мне, насколько ты мокрая».
Моя Валентинка откидывает голову назад и закрывает глаза.
Я собираюсь сказать ей, чтобы она продолжала следить за мной. Но тут она сбрасывает одеяла, которые были на ее ногах.
Теперь моя очередь затаить дыхание, когда она задирает подол моей толстовки. Она не снимает ее; она даже не задирает ее достаточно высоко, чтобы показать мне ее потрясающие сиськи; она просто задирает ее достаточно высоко, чтобы обнажить пояс своих брюк.
Ее наряд, с ног до головы в толстом хлопке, не должен быть сексуальным. Но она уже извивается, и неважно, во что она одета, потому что я готов кончить, просто глядя на нее.
Ее пальцы шевелятся, пытаясь просунуть их под повязку.
Я не вижу, что происходит, но я вижу очертания ее руки в штанах, когда она опускается ниже. А затем ее колени раздвигаются.
«Вот и все», — стону я. «Раздвинь ноги. Дай себе возможность поработать над этим маленьким клитором».
Она скулит. Черт возьми, скулит. И я сажусь.
Ее глаза все еще закрыты, но выражение ее лица — чистое удовольствие.
Я сползаю вперед и сижу на краю сиденья, широко расставив ноги, и продолжаю поглаживать свой член.
«Скажи мне, — требую я. — Скажи мне, что ты мокрая».
Она качает головой.
«Скажи мне, или я сам проверю».
Она сильнее зажмуривает глаза. «Я мокрая, ясно?»
«Насколько мокроя?»
Ее плечи повернуты, и мне кажется, она пытается опуститься ниже.
Черт, она что, засовывает палец внутрь?
«Насквозь».
Я стону. «Вот моя хорошая жена. Замочила эту щель, просто глядя на мой член».
«Я тебя ненавижу», — выдохнула она. И это заставляет меня улыбнуться.
«Лгунья». Я ускоряю движение. «И ты любишь этот член».
Она качает головой.
«Открой глаза, Валентина. Открой глаза и посмотри на меня».
Она пытается колебаться, но она так же готова, как и я. И когда ее голова наклоняется в сторону, и ее взгляд падает на мою длину, ее рот открывается.
Я хочу встать и засунуть свой член между этих губ.
Я хочу кончить на ее красивое личико.
Я хочу всосать ее татуированный палец в свой рот, пока она проглатывает меня целиком.
«Поспеши и кончай», — рычу я.
Моя рука кажется грубой на моем члене. Сухая кожа на коже почти болезненна. Но я больше никогда не буду использовать ничего, кроме сладких соков Вэл, чтобы смазать свой член.
Я сжимаю хватку еще сильнее.
Я так близко, и она тоже.
Другая рука Вэл скользит ей под рубашку, и я вижу, что она играет со своими сиськами.
«Иисус», — стону я в тот же момент, когда стон срывается с губ моей жены.
Ее глаза все еще прикованы к моему члену, и я начинаю гладить его быстрее.
Я уже не могу остановиться. За пределами всякого приличия.
«Продолжай играть с ними, Ангел. Ущипни эти красивые соски. Заставь себя кончить на свои пальцы».
Ее дыхание прерывается. А затем ее спина выгибается.
И я взрываюсь. Первая верёвка освобождения ударяет мою грудь, и глаза Вэл прикованы к ней, когда она падает с края. Пронзительный звук катится от нее и прямо через мои яйца, когда они выкачивают все, что у меня есть, на мою руку и член.
Вэл закрывает глаза, ее тело дергается, руки все еще остаются под одеждой.
И это самое прекрасное, что я когда-либо видел.
Даже лучше, чем в первый раз. Лучше, чем в Вегасе.
Потому что на этот раз она знает, кто я на самом деле.
Она знает, кто я на самом деле, и все равно кончает. И даже если я ее пальцем не тронул, она все равно отдалась мне.
Пока ее глаза все еще закрыты, я встаю и сокращаю расстояние между нами.
Потому что я сдержу свое слово. Я не трону ее идеальную киску. Но я ничего большего и не обещал.
Я хватаю ее за запястье, торчащее из штанов, и вытаскиваю ее руку.
Вэл издает испуганный звук и открывает глаза, но ее попытки вырвать свою руку из моей руки слабы.
И они не работают.
Я кладу ее три блестящих пальца себе в рот. И стону.
Черт, она на вкус как рай.
Держа ее за руку, я медленно вытягиваю ее пальцы, высасывая каждую каплю вкуса.
Она сжимает мою руку левой рукой, и вид моего имени, вытатуированного на ее коже, заставляет меня снова застонать.
Когда ее пальцы освобождаются от моих губ, я наклоняюсь и кладу ее руку ей на живот.
«Я делал плохие вещи, Валентина». Я провожу губами по ее розовой щеке. «Но я всегда буду добр к тебе».
ГЛАВА 31
Вэл
Кажется, что вес на моей спине, бедрах и ногах становится тяжелее.
Мой мозг еще не пришел в себя после сна, но я узнаю ощущение Доминика, распростертого на мне.
Не уверена, проснулся ли он, поэтому я стараюсь оставаться неподвижной, делая вид, что все еще сплю.
Не могу поверить, что я позволила себе это сделать вчера вечером.
О чем я думала?
Вес снова смещается, и что-то длинное и твердое упирается в мою задницу, за тем следует глубокий мужской стон.
Я отвернулась от Дома и его стороны кровати, поэтому позволила зубам вонзиться в нижнюю губу.
Мне это не нравится.
Я гребаная лгунья.
Я приоткрываю глаза, желая увидеть, восходит ли солнце, но все, что я вижу, это большая рука Дома перед моим лицом. Его рука полностью обнимает меня.
Его грудь прижимается к моей спине, когда он делает глубокий вдох, а мои волосы шевелятся, когда он выдыхает.
Да вставай же уже! Кричу я про себя. Мне надо в туалет, но мне нужно, чтобы он встал первым и ушел, потому что мне нужно хотя бы час ненавидеть себя, прежде чем я встречусь с ним сегодня.
Рука Доминика исчезает из виду, и затем он наконец отрывается от меня. В основном.
Я начинаю задаваться вопросом, что он собирается делать, когда что-то упирается мне в затылок. «Доброе утро, Ангел».
Я слишком ошеломлена, чтобы отреагировать, думая, что он застал меня врасплох. Но затем он слезает с кровати, и через мгновение дверь в ванную закрывается.
Он сделал это, думая, что я все еще сплю?
Почему?
* * *
«Чёрт», — говорю я, ни к кому не обращаясь, открывая один шкаф, затем другой, прежде чем наконец нахожу кружки.
Взяв одну, я удивилась ее весу, но у меня не
