Также стало очевидно, что он устал гораздо меньше, чем предсказал Админий. Его умные зеленые глаза светились радостью. Судя по бронзовому загару, он не имел крыши над головой и даже самые холодные ночи проводил на улице. Он был опасен, как пантера, и знал это.
Поравнявшись с флагами, он остановился. С редонским акцентом он крикнул на латыни:
— Ты король? Но ты же центурион! — Грациллоний его узнал.
— Руфиний!
Руфиний, вождь багаудов, которого легионеры поминали в своих молитвах по дороге в Юлиомагус.
Молодой человек поднял копье и щит и рассмеялся.
— Почему же ты, негодяй, никогда мне об этом не говорил? Я бы даже не сопротивлялся, а лучше бы попросил местечко в твоем отряде. — Он погрустнел и злобно усмехнулся: — Теперь, наверно, уже поздно. Верно? Жаль.
— Что это значит? — спросил Сорен. — Вы знакомы?
— Мы встречались, — сказал Грациллоний. — Если я попрошу, он отменит свое решение.
— Как вам известно, это невозможно, — сказал Оратор бога Тараниса. — Помолимся.
Руфиний тихо приблизился к Грациллонию. Не переставая улыбаться, он пробормотал:
— Прости, центурион. Я думаю, ты достойный противник. Но тебе следовало все рассказать мне еще в ту ночь, в твоей палатке.
Они преклонили колени у королевского дуба. Сорен освятил их святой водой и помолился Богу-отцу. Над ними низко пролетел ворон.
— Мы начнем сами, — без всякого выражения произнес Грациллоний.
Руфиний кивнул:
— Они мне все объяснили.
Мужчины рука об руку направились к поляне, скрытую от посторонних глаз кустарником, туда, где Грациллоний убил Орнака и Колконора. Странно было видеть под ногами мокрые от дождя листья, а не насквозь пропитанную кровью землю.
Веселое настроение не притупило его осторожности. Однако Руфиний не делал попытки напасть, а просто выставил копье и вздохнул:
— Это плохо. Очень плохо.
— Что заставило тебя сюда прийти? — удивился Грациллоний.
Руфиний засмеялся лающим смехом.
— Я бы хотел ответить, что это из-за негодника бога, но это была всего лишь судьба, мне казалось, что однажды, в лунную полночь, Цернун исполнит для меня свой танец… Что ж, — продолжал он ровным голосом, — твои парни задали нашей братии жару. И речь не только о погибших и раненых. Ты подорвал наш дух, и мы, избежавшие проклятия, питались больше кореньями и полевыми мышами, чем воровством и, хм, подношениями. Моя репутация правителя оказалась под угрозой, не только в переносном, но и в прямом смысле. Мало-помалу я сплотил ребят, мы набрали новых, и до последнего времени я сколачивал новую банду. Что за этим последовало бы дальше — ты понимаешь, что я имею в виду, — за этим последовало бы кровопролитие.
Этим летом мы получили новость — снова началась гражданская война, и император направил армию на юг. Я вспомнил Сикория. Помнишь его? Мой хозяин-землевладелец, который обесчестил мою сестру, и она умерла в родах, — его лицо вспыхнуло от ярости, голос задрожал, но он быстро успокоился. — Мы готовились отомстить Сикорию. Развязка наступила, когда однажды ночью мы подошли и постучали в самый богатый в Маэдреку медом. Женщин, детей, безобидных рабов мы не тронули и отпустили на свободу; я сказал своим ребятам, что если кто-нибудь к ним прикоснется, будет иметь дело с моим ножом. Мы заперли надсмотрщиков и Сикория и подожгли дом. Конечно, все добро сгорело, но на следующий день мы выгребли из пепла огромное количество золота и серебра.
Руфиний снова вздохнул, пожал плечами и закончил свой рассказ:
— Я ошибся. Я решил, что император будет слишком занят своими бедами, чтобы разбираться с убийством Сикория. В последние гражданские войны так и было. Но оказалось, император Максим потребовал немедленно доставить к нему его врагов. Римлянина, или правителя Арморикского, — кажется, так его называют? И меня. Мне показалось, что он решил пощадить свое войско, чтобы отыграться на нас. Больше месяца они прочесывали леса. Многие из моих храбрецов умерли, остальные разбежались. Я вспомнил о центурионе, который рассказывал мне о прекрасном Исе, и решил, что мне нечего терять. Поэтому я здесь, Грациллоний.
Ветер завывал так, что казалось, стонет Лес. Грациллоний медленно проговорил:
— Ты слишком поздно вспомнил обо мне. Как я смогу тебе помочь после всего, что ты сделал?
— В Маэдрекуме? Разве я не имел права вернуть душе Иты покой? Да и всем душам, которых Сикорий лишил жизни? Разве Рим не из своих врагов подбирал друзей, наподобие бриттов или галлов? Я смогу хорошо тебе послужить, король. Я неплохой человек. И… Моя родная Багаудия, возможно, погибла, но я знаю много других мест — в долинах и за горами. Преступники… Но они могут стать лазутчиками, посланниками, воинами короля, который проявил к ним хоть чуточку милосердия.
Грациллоний понял, что ему не следует его слушать.
— Попробуй проявить милосердие, если сможешь меня победить, — сказал он. — Но помни, что Рим — наша мать. И будь великодушен к девяти королевам и… и их детям.
Впервые за это время он почувствовал, что совершенно спокоен. Почти такое же умиротворение он испытал на рассвете, после того как они с Бодилис любили друг друга. Бродяга копьем начертил в воздухе знак.
— Обещаю, — тихо сказал он.
Затем он подошел к нему бесшумной кошачьей походкой и спросил:
— А следует ли нам это делать, друг?
— Мы должны, — ответил Грациллоний.
Они очертили на поляне круг. Ветер усилился; на качающихся суках деревьев хрипло каркали вороны, падали мокрые листья. Руфиний несколько раз поднял и опустил щит, приготовившись бросить дротик. Грациллоний закрылся своим большим римским щитом и искоса взглянул поверх его, держа в правой руке меч.
Их взгляды встретились. Человек всегда испытывает странное чувство, глядя в глаза врага, совсем другое, чем когда смотришь в глаза женщины после близости.
Они стали осторожно сходиться, выискивая слабые места противника. Галл делал пробные выпады копьем. Грациллоний оставался невозмутим. Ветер еще больше усилился.
Руфиний сделал резкий выпад, в мгновение ока выхватил из ножен меч и бросился в атаку.
Железный наконечник копья должен был погрузиться в щит противника и застрять там. Грациллоний был к этому готов. Он отбил копье мечом. Оно выместило злобу, воткнувшись в гнилое дерево. Руфиний подскочил к Грациллонию и с грохотом обрушил на него галльский меч. Грациллоний закрылся щитом, отразил удар и пустил в ход свое оружие. Руфиний отшатнулся. Из бедра потекла кровь.
Грациллоний знал, что должен его прикончить. Но пусть это произойдет быстро. Так будет милосерднее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
