А затем пришел лесник - и разогнал всех. Здравствуй, 37й!
Причем лекарство оказалось - еще хуже болезни. Процесс пошел неуправляемо - помня опять же восьмидесятые, могу поверить, что ко всяким разговорам, а то и составлениям планов, созданием всяких "союзов" и "фронтов", оказались причастны очень многие. Плюс - банальный оговор, зависть, меркантилизм. Плюс - "палочная система", так знакомая нашим ментам. Плюс - очень может быть реальные дела, в нашей армии.
Как раз в то время. Гренада, Гренада моя! Бои под Мадридом, строки Хемингуэя, отвага интербригад. И тупой тиран Сталин, по возвращении пустивший под нож, наших героев той войны, летчиков, танкистов, моряков - уже закаленных в огне. А также - Михаила Кольцова, в "шпионаж" которого можно поверить, разве что в белой горячке.
Гренада, Гренада… Солнечная Испания, над которой безоблачное небо. К тому дню, когда безоблачное - жуткий котел смуты, непрерывно кипящий уже пять лет, с тридцать первого. Основных политических партий - целых восемь. Причем монархических две - каждая со своим кандидатом, друг друга ненавидят круче, чем буржуазия и пролетариат. Еще сепаратисты в Каталонии и у басков, и куча партий поменьше. Две партии буржуазных - которых циники именуют бандами. Также - люто воюют друг с другом. Только до тридцать шестого, 269 громких политических убийств - а сколько было "не громких"! - и 1287 попыток таковых же.
Самая массовая партия - анархисты. Лучшие друзья второй по массовости, троцкистов - и этим все сказано: сколько в СССР тогда полагалось за троцкизм, "десять лет без права переписки"? Коммунистов мало, всего-то тридцать тысяч. Но у них железная организация и дисциплина - и потому, они играют роль, соизмеримую с двухмиллионными анархистами.
Бардак - страшный. Так называемый Народный фронт, это вообще черт-те что, никто никому не доверяет, все угрожают друг другу оружием, баски и каталонцы согласны воевать лишь у себя дома; принять хоть какое-то общее решение, это такой геморрой, с демократией, и обсуждением в газетах! Где сегодня наступать будем - за, против, воздержались? А враг тоже газеты читает, благо и язык тот же - дальше объяснять?
И каким местом надо было думать, чтобы до победы - орать о будущей коллективизации? Вкупе с разрушением церквей - как это должны воспринимать крестьяне? Понятно, отчего армия Франко, поначалу весьма малочисленная - разбухает как на дрожжах, и свои бегут туда же, или массово дезертируют по домам, и в спину стреляют вовсю. Кстати, ее элита, "марокканцы", это полный аналог наших "афганцев" - не арабы, а колониальные войска, из испанцев же, ведшие против тех же арабов уже десятилетнюю войну.
А уж терпимость - прям как при дерьмократии. Поймали кого-то, в работе на врага - пальчиком погрозили, и служи дальше, на том же посту, лишь не попадайся больше. Блин!
Самое смешное, что будь во главе коммунисты - быть бы Испании, социалистической страной! Они бы, и железный порядок с дисциплиной навели - как в нашу Гражданскую. И свои же лозунги, подальше упрятали, в интересах дела, как у нас и "декрет о земле", и нэп; после победы - ну, будем посмотреть, быть колхозам и церквям? А уж с врагами - до ближайшей стенки! Но был всего лишь - Народный фронт.
А вот революционная романтика - была. И разговоры - эй, руссо компаньеро, вот дело настоящее, мировой пожар, когда вы у себя перестанете отсиживаться, да плюньте вы на вашего слишком осторожного вождя - если он иначе думает, значит предатель дела мировой революции, которого в расход, ну а мы поможем! Романтики и велись - вроде Кольцова. Эх, Гренада, ты, Гренада!
Еще - флота не было. Заточенность на "малой войне" вблизи своих берегов - привела к тому, что нечем было нашим, сопровождать конвои, обеспечивать бесперебойные поставки оружия и всего прочего, дружественному нам режиму. Что было позже, во Вьетнаме, на Ближнем Востоке - но вот в Испании, нет - ну не тянули крейсера типа "Красный Крым" против новейших "Канариаса" или "Фиуме", тяжелых восьмидюймовых. Нужен все ж России - дальний, океанский Флот!
–При мне, в тридцать восьмом, командующего ТОФа расстреляли - рассказывал Кириллов - там конечно, и разговоры были всякие, и не с тем, но главное - злостное пренебрежение своими обязанностями. Вот вы, Михаил Петрович, как моряк - понять должны. Когда главной ударной силой флота, всерьез считаются торпедные катера, которые едва для Финского Залива годны, а в океане их заливает (прим. Ш-4 - первые наши ТК), и три десятка подлодок-"малюток", едва подходящие для ближнего базового дозора; да, были еще два эсминца-"новика" - и это против японского флота, где одних современных линкоров восемь, а еще тяжелых крейсеров полтора десятка, эсминцев и подлодок сотнями - и бои на Хасане; всерьез тогда опасались, десанта в Приморье, а уж север Сахалина удержать не надеялись. Понятно, что промышленность многого дать не могла - но какого… ты, комфлотом, молчал, тревогу не бил? Вот и - расстреляли.
Да, суровое все ж время. Неужели, и правда, анекдот про Жукова: полковник, к вечеру взять этот город! Сделаешь - дам Героя, генерал-майора и дивизию. Не сделаешь - расстреляю.
–Однако простите, товарищи командиры - Кириллов упорно называл нас, по-старосоветски - вынужден пока вас оставить. Дела - нет, ничего серьезного, просто с особистом вашим переговорить, ненадолго…
Он встал, и вышел из кают-компании. Все молчали.
–Ну что, товарищи - сказал наконец Петрович - поздравляю! Процесс пошел.
–Какой процесс? - не понял Родик, держа в руках "Архипелаг"
–Нашего перехода на "темную сторону Силы" - с точки зрения истинного демократа. На службу, не только телом, но и душой - Красной Империи зла.
–Но как же… - спросил Родик - формально, мы не…
–А реально? - говорю уже я - сколько еще у нас, автономность? А после - топиться всем? Нет уж - придется нам, гавань искать. И - где?
–Деды наши при Сталине жили - поддержал Сан Саныч - и мы поживем, дай бог!
–Жить, это одно. Служить - другое.
–Слушай, мы все ж не гебешники, а бойцовые морские волчары. Натасканные - чтоб рвать врагов внешних. Которые у державы нашей, хоть империи, хоть дерьмократии - есть всегда. И эту работу надо кому-то делать - в любое время. Возражения, боец?
–Убедил же вас, этот - иезуит!
–Скорее уж, жандарм из бывалых - читал, такими они и были.
После того дня за Кириловым как-то закрепилось прозвище "Жандарм". За глаза - но произносимое с уважением.
От Советского Информбюро 25 августа 1942
На Северо-Западном фронте происходили бои местного значения. На ряде участков наши подразделения отразили атаки пехоты противника. Около населённого пункта В. советские бойцы ворвались в траншеи противника и вели рукопашные бои с гитлеровцами. Наши лётчики сбили в воздушных боях 3 немецких самолёта. Кроме того, огнём зенитной артиллерии сбито 5 немецких транспортных самолётов "Юнкерс-52".
–Боевая тревога!
И - нет больше на лодке отдельных людей. Со своими характерами, памятью, и даже жизнью. Все - как одно целое, на своих постах, стали частями машины, Корабля. Нет людей - есть функции, которые должно выполнять. Даже если в отсек рвется вода, или горит огонь - никто не может бросить и уйти, без доклада и без приказа. Потому что иначе - Корабль может погибнуть. И вместе с ним - все.
Автономке конец, курс на базу лежит,
Тихо лодку в пучине качает.
Спит девятый отсек,спит девятый жилой,
Только вахтенный глаз не смыкает.
Что он думал-гадал? Может дом вспоминал?
Может мать или очи любимой?
Только запах чужой все мечты оборвал:
Из отсека повеяло дымом.
Сообщить бы куда, не уйти никуда -
Здесь в девятом же люди, не боги.
Только пламя ревет, и сильней душу рвет
Перезвон аварийной тревоги.
Кто на вахте стоял, кто услышал сигнал -
По постам боевым разбежались.
А в девятом кто спал, тот наверно устал.
За себя и за лодку боялись.
За "Живучесть борьба",страшно жизнь не дожить,
Ищут парни спасенья в десятом:
Сквозь удары туда прорывается крик:
"Да откройте же сволочи, гады!!!"
Отзывается сердце на каждый удар
Там ведь гибнуть свои же ребята.
Но откроешь им дверь - смерть войдет и сюда,
И седеют от криков в десятом.
Тишина. Нет страшнее такой,
Молча скиньте пилотки живые.
28 парней без вины, без войны.
Жизнь отдали, чтоб жили другие.
Автономке конец, курс на базу лежит,
Тихо лодку в пучине качает.
Спит девятый отсек и он вечно "живой"!
Но об этом никто не узнает.
Обелиск со звездой, растрепало венок,