— Они сами выпустили меня, чтобы мы взяли ее сыночка с собой.
— Что? Нет уж. Только через мой труп. — Тут же разозлился оборотень.
— Но… — начала было спорить я.
— Нет. — Сверкнул мужчина глазами и отвернулся, поднимаясь на ноги. — Нужно выбираться. Здесь есть второй выход?
Второго выхода не было, а потому пришлось долго уговаривать дверь открыться. Та сначала не поддавалась, словно страшась будущих проблем, оберегая своих хозяев от несчастий. Но вскоре прогнулась и с громким стоном ввалилась в коридор. Там было пусто. Видимо, бабка и ее сынок настолько испугались, что спрятались где-то внутри. Искать их не было ни нужны, ни желания, а потому мы быстром шагом направились на поиски выхода. Вел нас оборотень. Его чуткий слух и обаяние были прекрасными путеводителями, безошибочно определяющими направление. Девчонка же сначала со всех нос неслась за нами, но вскоре перестала успевать за сильными взрослыми и отстала. Пришлось брать ее на руки и нести, прижимая к сердцу. Так моя боевая мощь снижалась, но зато наша общая скорость выросла.
— Тс-с, — внезапно остановился Бальдр и преградил нам дорогу вытянутой рукой. — Они где-то рядом. Тут же, как по команде, из-за очередного поворота выпрыгнул Фернир. В его руках был арбалет, точно направленный в грудь оборотня. Я напряглась, пятясь назад и прижимая голову ребенка к груди. Внезапно захотелось развернуться к врагу спиной, только чтобы спасти малышку. Но я не могла так поступить. Если старуха, как я предполагаю, маг, то моему спутнику понадобится помощь мага более молодого.
— Лучше пропусти, — зарычал Бальдр. Его угрожающая поза сразу сказала о наших намерениях. И если я была бы согласна взять волка и спасти его от такой жизни. То оборотень со мной не был согласен. А спорить с ним — значит поставить перед нами вопрос о доверии. А какой был на него ответ? Я не знала. Доверяю ли? Определенно. Но во всем ли? «Да, конечно», — хотелось крикнуть. Но второй голос тихо ворчал: «А почему тогда не доверилась до сих пор?». И вот тут уже вставал другой вопрос: «А могу ли я вообще доверять кому-либо кроме себя?» Или та способность умерла вместе со старой жизнью, вместе с болью, похороненной в глубинах сознания.
— Вы возьмете меня с собой. Твой маг дала согласие на это, если мы покажем твое нахождение. Уговор есть уговор. — Фернир не сомневался в своей правоте. Но не учел одного — каждый договор имеет условия.
— Вы сказали, что ничего не сделали ему, что ничего ему не угрожает! А сами же… Что вы влили в него? Почему его волк выбрался наружу? И не надо говорить, что ничего. Я знаю, что вы это нарочно сделали! — выкрикнула, не зная себя от злости. Когда уже это все закончится? Когда мы доберемся до светлой академии и, наконец, выдохнем?
— Мы ничего не сделали! Он сам виноват, что бросался на нас. Если бы мы его не приструнили, то могли пострадать.
— А маленькая девочка? Вы засунули ее в камеру со зверем!
— Мы не знали, кто она. А вдруг она тоже была оборотнем? Мы не могли рисковать.
— И потому оставили все на волю Вотана. Но Вотан не убивает своих друзей ни за что. Каждый получает награду или наказание за свои дела. И вы наверняка у него в очереди за порцией яда!
— Не говори так, грязная девка! Ты ничего не знаешь! Вотан любит своих детей, он видит, почему мы это делаем и как яро исполняем его волю. Мы сохраняем его детей и народ!
— Мы? — тут же нашлась я. — Так есть кто-то еще, кроме вас с бабкой? Вы прячете еще кого-то здесь? От стражи?
Фенрир опустил арбалет и тяжело вздохнул.
— Мы пытались спасти других. Но не удалось. Они погибли от рук власти. Потому что человек боится неуправляемого. Потому что для него все новое — это зло или покушение на его безграничную власть. Мы указали им на их слабости. И они поняли, что могут быть уничтожены. А потому и убили всех, приговорили по делам, которых те не совершали. Оборотни здесь были мирными. Но после всех бед, свалившихся им на голову, даже они потеряли уверенность в доброте. И мы помогли им.
— Как? — в голове промелькнули различные образы. Это были воспоминания вперемешку с фантазией. Но я видела шеренги людей, целые очереди, длинные-длинные, выжидающие чего-то. Спасения? Что, если они тоже пошли за спасением? Тряхнув головой, отогнала ненужные мысли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мы…простили их. — Уклончиво ответил волк.
— Простили? — включился в беседу защитник. — Что это значит? Вы убили их всех?
— Не убили, отпустили к Вотану, их создателю.
— Что? — не поверил своим ушам Бальдр. И вы называете себя после этого спасителями? Вы убили, должно быть, больше сотни оборотней, пришедших к вам за помощью. Но ради чего?
Фенрир не понимал нашего гнева. Ему казалось, что все сделанное им не несет ничего плохого. Но ведь они…просто вырезали целую популяцию. Фанатики.
Я и не поняла, что произошло. Однако резкий выпад Бальдра дал свой результат — Фернир свалился с ног, громко булькая и проклиная нас. Он хрипел, держась за горло, обхватывая свои ребра и заваливаясь на правый бок.
Бальдр схватил меня за руку и потащил за собой мимо извивающегося на полу врага, мимо опешившей старухи, поспешившей на помощь своему сыну, мимо мокрых стен, прямо к свету, доносившемуся из-за ставшей видимой впереди двери.
— Быстрее, быстрее, — торопил защитник. Я бежала изо всех сил. И хотя руки затекли от тяжести ребенка, отпускать его и не думала. Она как-то влилась в нашу команду сама собой, пережила ни одно потрясение и освободилась от своего собственного гнета. Она теперь свободна. Как и мы. А значит, нам в одну сторону. Бальдр видимо не возражал, потому что и не удивился, когда еле дышащая я показалась в проеме вместе с тихо хлюпающей девчонкой.
Город был мертвее: солнце спряталось за горизонтом, а люди притихли в норах. Ни звука. Лишь темное небо и наше дыхание, ветром уносящееся к звездам. Похолодало. По рукам пошли неловкие мурашки, а пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в детское тело, онемели.
Девчонка, чувствуя мою слабость, посильнее вцепилась в шею, зарываясь шмыгающим носом в волосы. Наверное, вид у нас был ужасный, так как редкие прохожие оборачивались вслед и что-то шептали друг другу на ухо. Видели в нас преступников, не иначе.
Впереди показался мотель. Он был совсем плох. Но эта ночь выжала уже все соки из наших жил, а потому мы были готовы согласиться на любое предложение.
— Говорить буду я, — предупредил оборотень, воровато обернувшись на дорогу, в ту сторону, откуда мы пришли. Там было тихо.
Я кивнула.
Внутри было затхло, воняло пылью, алкоголем и кровью. Запах крови особенно выделялся на фоне остальных своим железным привкусом, как напоминание, притаившееся в уголках памяти. Он будил воображение и животные чувства даже во мне, что тут говорить о Бальдре. Его челюсти напряглись, а ноздри надулись, вбирая в себя животные запахи. Я поспешила отвлечь мужчину и взяла за руку.
— Бальдр.
Он опомнился, обернулся, ловя мой взгляд. Успокоился.
За стойкой стоял здоровый волосатый мужик. Его грудь была стянута какой-то тканью, но от того не стала менее неприятной. Огромный живот натянул ее, демонстрируя все богатство хозяина. Порочное богатство. На чем наживался этот здоровяк? На чьем горе зарабатывал деньги? Чьи души уже погубил? По телу прошлась дрожь. Глядя на огромные ручищи, которые уперлись в столешницу, думалось о шеях врагов, которые этот здоровяк скручивал. О глазах умирающих, которые непременно выкатывались. Ведь после такого напора не устоял бы никто. Это смерть. Нам нужно убираться отсюда. Обернувшись, заметила любопытные взгляды мужчин. Они глядели на меня, не на мага, они хотели меня. На лбу и над верхней губой выступила испарина, я чувствовала ее и не могла смахнуть. Все тело стянули веревки, и лишь ощущение сильной руки, движение его пальцев давало ощущение реальности. Я еще жива. Никто меня не тронет. Малышка на руках заворочалась, ей не нравился запах, и она хотела спать. Но не ревела, лишь терла уставшие глазки и прятала мою грудь своим телом, прятала мой страх и учащенное сердцебиение, а еще свой страх, скопившийся в уголках глаз хрупкими слезками. Бедный ребенок. И зачем отец вел ее сюда?
