На самом деле «оркестр» — это громко сказано. На сцене сидели двое полненьких гномов в разноцветных рубашках с короткими рукавами, в руках они держали по паре черных металлических тарелок, украшенных подвесками. Щеки и усы гнома с тубой надувались и спадали в такт музыке. Лицо его покраснело и сравнялось по цвету с волосами. Оставшийся гном, на голове которого переплетались черные и седые космы, а бороду он вовремя остриг, играл на инструменте, подобного которому Тассельхоффу еще не доводилось видеть. И хотя ремни, на которых крепился инструмент, крест-накрест охватывали широкую спину гнома, его животик оказался столь объемистым, что хитрая штуковина покОилась На нем, точно на полочке. Короткие пальцы плясали над шеренгой прямоугольных деревянных клавиш, вырезанных поочередно то из белого, то из черного дерева. Над ними располагались круглые черные кнопочки, которые он время от времени нажимал и отпускал. А сверху инструмент соединялся с кузнечными мехами, которыми музыкант яростно накачивал внутрь воздух все время, пока играл. Гудящий звук инструмента напомнил Тасу крики летящих диких уток.
За следующие полтора часа кендер исходил фестивальную площадь вдоль и поперек, постоянно обнаруживая что-нибудь интересненькое, например, расположение всех палаток местных кузнецов; где и когда будут проводиться состязания по метанию топориков; правила для соревнующихся в раскалывании камней; в какой палатке самый лучший эль; и где можно отведать самую вкусную гномью тушенку. Он даже познакомился с двумя участниками уличного оркестра, Густавом и Уэлкером; они позволили ему погудеть в тубу и поиграть на инструменте, который Уэлкер называл "аккордеоном".
Тассельхофф настолько хорошо проводил время, что совсем потерял счет времени. Теперь фестиваль был в самом разгаре. Кендер стоял в одной из палаток, где продавали эль, и дотягивал второй бокал, когда его легонько стукнули по плечу.
— Доброе утро, мистер Непоседа.
Тассельхофф развернулся так резко, что выплеснул остатки эля на чистые и натертые до блеска туфли Вудроу.
— Вудроу! Я так рад найти тебя здесь! Этим утром я встретился со столькими замечательными людьми!
— Найти меня? — голос Вудроу сломался. — Мистер Непоседа, вы ни разу не задумывались, что со мной сделает госпожа Хорнслагер, если я вас потеряю? Она с удовольствием живьем поджарит меня на костре! Не такая уж это приятная работенка, но что поделаешь — мне нужны деньги.
Голос Таса наполнился состраданием.
— Ну, Вудроу, я извиняюсь. Я еще ни разу не слышал, чтобы ты говорил так… сердито.
— Раньше мне не приходилось присматривать за кендерами, — почти проворчал Вудроу. — Когда я проснулся и нигде вас не нашел, за завтраком я соврал госпоже Хорнслагер. Знаете ли вы, как я ненавижу врать? Я сказал ей, что вы все еще спите и что мы встретимся с ней позже, здесь. А потом я ускользнул из дома и отправился на поиски, ни на минуту не прекращая молиться.
— Ну вот я и здесь. А если тебе интересно, — продолжил Тас, пытаясь выглядеть возмущенным, — я изучал фестиваль и расспрашивал людей о ближайшей дороге в Кендермор.
"По крайней мере, я собирался это сделать", — резонно подумал Тассельхофф.
Гнев Вудроу от этой новости немного поубавился.
— И что же вы выяснили? — взволнованно спросил он.
— Ай, я знаю, где продают самый роскошный эль, или тебя это не волнует? — Вудроу нетерпеливо покачал головой. — А еще я отыскал серебрянный браслет с золотой гравировкой, он просто обязан стать моим… и очень похож на тот, что сейчас болтается у меня на запястье.
Кендер приостановился, озадаченно разглядывая невесть откуда взявшийся ремешок вместо браслета.
— И самое главное — я съел миску тушенки, вкуснее которой я ничего раньше не пробовал. — Понизив голос, кендер добавил: — Только не рассказывай Флинту, что я это сказал.
— Мистер Непоседа, — прервал его Вудроу, — что вы узнали о Кендерморе?
Тассельхофф заерзал под пронзительным взглядом друга.
— Я только-только начал расспрашивать народ…
Жилистый юноша взял кендера под руку:
— Остается надеяться, что госпожа Хорнслагерчто-то разузнала, потому что она ждет нас прямо сейчас у карусели.
Возбужденный Тассельхофф выскользнул из рук молодого человека и закружился от радости:
— Ты уже видел карусель? Если нет, то держись. Это самое захватывающее зрелище из всех, что тебе предстоит увидеть.
Вудроу покосился на Таса.
— Мистер Непоседа, прошу вас!
На взволнованном лице Вудроу Гизелла безошибочно прочитала и о предпринятом Тассельхоффом утреннем вояже, и о том, что кендер решил ничем не выдавать своего товарища. Они обнаружили статную гномиху беспокойно озирающейся возле незнакомого переулка. Она оделас= в песОчного цвета рубашку из тонкой кожи и широкие брюки, так что если обычно она выглядела одетой налегке, то на этот раз казалось, будто на ней вообще ничего нет. Взгромоздившаяся на волосы цвета спелого граната широкополая шляпа защищала нежную кожу от палящего осеннего солнца.
— Вудроу, Непоседа!
Из ее уст даже их имена звучали ругательствами.
— Я уже начала волноваться.
Почти тут же внимание Гизеллы было целиком захвачено фестивалем, а ее глазки заметались между прилавками, палатками и мужчинами.
— Сегодня я могу провернуть немало делишек, если публично поведаю о своем фиаско, о том, как лишилась последних денег; о том, что кендер тоже представляет кое-какую ценность, умолчим. В этой одежде я обычно совершала самые выгодные сделки.
Она продолжала бормотать себе под нос, в то же время поглаживая тугую ткань, плотно обтягивающую бедра.
Вдруг она вспомнила о присутствии кендера и схватила его за шиворот. В Таса впилась пара крохотных темных глаз.
— Это работа, и мне нужно сосредоточиться. Я вовсе не хочу отвлекаться на связанные с тобой переживания. А потому держись рядом — но не слишком близко. А еще лучше, держись Вудроу. Наблюдай внимательно и учись.
Примостив шляпу под залихвацким углом, он зашагала к ближайшей к карусели лавке, принадлежавшей торговцу тканями. Оба — и Тассельхофф, и Вудроу — заметили, что она виляет задом намного сильнее, чем обычно. Гномиха несколько минут покрутилась среди столов, забитых свертками ярко раскрашенных тканей, с видом знатока ощупывая каждую из них.
— Доброе утро, красавчик, — промурлыкала огненноволосая гномиха горбатому гному с кривыми зубами, сидящему внутри магазинчика. По ее прикидкам, «красавчику» давно перевалило за триста лет. Скрещенные на груди руки настолько поросли растительностью, что Гизелла вряд ли отважилась бы сказать, где они заканчиваются и где начинается борода. — Могу я переговорить с твоим батюшкой, хозяином лавки?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
