что вы ему сказали? — спросил я.
Ответил Алекс:
— Спросили, что вынюхивает. Объяснили, что эта площадка — для детей, а не для таких вот.
— И что, вы быков попытались бы валить? — прищурился я. — Если вам интересны быки, то я тут каким боком, чего вы на меня наехали?
— Думали, наводчик, — пожал плечами Алекс. — Уж очень подозрительно ты в окна заглядывал.
— Эй, — Лёха прищурился, развернув меня к себе. — А че у тебя нос красный? Разревелся, что ли, от страха?
Он потянулся к моему носу, чтобы дать щелбан, и мне захотелось ему втащить, но я просто схватил его за руку и заломил ее за спину.
— Замерз. Летел в чем был, а тут у вас почти зима.
Пальцы разжались, Лёха шагнул в сторону, потирая запястье.
— Суров! Ладно, верю, лапки ледяные, как у жабы. — Он стянул вязаную шапочку и протянул мне. — Вот, не побрезгуй, блох у меня нет. Грейся.
Я надел шапочку, она послужила своего рода трубкой мира.
— Хотите виноград? — спросил я, парни меня спасли, и хотелось как-то их отблагодарить.
Лёха часто и мелко закивал, Алекс кивнул снисходительно, и мы отправились домой.
— А что такое ММА? — спросил Алекс. — Ты вчера говорил, что занимаешься им.
Я призадумался. Этот термин жил в банке памяти взрослого, и тренировки на базе: джиу-джитсу, бокс, саньда — больше всего подходило под это определение, вот я его и озвучил, не подумав, что ничего такого еще нет.
— Самбо у нас так называют, — сказал я. — Ну и саньда тоже. Так что можно с кем-то из вас устроить спарринг.
— Ты ж козявка! — мультяшным голосом сказал Лёха.
Я узнал цитату и ответил тем же:
— От козявки слышу. — Вот только голос у меня не получался таким смешным, словно я гелия наглотался.
— С Лёхой и дерись, — предложил Алекс. — Правда, ты чуть полегче.
— Фигня, — отмахнулся я.
Потом я рассказал парням, что торгую вместо деда, гопники за мной наблюдали и решили щипнуть. Оказывается, моего деда знали, мать Алекса купила как-то у него диковинку — инжир, и нахвалиться не могла, какие у деда свежие и ароматные фрукты, единственные в районе.
— Так когда сойдемся? — Лёха от нетерпения аж приплясывал. — Только сегодня не смогу, за соседской малой смотрю. Типа нянь. — Он покраснел.
— Ну, давай завтра вечером, — предложил я. — Слушайте, сегодня подстрахуете возле метро? Надо товар продать, а если нападут трое на одного, не отобьюсь.
— Не вопрос, — улыбнулся Алекс.
Так у меня появилась крыша на районе, и вообще, теперь я тут свой, перовский, никто не тронет, можно ходить не оглядываясь.
— Приходите к метро через час, сочтемся.
Кравчучку я оставил дома, доллары положил в книгу Шмелева и рванул на вокзал за второй партией товара.
Через час я стоял на посту, сооружал стол из ящиков, борясь с искушением заломить цену. Ко мне подошли Алексеи, я щедро выделил им фруктов, и они уселись на ящики за моей спиной, неспешно поедая мускат. Вскоре мне стало не до них, потому что снова налетели покупатели, охваченные паникой.
Правильно дед поступил, что сделал запасы продовольствия, паникёры из магазинов все выгребли, вон, ларек атакуют.
И снова я закончил за час, спросил у Алекса:
— Можно с вами потренироваться? А то атрофируюсь тут совсем.
— Не вопрос, — улыбнулся он. — Мы каждый день на турниках, когда не дождь.
Дома я включил радио, разогрел плов, и, пересчитав деньги (получилось тридцать девять тысяч –шесть ваучеров, если брать их за шесть тысяч), услышал, что сегодня военные и омоновцы снова попытались разогнать митинг, но получили отпор, есть пострадавшие среди силовиков. Протестующие построили баррикаду, зажгли покрышки. Против них попытались применить водометы, но наводчиков побили камнями. Пришлось им договариваться с людьми, которые пообещали разойтись в одиннадцать вечера.
По телеку говорили то же самое, но с другой риторикой. Не «протестующие», а «обезумевшая толпа». Никаких предпосылок для того, что бойня начнется до одиннадцати, не было, и я отправился в школу на турники.
Парни уже были там, включая корейца, который в этот раз мне обрадовался и представился. Звали его Егор Иванов. Совсем не разбираюсь в азиатах, спутал с корейцем чукотского юношу, а может, и бурята.
Не было только Лёхи. Я принялся разминаться. Егор и Олег, утомившись подтягиваться, спрыгнули и, даже не отдышавшись, встали друг напротив друга, будто собирались подраться.
— А нефиг было лупить людей, — прошипел Егор, еще больше прищурившись. — Они трогали кого-то?
— Да блин, менты же люди подневольные! — возразил Олег. — У них приказ! Батя рассказывал, толпа первая напала. Его сотруднику голову пробили. Не кожу, а череп, там аж дырка была, и мозги видны.
— От кого приказ? От собак этих? Они не-ле-ги-тим-ны! — начал яриться Егор.
— От начальства! — Олег постучал себя по лбу. — Ты представляешь себе, что такое служба⁈
— Пусть переходят на сторону народа! — Егор воинственно вскинул голову и сжал кулаки.
Был бы здесь Лёха, он бы рассказал, что не все народ, кто на Баррикадной, есть еще другой народ, и он против беспорядков.
— Парни, ша! — крикнул Алекс, повиснув вниз головой на лестнице — он качал пресс.
Старшего никто не послушал. Егор продолжал, наступая на Олега:
— Милиция должна служить народу! А она народ лупит и охраняет интересы богатых, когда мы тут гопников по району гоняем! Их работу делаем, пока они шустрят по карманам! Так им и надо.
Крепыш Лекс не обращал на них внимания, отжимаясь, и отжимаясь, и отжимаясь.
— Это мой отец по карманам шарит? — взбеленился Олег, толкнул оппонента. — Ты
