подтвердить, что я был посвящен в рыцари вашей рукой и милостью и что я ровня любому, кто носит шпоры.
С этими словами Майлз поднялся, выхватил из-за пояса железную рукавицу, и она с грохотом покатилась по полу. Ненависть к врагу и жалость к отцу подняли в его груди бурю.
— Я обвиняю тебя, Уильман Альбан, — крикнул Майлз, — в подлой лжи и бросаю свою перчатку, вызывая тебя на бой.
Граф Альбан сделал движение, чтобы поднять перчатку, но король торопливо остановил его.
— Стой, — хрипло выкрикнул он. — Не трогай! Пусть лежит! Пусть лежит! А теперь, — обводя взглядом всех придворных, потребовал он, — скажите мне, что все это значит? Кто привел сюда этого человека?
Он испытующе вглядывался в лица, но все стояли молча.
— Понятно, — сказал он, — вы все замешаны в этом. И прав милорд Альбан: вы все его враги. Но вы и мои враги. Все это пахнет мерзким заговором, я не могу менять то, что сам же решил, и коли я посвятил этого молодого человека в рыцари своими собственными руками, я не могу отрицать, что он вправе бросить вызов милорду Альбану. Тем не менее Высший рыцарский суд рассмотрит это дело, а пока, — обратился он к министру двора, — я поручаю вам этого обвиняемого лорда. Немедленно препроводите его в Тауэр[23], и пусть там ожидает нашей милости. А ты возьми свою перчатку и храни ее до моего особого повеления.
Король тяжело вздохнул, прошелся по комнате и остановился прямо перед Хаусом.
— Я знаю, — сказал он, — что слаб здоровьем и кое-кто решил ударить по руке, которая поддерживала меня в последние годы.
Потом он заговорил более прямо.
— Милорд граф Хаус, я вижу в вас стратега этой многолетней интриги, именно вы сыграли со мной шутку с посвящением в рыцари этого молодого человека, что дало ему возможность бросить вызов лорду Альбану. Именно ты привел его сегодня сюда за спинами моих собственных сыновей и моего брата.
Тут он резко повернулся к графу Альбану.
— Пойдемте отсюда, милорд, — сказал он, — я устал от всего этого. Дайте мне свою руку, и прочь отсюда!
Он направился к выходу, опираясь на руку графа Альбана и сопровождаемый тремя джентльменами из графской свиты.
— Ваше Высочество, — сказал министр двора, обращаясь к принцу Уэльскому, — я должен исполнить приказ короля и взять под арест этого джентльмена.
— Исполняйте свой долг, — ответил принц, — мы этого ожидали, однако не забывайте о том, что он пленник чести, и позаботьтесь о достойных условиях содержания его под стражей.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Только в конце июля Высший рыцарский суд вынес свой вердикт. На ход процесса влияли многие необычные обстоятельства, некоторые на пагубу Фолворту, другие ему на пользу. Его очень умело защищали адвокаты, которых нанял граф Хаус. Не будь особых обстоятельств, приговор вынесли бы гораздо раньше и, конечно, в пользу обвиняемого. Суд постановил разрешить спор «волей божьей», то есть в поединке лица, заменяющего слепого лорда, с графом Альбаном.
Это решение не могло не уязвлять гордость больного короля, он действительно был великодушным и снисходительным человеком, но лорд Фолворт в свое время принадлежал к числу его влиятельных противников, и король, который, как и многие благородные люди, бывал порой крайне непреклонен, так и не простил его. Он постоянно оказывал давление на суд, но его влияние уже не было той силой, которая могла бы склонить чашу весов в его интересах. Болезнь все сильнее подтачивала его, и всем было ясно, что его дни сочтены.
Другая же сторона, партия принца Уэльского, постоянно, а за последнее время с особой силой наращивала влияние и в лице лорда Хауса, своего фактического лидера, имела, пожалуй, самого хитрого политика и искусного интригана в Европе. В результате всех этих заговоров и контрзаговоров, интриг и контринтриг дело было решено в пользу лорда Фолворта. В кругу принца окончательный приговор стал известен почти за неделю до того, как был официально объявлен. Граф Хаус нисколько не сомневался в таком исходе еще до того, как призвал Майлза из Франции, но для несчастного короля приговор прозвучал как гром среди ясного неба. Весь этот день он пребывал в мрачном одиночестве, насилу сдерживая гнев, который лишь однажды нашел выход в громогласной клятве, суть которой состояла в том, что если в поединке будет ранен Майлз, король позволит Альбану убить его, и, напротив, если в трудном положении окажется граф, король сделает все, чтобы спасти его. Один из придворных, который тайно склонялся к партии принца Уэльского, повторил слова короля в Скотленд-Ярде, на что принц сказал:
— Это значит, Майлз, что тебе придется победить или умереть.
— Так оно и будет, — ответил Майлз.
Только через две недели после объявления приговора король назначил время и место поединка. Это должно было произойти третьего сентября с Смитфилде — площади, где часто выяснялись отношения между рыцарями[24].
За три недели, предшествовавшие поединку, Майлз много раз бывал на месте сооружаемого ристалища и нередко в сопровождении принца и его друзей. Арена равнялась шестидесяти ярдам в длину и сорока в ширину. Этот прямоугольник был окружен окрашенной яркой киноварью оградой около шести футов высотой. Между оградой и трибуной шла полоса, отделенная от трибун невысоким забором. Здесь предстояло действовать констеблю[25] и главному распорядителю с помощниками, которые должны были обеспечивать общий порядок.
Однажды Майлз в обществе принца и его друзей, оставив своих лошадей у внешних ворот и войдя в ристалище, встретил там графа Альбана и его сторонников, которые как раз выходили оттуда. Вероятно, они тоже знакомились с местом поединка. Поравнявшись с людьми принца, граф Альбан нарочито громким голосом сказал одному из своих спутников:
— Гляньте-ка на этого прыткого отпрыска Фолворта, папаша не может своей жизнью ответить за измену, но скоро лишится сынка. Среди поверженных мною были рыцари куда посильнее этого мальчишки.
Майлз слышал его слова и знал, что они предназначены для его ушей, но он не обратил на них внимания, спокойно шагая рядом с принцем. Принц тоже все слышал и вскоре спросил:
— Ты не
