В отсутствие Морнингхолла его слово было законом.
В это утро случилось неожиданное. Морнингхолл, который никогда раньше не спускался вниз, застал Фойла в тот момент, когда тот распекал одного из французских военнопленных — немолодого мужчину с деревянной ногой, желая показать тому, кто здесь хозяин.
Зная безразличие Морнингхолла к заключенным, Фойл не ожидал таких последствий. Однако нежданно-негаданно Морнингхолл схватил Фойла за ухо и повел его наверх на виду у всех других гардемаринов, матросов и даже заключенных и так отодрал его за уши, что в них до сих пор стоял звон.
Фойл бросил полный ненависти взгляд на капитанскую каюту. Его светлость находился сейчас на берегу, и ни для кого не было секретом, что он проверял накладные Ротшильда, сверяя их с корабельными записями о приемке. Фойл с ужасом думал о его возвращении, ибо, если капитан найдет расхождения, полетят многие головы.
В том числе его собственная голова и, конечно, Редли…
Холодный пот выступил на спине у Фойла. Слава Богу, у него сейчас появился союзник — адмирал Болтон. В это утро адмирал поднялся на борт судна и направился прямо в каюту Морнингхолла, где за закрытыми дверями прочитал этому ненавистному аристократу нотацию, которую тот заслужил. Прошло пять минут, десять минут. Затем дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился адмирал Болтон с багровым от ярости лицом. Увидев Фойла, он тут же окликнул его:
— Ага, мистер Фойл. — Адмирал Болтон, по-отечески улыбнувшись, поманил его к себе. — Не хотите ли со мной прогуляться?
— Да, конечно, сэр, — пробормотал польщенный Фойл. — Разумеется, сэр.
Адмирал увел его подальше от всех. Прошло какое-то время, прежде чем лицо Болтона обрело нормальный цвет. А когда адмирал заговорил, голос его звучал уже вполне спокойно:
— Я обратил внимание на то, что ваш капитан задал вам сегодня взбучку, Фойл. По какому поводу, интересно знать?
Фойл нервно сглотнул.
— Я опоздал на смену, сэр, — солгал он. — Но не по своей вине. Капитан велел мне вычистить гальюны, и мне никто не сказал, который час.
— Вычистить гальюны? Но ведь это унизительно для такого молодого, перспективного офицера, как вы. Не так ли?
— Да, сэр. Весьма унизительно. — Вот это соответствовало истине. Морнингхолл заставил его вычистить гальюны в наказание за то, что Фойл сам же и довел их до такого состояния.
— И он делал вам выговор в присутствии ваших коллег? Могу себе представить, как вы были шокированы и раздосадованы.
— Да, тем более что я не заслуживал этого наказания. Но меня всегда наказывают за то, в чем я не виноват, сэр.
— Это ужасно, если капитаном такой сукин сын. Я готов поспорить, что вы мечтаете о том, чтобы вас перевели с этой развалины и подальше от этого тирана — куда-нибудь на настоящее судно.
— На фрегат, сэр? — с надеждой спросил Фойл.
— А почему бы и нет?
Адмирал положил руку на внезапно гордо распрямившиеся плечи Фойла — так мог бы сделать только отец или близкий друг — и подвел его к борту. То, что за ними, позеленев от зависти, наблюдали издали другие гардемарины, сгладило горечь унижения, которое Фойл испытал во время недавней выволочки от Морнингхолла. После недолгого молчания адмирал заговорил снова, глядя куда-то вдаль:
— Знаете, мистер Фойл… Тут возможна, помимо перевода на другое судно, еще и денежная награда, если вы правильно разыграете карту. На вашем пути стоит одно препятствие, мой мальчик. Это Морнингхолл, черт бы его побрал…
Фойл проглотил ком в горле, не решаясь что-то ответить.
Болтон все еще продолжал смотреть вдаль.
— Что случилось с его предшественником?.. Ах да, был мятеж заключенных… Достаточно одной искры — и может произойти взрыв.
— Да, сэр… У нас есть на борту несколько горячих голов, которые всегда готовы затеять бучу, — сказал Фойл, вдруг догадавшись, о чем идет речь, и приходя от этого в возбуждение.
— И они ненавидят Морнингхолла не меньше вашего?
— Да, сэр, не меньше.
— Что ж, мой мальчик, вы знаете, чего вы хотите от жизни: перевода на фрегат, некоторой суммы денег… Впрочем, это так, бредовые мысли старого человека.
И хотя адмирал сказал «это так», глаза его говорили совсем об обратном.
Адмирал Болтон по причине исхода известной дуэли наверняка хотел бы видеть маркиза Морнингхолла покойником, подумал Фойл. И он готов хорошо за это заплатить. Что касается Фойла, он отлично знал, как осуществить то, чего желал этот «старый человек», — сделать все так, чтобы и тень подозрения ни в коем случае не упала ни на адмирала, ни на него, Фойла.
Сейчас, прогуливаясь по палубе, Фойл подозвал одного из караульных:
— Уилсон!
— Да, сэр?
— Приведи ко мне заключенного, этого лягушатника Армана Море. Того самого, что всегда готов затеять бучу. Я так понимаю, что он сейчас подстрекает непокорных, и кто-то из начальства должен поговорить с ним.
Уилсон просветлел лицом. Никто не любил Море.
— Да, сэр! — с готовностью отозвался караульный, и его башмаки застучали по палубе.
Фойл принялся взад-вперед расхаживать по юту. На губах у него блуждала многозначительная улыбка.
Если закрыть глаза, он мог явственно представить себе фрегат, который пообещал ему адмирал Болтон.
Глава 14
Следующие два часа прошли в неловком молчании. Гвинет делала записи, а Морнингхолл, держа свой гроссбух в левой руке и папки Ротшильда в правой, монотонно произносил цифры поставок за последние пять месяцев.
Выражение лица у него было каменное, но глаза поблескивали от стыда и гнева. Не приходилось сомневаться, что случившийся с ним приступ задел его самолюбие, и Гвинет понимала, что лишь глупец решится открыть рот и напомнить маркизу о том, что произошло. Это могло бы завершиться фатально, а ей жизнь была дорога.
Поэтому Гвинет с деловым выражением лица фиксировала все обнаруженные его светлостью расхождения и досадовала на себя за то, что обращает внимание на упавшую на лоб капитана темную прядь волос и. на прочие не имеющие отношения к делу мелочи. Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что Морнингхолл отнюдь не был демоном. Да, у него трудный характер. Да, он может быть излишне резким. Надменный, пугающий, загадочный, зависящий от перепадов настроения — все это так. Но не дьявол. Ибо дьявол не может проявить жалость к страданиям ребенка.
Гвинет молча наблюдала за тем, как его палец двигался вдоль колонки цифр. Как много она узнала о нем за эти полдня…
Она узнала, что у него, оказывается, есть и сердце, и душа, хотя по какой-то непонятной ей причине он не желает этого показывать.
Она узнала, что он когда-то был напуган, что у него порой бывает такая же реакция, как и у сестренки Морганны, однажды испугавшейся грозы.
