорал Сидоркин, разворачиваясь к страже фасом. Ключи сатанински звенели в трясущихся руках. – Ваш босс работает на дьявола! Он продался дьяволу!
Мини-ангелы примерились, ещё секунда и мечи рассекут плечи… Сидоркин сжался, тихо всхлипывая!
— Кто тут поминает дьявола? – послышался голос. Очень категоричный, хотя и мягкий по тональности. В кабинет зашёл человек в голубом спортивном костюме.
Мини-ангелы немедленно замерли… опустили мечи вниз и ретировались в сторонку.
— Иисус… — растерянно вымолвил Благочестивый. – Мы тебя ждали ещё в понедельник.
У Сидоркина дыхание спёрло. Он жадно смотрел на человека. Так вот Ты какой!
— Привет, — пискнул Санечка.
Заморыш заискивающе улыбнулся. Прогнулся. Спросил слащаво:
— Где Боже был?.. Позволь поинтересоваться. На будущее…
— Я навещал невесту. Куда-то пропала вдруг… — прозвучал меланхоличный ответ.
Человек прошёл вглубь кабинета. Теперь Благочестивый, Сидоркин и Иисус стояли кружком вокруг стола. Мини-ангелы поодаль, на почтительном расстоянии. Насколько такого рода почтение возможно в небольшой комнатке.
— Неве-есту?.. — у очкарика чуть не выпал глаз. — И кто же она, Боже?.. Магдалина?.. Святая Руфь?.. А может…
— Неважно, — кратко оборвал Иисус. И спросил без паузы: — Что случилось?
Заморыш проглотил любопытство и нехотя показал на ворика:
— Да, вот… Грешник не хочет идти в ад.
Сидоркин метнул долгий ненавистный взгляд на судью:
— Он врёт! – выпалил карманник страстно.
Небесный властитель недолго подумал:
— Гм… Значит, ты хочешь идти в ад?
— Конечно, не хочу!
— Почему же он врёт? – последовал резонный вопрос властелина.
Карманник смутился, не зная, что брякнуть в оправдание. Мысли смешались, а слова исчезли. Когда тебе дана всего минута на размышление, — это не удивительно. Впрочем, лучше призвать на помощь наглядность, тем паче, что она звенит в твоих руках.
— Вот! – карманник показал Иисусу ключи, держа связку за ржавое кольцо.
