Прежде чем я успела наклонить голову, чтобы увидеть, кто притянул оружие, запутанный британско-итальянский акцент Данте проскользнул по комнате.
— Отойди от Козимы и держи руки по бокам.
— Данте… — раздраженно начала я, продвигаясь вперед, чтобы отгородить его от Александра.
Его черные глаза впились в меня, сверкая и твердые, как осколки обсидиана, на его сердитом лице.
— Сдвинься еще на дюйм, Кози, и я пущу пулю прямо в его мягкие виски.
— Данте, не будь stronzo, — огрызнулась я, хотя подчинилась его приказу и держалась неподвижно.
Александр просто стоял, сильный и неподвижный, как дерево, которому угрожает легкий ветерок, как будто пистолет, направленный ему в голову, был ни чем иным, как легкой неприятностью. Он смотрел на меня с плоским лицом и глазами, почерневшими от хищного инстинкта.
— Какого хрена ты делаешь в Нью-Йорке, Александр? — потребовал Данте, его поза была такой же твердой, а лицо таким же неумолимым.
Никогда еще они не были так похожи.
Воздух исказился, как выдувное стекло, от восковых волн их гнева и враждебности.
Тайный животный трепет пробежал по моей спине и вспыхнул у меня в паху.
— Я здесь ради Козимы. Какого черта ты делаешь, прячась в ее квартире, как чертов вор?
— У меня есть ключ, — самодовольно ответил он, прижимая пистолет к виску Ксана, как будто пытаясь физически втереть его.
— Она моя жена, — напомнил ему Александр тоном, похожим на удар молотком, а затем двинулся так резко, что я не смогла различить серию движений, в результате которых пистолет Данте упал на землю, заскользил по деревянному полу, и оба мужчины оказались в жестокой схватке на полу.
Александр оказался сверху и жестоко ударил Данте большим кулаком в бок, каким-то образом зная, куда именно пару недель назад выстрелили в его брата. Дыхание Данте вырвалось из его легких, но он изогнул свое массивное тело, изо всех сил пытаясь втянуть воздух в легкие, и использовал свое туловище, чтобы нанести удар прямо в подбородок Александра, от которого тот отшатнулся. Он воспользовался преимуществом, оттолкнув его назад толчком в оба плеча, так что Ксан упал на задницу, а Данте перелез через него, прижав к полу и зарычав ему в лицо.
— Ты, черт возьми, эгоистичный придурок, — проревел он моему мужу в лицо, слюна летела, а лицо покраснело. — Ты не мог остаться в стороне, оставить ее в покое?
— Ты думаешь, у нее был покой? — сказал Александр, словно лед в огне огня своего брата, спокойно лежа под своим неповоротливым противником, как будто он решил лечь и не был там прижат. — Ты думаешь, она сможет когда-нибудь обрести покой без меня?
— Эгоистичный маниакальный ублюдок, — выплюнул Данте. — Ты правда думаешь, что ты ей нужен? Ты, черт возьми, оскорбил ее! Ты преследовал ее, изнасиловал и погубил ее.
— Ты прав, — Александр акцентировал свои слова резким ворчанием, поднялся на дыбы, чтобы ударить лбом о нос Данте и поменяться местами с шатающимся мужчиной, стоя над ним на коленях с безмятежным лицом, которое почему-то было более угрожающим, чем искаженная ухмылка Данте… — Я погубил ее так же уверенно, как она погубила меня. Готово. Нет обратного пути. Я думаю, это тебе придется научиться жить с этим, Эдвард, потому что Козима уже это сделала. Эта проблема у тебя? Она только твоя.
Они пристально смотрели друг на друга, нос к римскому носу, золото и черное соприкасались так, что ни одна женщина не могла бы подумать, что это что-то иное, кроме чистой мужской красоты. Меня остановил их вид, тот факт, что они оба любили меня достаточно, чтобы бороться за меня.
Но я также полностью устал от их драматических альфа-выходок.
— Отстань от своего брата, Ксан, — приказала я, дергая его за плечо, пока он неохотно не согласился. — Данте, встань и отойди назад.
Как только они встали на ноги, я оказалась между ними и прижала руку к их слегка вздымающимся массивным грудным клеткам, чтобы заземлить электрическую энергию, проходящую по их венам. Они оба внимательно наблюдали за мной, злясь друг на друга, но также и на меня за то, что я вмешиваюсь, даже за то, что я общаюсь с другим мужчиной.
У меня почти закружилась голова от того, что я встала между ними. Я была организмом, полностью зависящим от мужского разума, чтобы выжить. Мне нужно было, чтобы они хотели меня, жаждали меня, влюблялись в меня.
Дыра в центре моего существа, вырванная из меня, когда я покинула Англию, питалась мясом их внимания, и, стоя между двумя мужчинами, которые стали центральными осями моего мира, я приняла свое обжорство с воодушевлением.
— Вам обоим нужно прекратить это. Я взрослая женщина, которая может принимать собственные решения и говорить за себя. Данте… — Я повернулась к человеку, который был моим спасителем последние четыре года, к человеку, который взял разорванные части моего тела и души и дал им дом, где они могли восстановиться. Он посмотрел на меня мягкими, бархатными черными глазами, его рот скривился в уголке, потому что он уже знал, что ему не понравится то, что я скажу.
— Ди, amico mio, сегодня вечером Александр пришел спасти меня от Эшкрофта в клубе «Бахус». Он не причинил мне вреда, и, честно говоря, я не думаю, что он собирается причинить мне боль снова. Я думаю… — я бросила взгляд на мужчину, о котором шла речь, и позволила его горящим глазам наполнить меня убеждением. — Я думаю, он хочет быть со мной.
— Да, — подтвердил Александр своим доминирующим голосом, тоном, не допускающим споров. — Не то чтобы Эдвард заслуживал этого знать.
— Тише, — отругала я его, прежде чем повернуться к Данте, ненавидя то, как его глаза похолодели, а поза изменилась, его мышцы напряглись, как будто моя рука оттолкнула его грудь. — Данте, ты должен довериться мне, чтобы знать, что для меня лучше.
— Мое доверие к тебе не имеет к этому никакого отношения, Tesoro (с итал. Сокровище), а связано только с тем фактом, что я не могу доверять Александру с тех пор, как он встал на сторону Ноэля из-за убийства нашей матери.
Я слегка вздрогнула, потому что в этом была суть проблемы, не так ли?
Данте не мог доверять Александру, и я не была уверена, стоит ли мне доверять.
Мы оба повернулись к нему, вопросы в наших глазах были словно арканы, готовые схватить его, чтобы мы могли потребовать ответов.
— Мне не нужно, чтобы ты мне доверял. — Александр одернул рукава рубашки и поправил запонки, оскорбляя Данте каждым своим пресыщенным движением. — Мне не нужно, чтобы ты доверял мне, Эдвард, потому что ты никогда не доверял мне настолько, чтобы вернуться домой и рассказать мне, что, по твоему мнению, на самом деле произошло с Ноэлем. Думаешь, я предал тебя? Что ж, брат, ты бросил меня и оставил с человеком, которого ты знал как монстра.
Воздух в комнате стал плоским, как застоявшаяся газировка, липким от напряжения, но лишенным сердито стукающихся молекул. Данте, казалось, завис в нем, плывя в шоке и неуверенности.
Очевидно, он никогда не думал о прошлом в таких терминах.
Честно говоря, я тоже.
Я смотрела, как кровь капала на верхнюю губу Данте из его слегка кровоточащего носа, и размышляла, утешить его или пристыдить за то, что он сделал именно то, в чем он всегда обвинял Ксана.
Отказался от своей семьи.
— Ты думаешь, Ноэль — монстр? — подозрительно спросил Данте.
Я затаила дыхание, ожидая ответа. Александр не мог знать, что Ноэль и Роджер избили меня, потому что только эти двое, Данте и Сальваторе, знали правду, но было очень много других способов, которыми Ноэль доказал свою отвратительность.
Александр шагнул вперед, его маска соскользнула, обнажив выражение, которое я никогда раньше не видела на его лице, выражение чистой и продолжительной агонии.
— Конечно, Ноэль — монстр. — Он разжал руки, сжал их в пустоте и выпустил дрожащими пальцами. — И я творил чудовищные вещи по его указанию, по его образу. Я сын своего отца.
Его искривленные губы, самоуничижительные и полные личной ненависти, разрезали мое сердце на части. Боже, этот красивый мужчина думал, что он уродливее своих демонов, и это разбило мне чертово сердце.
