не уважаются; но патроны идут также из г. Шуши, и их предпочитают тавризским. В сел. Зейва до 300 д. ханский дворец построен еще отцом покойного Измаил-хана тавризскими мастерами. Дворец имеет вид крепости, окружен стенами с башнями и стоит на отроге при слиянии р.р. Хамза-чай и Самбур-чай, но плохо поддерживается и разрушается.
Пашалык-бей, сборщик податей в ханстве, рассказал: «Ханство наше составляет магал Унгют провинции Карадаг. Всего в этой провинции 18 магалов; в их магале считается до 2500 дымов, на 2/3 оседлых и 1/3 кочевых; на каждый дым приходится в среднем 5 душ. Сеют жители пшеницу и рис (по долине р. Карасу (правый приток р. Аракса)); скота держат много: лошадей от 2 до 10 на каждый дым. В их магале рогатого скота не меньше 3500 голов, а овец очень много; пашут на волах и сохой. Зависимость от правительства слабая, платит магал, и то неаккуратно, 150 туманов в год».
Он же рассказывает, что к ним бегают русские из г. Шуши и др. мест. Так года 4 тому назад, бежал к ним солдат с Баграмского пограничного поста; солдат этот проживает в сел. Гадеш, но, узнав, что я пришел в это селение, он бежал из него куда-то вверх по р. Карасу. Брат рассказчика в свою очередь сообщил, что встретил сегодня 2-х конных и вооруженных русских беглецов.
Наконец, мои гости ушли. Ханум очень любезна, прислала сластей и фруктов. Я немедленно послал ей У2 фунта чаю (подарок губернатора мне), в котором она имеет нужду. Говорят, что вверх по течению р. Карасу в Каляндарском лесу богатая охота, водятся и крупные звери, встречается лев и тигр.
С губернатором еще на прошлом ночлеге мы расстались окончательно: он принял на себя обязательство вооруженной силой не допустить перекочевки шахсевен из его провинции на русскую часть Мугани, и я счел себя совершенно излишним контролировать его образ действий, так как никаких указаний, а, тем более, полномочий от нашего генер. консула на это не получил; все же другие вопросы были или совершенно решены, или выяснены, и на окончательное решение отправлялись письменно в высшую инстанцию в г. Тавриз. Моя же специальная[цель] была обследование путей из глубины Азербайджана к русской границе. Обдумав предстоящие мои задачи, я решил направиться теперь к р. Араксу на наш Асландузский пограничный пост. От персидского военного конвоя я решительно отказался, а просил только давать мне проводников, и в этом духе ардабильский губернатор написал мне открытое письмо ко всем по пути персидским властям о содействии, указав в этом письме, кто я такой, и что поездка моя совершается с ведома валиахда и о содействии мне отдан приказ эмир-низама. Лично я ограничился лишь теми людьми, с какими я вышел из Тавриза.
В 8 ч. утра 11/XI мы были уже готовы в путь, но пришли Пашалык-бей и другие и задержали нас своими разговорами. Передав мою горячую благодарность ханум Зият за гостеприимство и распростившись с беками, мы выехали в сопровождении одного всадника-про-водника. Наша дорога, пройдя по улицам селения,, пересекает ущелье, уходящее вправо в долину р. Карасу, называющееся Алаканы (пестрые ворота). По преданию, живущему у местных жителей, по этому ущелью пришли русские войска с князем Мадатовым[91]. Из этого ущелья дорога переваливает через небольшой хребет, а затем… вступает в долину р. Карасу. Вправо, на левом берегу р. Карасу видно сел. Лякяван, еще дальше вниз по правому берегу – сел. Теулкан, не доходя которого, против ущелья, развалины крепости Ала-Каны, разрушенной, по преданию, князем Мадатовым.
Через 10 м. езды по долине за уступом скалы – кочевье[92]. Отсюда мы направились поперек русла Карасу, по которому река пробегает многими рукавами… Поднявшись на более высокий уступ и продираясь сквозь густые камышовые заросли по руслу, мы достигли другого кочевья, но оказалось, что рекомендованный нам ханшей тесть Ахмед-хан-бек живет дальше от берега, куда мы и двинулись по волнистому дну одного из побочных ущелий и прибыли в кочевье, атакованные здесь, как и раньше, собакам и любопытными женщинами. Тестя не оказалось дома, а только его сын, в кибитку которого мы и зашли.
Валериан Григорьевич Мадатов
Женщины грязны, весьма похожие на цыганок, толпились у входа, и когда я вышел из кибитки, одна из них поднесла ко мне ребенка, которого я взял на руки. Она тот же час попросила у меня для него в подарок что-либо из оружия. Хозяин кибитки взялся сам отвезти предписание ардабильского губернатора к Ахмед-хан-беку, старшине их общества, который живет в кочевье, верстах в 10-и вверх по Карасу. Лошади шахсевен, в районе кочевья которых мы теперь и находились, были все в поле, и потому они просили лошадь у нас, что вызвало страшное неудовольствие черводара[93] – хозяина наших вьючных лошадей. Пока шла перебранка черводара с шахсевенами, один из них рассказал нам, что подати с магала Унгют собирает Шуджа-эль-мульк, родственник маленького Ахмет-хана, и что только деньгами одними он взимает с жителей 900 туманов. Это правдоподобно.
Забитые жители гласно никогда не скажут правды чужеземцу про свои дела с начальством, а лишь тайком и когда убеждены, что ничего им за это не угрожает от своих властей. Жители, которых мы видели до тех пор, бедны, а вчера черводару даже за деньги не хотели продать фураж, хотя его и сопровождали ханские нукеры. Но я также думаю, что они не пожелали в присутствии ханской челяди обнаружить, что у кого еще уцелело от поборов, ибо, прикрываясь именем ребенка-хана и его матери, беки просто бесчинствуют теперь в ханстве, вымогая, что возможно, в свою личную пользу.
Пока шли бесплодные препирательства, приехал Ахмед-хан-бек со всадниками. Он просил остаться у них ночевать и объяснил, что проводить меня он может только до Асландуза, а дальше не смеет, ибо их племя во вражде с племенем Челяби, которые кочуют вверх по р. Араксу от Асландузского брода. Я не хотел оставаться ночевать в этом кочевье, а предпочел продвинуться вниз по р. Карасу. Мне дали в проводники всадника-красавца шахсевена с винтовкой Пибоди, изукрашенной серебром. Мы простились с Ахмед-хан-беком и выехали из кочевья под лай собак и гомон женщин и детей…
Через 40 м. хорошего хода мы достигли полукочевого сел. Ленкован; оно основано недавно и, так как находится на границе с кочевьями шахсевен, то не подчинено унгютскому хану, и жители обложены сравнительно небольшим налогом, а именно, 2 пуда с каждых 10 пудов пшеницы и 1 туман деньгами
