зарплату начнут задерживать.
— Почему? — удивилась мама.
— Потом объясню. Дай бабушку. И за меня не беспокойся, я самостоятельная боевая единица.
— Не беспокойся, как же, — проворчала мама, но как-то неубедительно, и я понял, что не очень-то она за меня переживает, знает, что положено ругать детей за непослушание, вот и несет повинность.
Забери меня дед на попечение — не сильно расстроится.
Бабушка сказала, что ей звонил Илья, денег просил от моего имени, я попросил выделить ему десять тысяч. Потом она отчиталась, что все по плану, Каналья еще не пришел, будет через час, поинтересовалась здоровьем деда и что там в Москве, я рассказал, как есть, попытался успокоить, что революции не будет, но ее такой расклад не устроил, как и все сторонники подобных «революций», она была согласна потерпеть пару лет разрухи, чтобы нам жилось хорошо. Однако меня просила в гущу событий не лезть. На том и распрощались, и я сразу же набрал Илью.
Очень хотелось поделиться приключением и поржать с лягушки-императрицы, я уже почти начал, но вдруг осознал, что не имею права разглашать личную историю деда, которую он вряд ли захотел бы предавать общественности, это уронило бы его авторитет. Я и ему не скажу, что приходила любовница, пусть сама говорит. Скорее всего, не скажет, у нее кольцо на пальце, дед — не любовь всей жизни, а так, интрижка на стороне.
Илья доложил, что в школе все было спокойно: дрэк директорствовал, Джусиху у нас заменили на Веру Ивановну а у «вэшек» оставили, Инна в школу так и не пришла, и неизвестно, что с ней — Лихолетова молчит, как рыба об лед. Как я и просил, Илья звонил бабушке, но она пообещала выделить десять тысяч для сирот, только если я скажу «да». Естественно, мое согласие она получила.
Я попросил в субботу поддержать Рамиля на соревнованиях по боксу, предупредил, что возможно несправедливое судейство и посоветовал прихватить с собой физрука и кого-нибудь из учителей — есть шанс, что организаторы побоятся беспредельничать. Вспомнил Игоря из интерната, просил поддержать и его и передать ему от меня привет.
Поговорив со всеми, я включил телек.
Было все то же самое: в 17.00 собрался митинг на площади Восстания, но был разогнан с помощью техники, отсекающей людей по группам. Но ничего страшного, «собралось не более тысячи человек». Интересно, проельцинские СМИ давали себе отчет, что вот это «не более тысячи» — не «ничего страшного», такая информация срабатывала на сторонниках дома Советов примерна так: «Наших мало, наших бьют! Меня там не хватает».
По радио сказали, что на выходе из Баррикадной и на другой стороне улицы стояли цепи ОМОНа, и стоило собраться группе людей, ее тотчас разгоняли.
До десяти вечера я держал руку на пульсе событий и, сообразив, что сегодня точно ничего не начнется, лег спать, ведь завтра ответственный день — мне предстояло забрать товар, который передадут на два дня торговли, а это баулы килограммов сорок. Ничего, как-нибудь дотащу, если сильно много будет, половину оставлю в камере хранения и заберу позже.
Черт, хотел же еще деду в больницу плов передать! Если хлынет ливень, ненадолго сверну торговлю и метнусь к нему. Помимо вопроса, как дотащить, остается открытый вопрос с ментами, позволят ли они мне торговать? Дед им платил две тысячи. Если пристанут, придется раскошелиться. Но, надеюсь, их не будет, ведь все сейчас в центре разгоняют митинг.
И само собой вытекает третье: если все менты там, этим попытаются воспользоваться деклассированные элементы. Наверняка под шумок возрастет процент краж и грабежей.
Значит, придется искать дедов пистолет в надежде, что воспользоваться им не придется.
Пистолет я не нашел, зато обнаружил мешок орехов и фундука на балконе, там же хранился раскладной столик, деревянные ящики с газетами и дождевики.
Что еще нужно? У Наташки и ребят заканчивался товар, значит, помимо прочего, мне предстояло сгонять на оптовый рынок и затариться, время для этого есть только рано утром.
И всегда оставался фантастический вариант развития реальности, когда история пойдет другим путем, и локальный замес перерастет в глобальный с распадом страны. Вот тогда точно всем будет не до торговли, и, возможно, мы с бабушкой и мамой окажемся в разных странах.
По идее, со временем локальных расхождений будет все больше, потому что те, кто должен умереть, остались жить, те, кому суждено жить, умерли раньше срока, взять бандита-грека. Но в ближайшие десять лет точно ничего не изменится.
Пришли на ум троелёшие и слишком активный Лёха-«футболист», юный либерал. Ему ничего не грозит, потому что Ельцин поступает мудро и толпу не собирает, ему хватает военных и ОМОНа. Или это только пока? Если бы я попросил Алекса присматривать за Лёхой, стал бы он его отговаривать идти спасать демократию? Вряд ли. Послушался бы Лёха? Конечно нет.
Ну и еще неплохо бы сходить в контору, где подают заявки на акции, хотя бы узнать, что там, но без взрослых сто процентов не получится.
Сегодня вряд ли случится что-то страшное, а вот завтра… Как раз когда мне на вокзал ехать, товар забирать.
Вспомнилась первая поездка в Москву с бабушкой, это были уже мои воспоминания, а не банк памяти взрослого. Поезд приходит завтра в половине одиннадцатого. За мелочевкой для друзей не с чем ехать — все вложил в запчасти. Значит, в кои то веки выдастся спокойное утро, к деду так рано вряд ли пустят, пойду в библиотеку читать «Коммерсанта», грызть золото науки.
Засыпая, я мысленно молился, чтобы все оставалось, как в привычной реальности. Потому что иначе я потеряю свое преимущество, все пойдет по-другому, и я не буду знать ключевых поворотов истории.
* * *
Проснувшись, первым делом я включил телевизор. В ожидании новостей поставил разогревать плов, прибавил громкость радио. Что это за волна, я не знал, меня устраивало, что тут много новостей и мало песен.
А ведь когда-то и «Депеш Мод», и «Агата Кристи» перейдут в разряд музыки для стариков, татуировано-пирсингованная молодежь с розовыми и зелеными волосами станет морщить носы. Потом их прогрессивный гундосый рэп про чикс, братанов и красивую
