Пот собирается в моих ладонях и сгибах ног.
Мне приходится ловить ртом воздух, чтобы дышать.
И тогда раздается крик.
И я.
Не могу.
Думать.
За дверью Тобиас борется с Бесстрашными предателями.
Я слышу что-то похожее на крик младенца, он раздается совсем рядом со мной, я поворачиваю голову, чтобы понять, что является источником звука, но вижу лишь сердечный монитор. Линии между плитками над моей головой и трещины в них превращаются в чудовищных тварей. Воздух наполняет запах горящей плоти, я замираю. Чудовищные создания постепенно обретают форму — это птицы: вороны, с клювами длинной с мое предплечье и такими темными крыльями, что кажется, будто они поглощают весь солнечный свет.
— Трис, — говорит Тобиас. Я отворачиваюсь от ворон.
Он стоит у дверей, там же, где был до того, как мне сделали инъекцию, но сейчас у него в руках нож. Он держит его на некотором расстоянии от своего тела, направляя на живот, потом заносит его, касаясь живота кончиком лезвия.
— Что ты делаешь? Остановись!
Он едва заметно улыбается и говорит:
— Я делаю это для тебя.
Он медленно вонзает нож, и кровь пачкает край его рубашки. Я умолкаю и пытаюсь вырваться из оков, удерживающих меня на столе.
— Нет, остановись!
Я кручусь, в моделировании я бы успела сбросить трое наручников, что может значить лишь одно: происходящее реально. Я кричу, и он втыкает нож по рукоять, падает на пол, вокруг него растет лужа крови. Птицы устремляют на него взгляд своих похожих на бусинки глаз и, сплетаясь в вихрь крыльев и когтей, впиваются в его кожу. Сквозь вихрь перьев мне видны его глаза, он все еще в сознании.
Птица приземляется на пальцы, сжимающие нож. Тобиас вытаскивает его из себя, и нож стукается об пол, мне бы надеяться, что он мертв, но я для этого слишком эгоистична. Моя спина отрывается от стола, все мои мускулы напрягаются, горло болит от крика, который не прекращается, и в котором нельзя разобрать ни слова.
— Успокоительное, — приказывает суровый голос.
Другая игла в шею, и мой пульс начинает замедляться. Я всхлипываю с облегчением. Несколько секунд все, что я могу делать — это всхлипывать с облегчением.
Это был не страх. Это было нечто другое; эмоции, которых просто не может существовать.
— Позвольте мне уйти, — просит Тобиас, и его голос звучит еще более хрипло, чем раньше. Я быстро смаргиваю, чтобы видеть его сквозь слезы. На его руках красные отметины от сопротивления Бесстрашным предателям, желавших оттащить его от меня, но он не умирает, с ним все в порядке. — Я буду разговаривать с вами, лишь при условии, что вы меня отпустите.
Джанин кивает, и он подбегает ко мне, обнимает меня одной рукой, а другой дотрагивается до моих волос. Кончики его пальцев становятся мокрыми от слез. Он не вытирает их. Он наклоняется и мы соприкасаемся лбами.
— Укрытия Афракционеров, — глухо говорит он прямо напротив моей щеки. — Дайте мне карту, и я отмечу их для вас.
Его лоб рядом с моим сух и прохладен. Мои мускулы болят, возможно, от напряжения во время действия сыворотки.
Его тянут назад, и он держит мои пальцы так долго, как может, пока Бесстрашные предатели не вытаскивают его из моей хватки, сопровождая в другое помещение. Моя рука камнем падает на стол. Я больше не хочу бороться с оковами. Я хочу только поспать.
— Пока ты здесь… — говорит Джанин, как только Тобиас и его сопровождающие покидают нас. Она поднимает глаза и фокусирует взгляд своих водянистых глаз на одном из Эрудитов, — Возьмите его и приведите сюда. Время пришло.
Она оглядывается на меня.
— Пока ты будешь спать, мы проведем несколько процедур, чтобы выяснить еще кое-что о твоем мозге. Это несильное вмешательство. Но прежде, чем мы начнем… Я обещала тебе, что ты увидишь все процедуры. Поэтому, будет честно познакомить тебя с тем, кто будет ассистировать мне во время эксперимента, — она слабо улыбается. — С тем, кто сказал мне, к каким трем фракциям ты проявила склонность, как нам лучше заставить тебя прийти сюда, и, что появление твоей матери в последнем моделировании сделает его более эффективным.
Она смотрит на дверь. Действие успокоительного заставляет мир расплываться. Слежу за ее взглядом и сквозь наркотический дурман вижу его.
Калеба.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Перевод: Маренич Екатерина, Laney, Алёна Вайнер
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
Я просыпаюсь от головной боли, пытаюсь снова заснуть, хотя бы во сне я спокойна, но образ Калеба в дверях возникает у меня в голове снова и снова, его сопровождает карканье ворон.
Почему я никогда не интересовалась, как Эрик и Джанин узнали о том, что у меня склонность к трем фракциям?
Почему мне никогда не приходило в голову, что об этом факте знали лишь три человека во всем мире: Тори, Калеб и Тобиас?
Моя голова раскалывается. Не могу понять. Я не знаю, почему Калеб предал меня. Интересно, когда это случилось, после нападения на моделирование? После побега из Дружелюбия? Или это произошло раньше, еще тогда, когда мой отец был жив? Калеб говорил, что он покинул Эрудитов, когда узнал, что они планировали, лгал ли он?
Он мог. Я прижимаю руку ко лбу. Мой брат предпочел фракцию крови. Должно быть, у него на это имелись причины. Возможно, она угрожала ему. Или каким-то образом заставила его.
Дверь открывается. Я не поднимаю головы и не открываю глаз.
— Стифф, — это Питер. Конечно же.
— Да, — я убираю руку, и волосы падают мне на лицо. Смотрю на упавшую прядь уголком глаза. Мои волосы никогда раньше не были такими жирными.
Питер ставит бутылку воды и бутерброд рядом с кроватью. От мысли о еде меня тошнит.
— Твой мозг мертв? — спрашивает он.
— Не думаю.
— Не будь так уверена.
— Ха-ха, — бросаю я. — Как долго я спала?
— Около суток. Я должен проводить тебя в душ.
— Если ты скажешь хоть слово о том, насколько он мне нужен, — говорю я устало. — Я дам тебе в глаз.
Стоит поднять голову, как комната начинает кружиться, но мне все-таки удается перекинуть ноги через край кровати и встать. Мы с Питером идем дальше по коридору. Поворачиваем за угол, чтобы добраться до ванной комнаты, и видим на другом конце коридора каких-то людей.
Один из них Тобиас. Я могу предвидеть, где наши пути пересекутся: между тем местом, где я стою сейчас, и дверью моей камеры. Я смотрю не на него, а на то место, где он будет, когда прикоснется к моей руке, как сделал это в прошлый раз. Мою кожу покалывает в предвкушении, что я хотя бы на мгновение снова коснусь его.
Шесть шагов до того, как мы встретимся. Пять шагов.
В четырех шагах Тобиас останавливается. Его тело слабеет, Бесстрашные застигнуты врасплох. Охранник теряет контроль над пленником всего на секунду, и Тобиас падает на пол, выворачивается, бросается вперед и выхватывает пистолет из кобуры невысокого предателя Бесстрашных.
Пистолет стреляет. Питер ныряет вправо и тянет меня за собой, моя голова едва касается стены. Бесстрашный охранник открывает рот — должно быть, он кричит, но я ничего не слышу.
Тобиас пинает его в живот. Моя Бесстрашная часть восхищается его манерой драться — идеальной — и его скоростью — невероятной. А он, тем временем, оборачивается, направляя пистолет на Питера. Но Питер уже отпустил меня.
Тобиас дотягивается до моей левой руки, поднимает меня на ноги и начинает бежать. Я плетусь за ним. Каждый раз, когда моя нога отталкивается от пола, боль остро отзывается в моей голове, но я не могу остановиться. Я смаргиваю слезы и говорю себе бежать, будто это действительно сработает.
Рука Тобиаса сильная и жесткая, и я позволяю ей отвести себя за угол.
— Тобиас, — хриплю я.
Он останавливается и смотрит на меня.
— О, нет, — роняет он, проводя пальцами по моей щеке. — Давай. Ко мне на спину.
Он наклоняется, я обхватываю его за шею, пристраивая свое лицо у него между лопатками. Он без труда поднимает меня и держит за ногу левой рукой. Его правая рука все еще держит пистолет.
Он бежит, и, даже учитывая мой вес, он очень быстр. Я искренне удивлена тем, что когда-то он мог быть одним из Отреченных. Он выглядит так, словно создан для невероятной точности и скорости. Но не для силы, нет — он умен, но не силен. Сил у него хватает лишь на то, чтобы нести меня.
Сейчас коридоры пусты, но это ненадолго. Скоро каждый Бесстрашный в здании будет преследовать нас, они будут на каждом углу, и мы станем заложниками этого бледного лабиринта. Интересно, как Тобиас планирует от них ускользнуть?
Я поднимаю голову достаточно высоко, чтобы увидеть, что мы прошли мимо выхода.
— Тобиас, ты пропустил его?
— Пропустил… что? — спрашивает он между вдохами.
— Выход.
