Проповедник был несомненный знаток своего дела. Его слушали внимательно и жадно, воздевая руки к Свету и впадая в экстаз. Но я, не подверженный такого рода вещам, постепенно начал скучать. Озираясь по сторонам, я увидел, что в толпе шныряют несколько групп монахов, внимательно приглядывающихся к слушателям. Перед некоторыми они останавливались, затевали разговор, и уводили их в собор. Все происходило тихо и деловито. И вот среди этих деятелей я увидел знакомую фигуру Литца. Перепутать его походку и манеру держаться невозможно — это был действительно он.
— Ладно, господа, — я дернул Шумпера за рукав, — нам пора к нашим баранам, то есть нашим воякам.
— А как же праздник? За проповедями будет нисхождение Небесного Пламени, шествие, а потом пир и фейерверк? — встрепенулся Стусс. — Вон, уже расставляют столы прямо на площади!
— Ладно, валлет, вы оставайтесь. Расскажете, как все прошло.
Мы потихоньку выбрались из толпы под рокот преподобного Велизария, и пошли в сторону лагеря.
— И с чего вдруг они так разошлись? Никогда еще нападки на древнюю веру не были столь сильны! — удивленно спросил Майнфельд, ни к кому особо не обращаясь.
— Потише, ослина, мы тут не у себя в лагере! Расскажи еще всем, как тебе это не нравится!
— А что такого я сказал? Разве не так? Сигмариты, понятное дело, язычники, но ведь они наши предки! И если кто-то хочет почтить древнюю веру, почему бы и нет! Под знаменем Сигмара одержано немало славных побед!
— Ну, значит, теперь этого недостаточно, чтобы тебя не клеймили в проповедях, — резонно заметил Линдхорст. Наша церковь, как прекрасная женщина, щедра на ласку, но ревнива.
— Не мели чепухи, — отрезал Шумпер. — Головой прекрасной женщины управляют демоны хаоса, а нашей церковью, — престарелые, серьезные и очень упорядоченно мыслящие господа. Поверь на слово, это все неспроста!
— Но что это значит? Ты понимаешь, Энно?
Ничего я не понимаю. С именем Сигмара так или иначе ассоциируют себя почти все правящие династии, и у нас, и за хребтом. Конечно, древняя религия не нравится светошам — как все-таки метко Беренгард их назвал! Но вытравить ее совсем невозможно, да и зачем? Разве сигмариты отбивают паству у жрецов Света? Да у них и храмов то нет, так, бродячие проповедники. Между тем, многие светские владыки — да почти все — считают свою родословную от сподвижников Сигмара. И такие нападки на легендарного полубога не могут им понравиться.
— Не знаю. Может, со временем что-то прояснится. Похоже, церковники решили приструнить высших князей, чтобы не очень заносились.
— Может быть, так. Но все это очень странно!
Весь день я занимался предстоящим отъездом. Перед отбытием, как всегда, было много забот. На возы укладывали закупленное продовольствие, фураж и товар для цвергов. Все надо было пересчитать и учесть, проверить, нет ли испорченного груза. Проверить лошадей и их упряжь. Надежно ли увязаны бочки с вином, прикрыта ли от влаги закупленная мною кожа. И выяснить у ротмистров, все ли благополучно в их отрядах!
— У вас точно все в порядке с припасами? Есть достаточно болтов, запасных тетив, другого оружия?
Шумпер и Рейсснер заверили меня, что у них в отрядах есть все что нужно и даже более того.
Прибыли люди Хозицера. Шестнадцать человек, немолодых, бывалого вида, с лицами, исчерченными шрамами. Не очень-то походили они на городскую стражу — там обретаются в основном упитанные сыновья мастеров, не умеющие толком держать алебарду. А эти — совсем другое дело. Во всех повадках и разговоре виделся немалый военный опыт. Все имели шлемы или хауберки, у троих при себе неплохие арбалеты — не охотничьи, а именно боевые, с мощным натяжением.
Десять тяжело груженных возов Хозицера и Руппенкоха прибыли в последний момент. К моему удивлению, советник тоже собрался идти с нами.
— Решил растрясти жир, — пояснил он, хитро улыбаясь, — вспомнить молодость, а то совсем засиделся в городе!
— Без проблем, советник, — сообщил я. В конце — концов, какое мне дело, кто едет на облучке чужих повозок?
— Коммандер, — раздался рядом смутно знакомый голос — могу ли я обратиться к вам?
Обернувшись, я увидел одноглазого Клауса. Он стоял в сильно поношенном походном плаще, а на плече была палка с узелком.
— Я хотел уточнить, в силе ли ваше предложение о найме?
— Да, конечно.
— Тогда где я могу расположиться?
Я указал ему воз, нагруженный менее других.
— С вашего позволения, коммандер, я заночую здесь. Хочу привыкнуть к бивуаку.
— Да, пожалуйста, можешь залезать под любую телегу.
— Господа, господа, идите скорее в город, — к нам подбежал взъерошенный сержант.
— Там на площади поставили столы и кормят всех в честь праздника, откупорили бочки с элем и вином, а потом будет фейерверк!
— Бочки с элем? Такое нельзя пропустить! — прогудел Рейсснер, и мы вернулись в город.
Веселье действительно было в разгаре. На площади и даже на прилегающих улицах поставили импровизированные столы и лавки — на пустые бочки укрепили настил из досок, а тем, кто сидел возле ратуши, даже застелили скатерти из красных и синих кусков полотна. Народ за столами ел с тарелок, выпеченных из грубого ржаного хлеба, пользуясь ломтями такого же хлеба как ложками.
Но, несмотря на видимую демократичность праздника, все оказалось не так просто. Все были рассажены в строгом порядке — ремесленники сидели по цехам, под своими цеховыми штарндартами, торговцы — по гильдиям и землячествам. Попытка подсесть за чей-то стол вызывала насмешки: в лучшем случае нам предлагали доесть хлебную тарелку, пропитанную соком и жиром мясных блюд, которых на нее накладывали. Я понял, почему Клаус не остался на праздник — похоже, его бы никто тут не накормил.
Вдруг раздалось протяжное, заунывное пение. Все отставили свою трапезу и вышли из-за столов, выстроившись вдоль главной улицы. Некоторые в передних рядах стали на колени, молитвенно воздев руки долу.
— Что происходит?- спросил я одного из горожан в модном красно-белом шапероне, «по-господски» закрученном на голове.
— Шествие неофитов, — отмахнулся он от меня. — Помолись за этих будущих мучеников!
Впереди показалась колонна людей, облаченных в белые одежды. Каждый нес в руке факел, и каждый, как зачарованный, смотрел на него. Возглавлял колонну проповедник Велисарий, несший на высоко поднятых руках блюдо с ярко пылающим в нем огнем.
— Да осветится ваш путь! Да сгинет тьма! Да воссияет Свет во всей земле! — выкрикивал он, пока шедшие за ним неофиты печально пели псалмы.
Все понятно. Неофиты — будущие зилоты. Все свое имущество отдали Церкви. Теперь до конца жизни отправятся в монастыри, молиться Неизбывному Свету. И все — сугубо добровольно, конечно же.
Знакомое лицо вдруг мелькнуло в череде несчастных, проходящих мимо с факелами. Белобрысые волосы, долговязый, неуклюжий.... И совершенно стеклянные глаза, уткнувшиеся в свой факел!
Стусс?
— Гелло! Эй, Гелло! Ты как там оказался?
Меня толкнули в бок.
— Запрещено! Ты что, орочьих грибов объелся?
Точно. За отговор от подвига послушничества тут могут наказать очень сурово, вплоть до пожизненного раскаяния в катакомбах...
Я еще раз кинул взгляд на фигуру юного оруженосца, как в саван, закутанную в белый плащ. Вот уж от кого не ожидал бы религиозного рвения! Что-то здесь не так. Что-то очень, очень неправильное происходит в этом городе. Да и только ли в нем?
Глава 29
Мы выступили ранним утром, пока солнце еще не встало. Хозицер и Руппенкох прибыли на лошадях. К моему удивлению они решили выезжать отдельно от нас.
— Не следует, чтобы в городе знали про то, что мы идем в одну сторону, — пояснил хауптфельдфебель.
Глядя на них, я тоже решил пойти верхом, как истинный военачальник, а не в фургоне, как всегда.
Маг явился последним, почти к самому отъезду. Все были на месте, кроме валлета Стусса.
