для мастеров…
Пока я обдумывала ситуацию, учитывая наихудшие из возможных сценариев, Брунгильда выпустила гребень из рук, и он со звоном упал на пол, а после и она сама опустилась на колени.
— Леди Розмайн, разве вы не видите возможностей для печати здесь, в Грошеле? — спросила она.
— Почему? Чем мой дом отличается от Илльгнера или Хальдензелля? Я молю вас, объясните мне.
Я бы хотела объяснить. Если бы я могла, я бы сделала это еще во время разговора с гибом Грошелем. И если я скажу сейчас, то вся моя тяжелая работа по сглаживанию острых углов за ужином будет напрасной.
— Если я выскажу свои мысли, то они, вероятно, сильно обидят тебя, — сказала я. — Как дворянка Грошеля, Брунгильда, ты бы наверняка не хотела бы их слышать.
— Я не хочу, чтобы Грошель стал первой провальной попыткой в планах эрцгерцога по развитию промышленности. Если у нас еще есть возможность все исправить, пожалуйста, скажите мне как, — взгляд Брунгильды был направлен прямо на меня. Я слышала отчаяние в ее голосе, словно бы она чувствовала, что обязана обеспечить успех развития печатного дела в Грошеле несмотря ни на что. Мы позволили им попытаться, потому что Брунгильда была моим вассалом, а сам Грошель был в хороших отношениях с Хальдензеллем, что давало им некоторое преимущество. И если они провалятся не смотря на все это, это будет сильный удар по их дворянской гордости.
Что ж…Есть некоторые вещи, которым вы можете научиться только у других людей.
Порой было не просто заметить различие между собой и людьми вокруг, и тогда только указание от третьей стороны могло помочь. Не говоря уже о том, что человек, может просто не пожелать услышать то, что ему говорят. Но в любом случае, он не сможет начать меняться, если для начала не объяснить, что нужно изменить. Я могла считать себя экспертом в подобном вопросе, ведь мне постоянно говорят о том, что я не понимаю самых элементарных вещей в дворянской культуре.
— По сравнению с другими провинциями, я чувствую, что дворянам Грошел нет дела до их простолюдинов, — сказала я.
— Это не так, — сразу же возразила Брунгильда. — Отец…
— Гиб Грошель не считает своим долгом защищать простых людей своей провинции. Он не считает их теми, кто живет рядом с ним, разделяя его успехи и провалы. Я ошибаюсь?
— Ну, они простолюдины. Совершенно естественно, что мы не будем жить рядом с ними, — ответила Брунгильда так, словно бы это было самой очевидной вещью в мире.
— И в Илльгнере, и в Хальдензелле знать празднует и Весенний молебен, и Праздник урожая вместе с простолюдинами, — вздохнула я. — Гордость гибов, как правителей, основывается на их способности защищать тех, кто живет на их землях. Однако я не чувствую подобного отношения от гиба Грошеля. Он меньше всего похож на гиба, который заботится о земле доверенной ему аубом. И куда больше напоминает людей из Дворянского квартала.
— Но мы все дворяне… — пробормотала Брунгильда. Она не понимала разницы между гибами, которые жили на своей земле и дворянами, живущими в Дворянском квартале.
— Мне говорили, что дворяне следящие за провинциями отличаются от тех, кто живет в столице, — пояснила я свою точку зрения. — И поэтому я просила, чтобы чиновники, отвечающие за развитие полиграфической промышленности, были из провинции, где она будет она будет основана. Матушка сказала мне, что тогда чиновники будут более серьезно относиться к своим обязанностям, чтобы принести богатство в свою провинцию и помочь людям живущим там.
Предполагалось, что отбор чиновников будет основываться на их опыте работы с простыми людьми и на их готовности посвятить все силы развитию провинции.
— Но простолюдины…
— Верно. Простолюдины не могут жаловаться, как бы с ними не обращались дворяне. Они должны терпеть не взирая на то, насколько бесчеловечной будет рабочая нагрузка. Они должны молчать, даже если их обвиняют в том, что они не совершали. Дворяне не осознают, что ведут себя неразумно по отношению к простолюдинам, просто потому что для них это совершенно естественно.
Брунгильда кивнула. Казалось она даже немного обрадовалась, когда увидела, что я понимаю разницу между простыми людьми и дворянами. Но я не дала ей много времени на эту радость.
— Однако именно такое отношение помешает печатной и бумажной промышленности добиться успехов здесь, в Грошеле. Вы неизбежно потерпите неудачу.
Брунгильда смотрела на меня широко распахнутыми глазами, что делало ее полное непонимание ситуации еще более ясным. В конце концов она пару раз моргнула. После этой заминки она снова заговорила, но теперь ее лицо было явно куда более бледным, а голос тихим.
— Но почему…?
— Ты правда не понимаешь, Брунгильда?
Она не ответила. Вместо этого она только продолжала смотреть на меня, плотно сжав губы.
— Кто делает бумагу? — спросила я. — Кто делает чернила, металлические литеры или печатные станки? Кто печатает книги? Кто продает их? Ответ на все эти вопросы один — простолюдины. В этом месте, где дворяне не пытаются следить или вникать в жизнь нижнего города и проблемы, и успехи печатного дела, и в месте, где простолюдинов обвиняют во всех без исключения проблемах, несмотря на то, что свою часть дел они делают со всем возможным старанием, полиграфическая промышленность никогда не добьется успеха. Ты чистокровная дворянка до мозга костей, Брунгильда, поэтому я не виню тебя за то, что ты не понимаешь чувств и мыслей простолюдинов. Но это просто реальность. Ни одно дело не будет успешно, если дворяне не будут уделять внимание нижнему городу и пытаться понять его.
Девушка вздрагивала каждый раз, когда я говорила, что это начинание не будет иметь успеха. Я хорошо видела страх, даже ужас, на ее лице.
Ааа, я поняла. Для дворянина неспособность освоить новую отрасль промышленности — это пятно на репутации. И эта неудача коснется не только тех, кто напрямую занимался развитием дела, но и всех дворян Грошеля.
С учетом этого отчаяние Брунгильды имело больше смысла. А если подумать, то
