Я каждое утро просыпался в душной гостинице и шел в здание суда разбираться с незаконченными делами. Ни одно из них не заслуживало моего внимания или хотя бы штампа Ордоса. Я занимался этим уже четыре дня, когда началось кудахтанье. Так это называли местные; более уместно было бы назвать это явление сезонными электро-эфирными штормами, побочный эффект смещения орбиты и вращения звезды Ингникса. Такие шторма случались ежегодно и неизменно накрывали северное полушарие цветастым электромагнитным шоу. Небеса озарялись огнями Святого Эльма, ими были усеяны гнезда на крышах, мачты кораблей, и еще страдала вокс-связь. Эфир заполнялся звуками, похожими на сухое злое кудахтанье, что и дало название явлению. Какие-то годы были спокойные, какие-то были плохие.
223-й был плохим годом. Кудахтанье было очень интенсивным; оно не давало совершать любые полеты, даже челноки с поверхности не могли попасть на корабли на орбите. Передачи с и на Игникс были приостановлены, и я застрял тут, как оказалось впоследствии, на три недели. Это всё было в новинку и поначалу даже доставляло удовольствие: мерцающие в небе днем и ночью огни были весьма занятными и переливались такими оттенками, с которыми, клянусь, я не сталкивался с тех пор. Но постоянное противное кудахтанье становилось всё тягостней и мучительней и, вместе с мерзким металлическим потом, вытягивало из меня все запасы отваги. Воздух был спертым и душным, и я устал получать удары током от каждой долбанной железяки, которой я касался. Я прилетел сюда, чтобы понять, почему Флэймо ставил Игникс последним в списке своих посещений.
Разбираясь с делами, я немного скрасил ожидание окончания кудахтанья. Я читал, исследовал и завязывал мимолетные знакомства с путешественниками, в основном это были торговцы, оказавшимися в таком же положении, также живущими в гостинице. Может быть, «дружба» — это сильно сказано. Я с ними пил, болтал, играл в регицид, но не более. Больше всего меня бесило то, что они знали кто я такой. И в первый раз за мою службу я ощутил, что моё тривиальное ощущение власти меня подводит.
Ближе к концу первой недели вынужденного времяпровождения пришло сообщение от комиссара округа Джаред. Так как вокс-связь не работала, то послание привез мотоциклист, пересекший залитые луга и размытые долины округа за одну ночь. Я мог лишь предположить, насколько хорошо заплатил ему комиссар, ибо вид у гонца по приезду был довольно замученный. Администратор Футхольда, старина по имени Вагнер, доставил мне бланк сообщения и подождал, пока я прочитаю его.
Эйзенхорн: Кажется, он очень настойчив, этот комиссар.
Вагнер: Малдер Зельвин, он прекрасный парень, очень сознательный. Он узнал, что вы находитесь в городе по своим обязанностям, и, несомненно, надеется, что вы окажете ему любезность.
Я потряс бланком.
Эйзенхорн: Вы думаете, это правда?
Вагнер пожал покатыми плечами.
Вагнер: Для меня всё это слишком сложно, вы не находите? Я не обучался навыкам инквизитора.
Зельвин, комиссар округа Джаред, докладывал о паре убийств в своем городке, без лишнего воображения названном Городом Округа Джаред. Он подозревал в этом деятельность культа и просил мнения представителя Инквизиции. У меня были все основания не обращать на это дело внимания, если бы не два обстоятельства: первое — у меня не было занятия лучше этого; и второе — Зельвин писал: «Жертвы имели беспорядочные глубокие раны и порезы, а смерть наступила от удара чем-то тяжелым по голове. У каждого трупа отсутствует левое ухо».
Эйзенхорн: И как я туда доберусь? Сможете вы раздобыть для меня транспорт?
Вагнер только посмеялся.
Вагнер: Ха-ха, здесь? Ну, хорошо, посмотрю, что можно сделать.
Глава 2
Имперская Гвардия подвезла меня на своем «Кентавре», оборудованном тентом от дождя и огромными надувными пузырями желтого цвета, предназначенными для форсирования водных преград. Экипаж машины совершенно не был раз такому путешествию, но предпочитал об этом не болтать, зная, что я и кто я. После двенадцати часов толчения грязи траками и езды по болотистым расщелинам, они перевезли меня через ров по железному мосту в Кулбрик. Пока мы пересекали ржавый мост, я наблюдал, как огни Святого Эльма, танцуя и треща, молниеносно пробегают между столбами.
Кулбрик с его мерзкими лачугами, был лишь пунктом пересадки в моем путешествии. «Кентавр» отправился обратно в Футхольд. А я пересел на грузовое судно, видавшее лучшие времена.
Водитель: Здесь были убийства, знаете ли.
Водитель упомянул это во время разговора.
Эйзенхорн: Я что-то об этом слышал.
Водитель кивнул. Тонкие нити статики пробегали по его шарнирам, когда он крутил штурвал.
Водитель: Четыре трупа.
Глава 3
Сказать по правде, я был весьма восхищен комиссаром округа Джаред Малдером Зельвином. Испытывая нужду практически во всем, он восполнял это абсолютным оптимизмом. Он лично показывал мне окрестности столицы округа и явно гордился этим. Город пересекали двенадцать речных протоков и казалось, что все мосты, настилы, площади и жилища были пчелиными сотами над стремительными потоками бурной реки. Вода пульсировала, скрежетала и пыхтела, несясь вниз по каналам города в своем путешествии с гор к морю.
Пересекая новый мост, Зельвин с гордостью рассказал мне, как пять лет назад он позаботился о его строительстве для блага общества. Эта большая металлическая конструкция соединяла Коммерцию с торговым портом, что, несомненно, отражалось на рабочей деятельности. До постройки моста торговцам надо было каждый день нанимать лодки для того, чтобы попасть в Коммерцию. Река, которую они пересекали, была самой крупной и делила город пополам, а новый мост был снабжен подъемными секциями для того, чтобы пропускать торговые суда и прочие корабли, идущие с побережья в складские доки. Это было впечатляющее произведение инженерной мысли, и мы пересекали его под нескончаемое световое шоу хихиканья.
Зельвин прилагал все усилия для поддержания и улучшения своего общества невзирая ни на что. Мы остановились на сверкающем причале Коммерции и наняли большую машину. Зельвин был коренастым мужчиной под пятьдесят лет, с редкой шевелюрой и густыми усами. Он вытащил инфопланшет из кармана пальто.
Зельвин: Все жертвы были обнаружены в районе Коммерции. Вот схема их расположения. Лично я не вижу в ней смысла.
Я молча с ним согласился.
Эйзенхорн: Есть ли какие-нибудь улики с места преступления, судебные материалы?
Зельвин: В процессе я их вам дам.
Эйзенхорн: И вы выяснили уже об этих четверых…
Зельвин: И еще двое с тех пор, как я отправил вам сообщение.
Эйзенхорн: Есть ли какая-то связь между ними?
Он помотал головой.
Зельвин: Кроме того, что их всех убили из одного оружия, между жертвами нет какой-либо связи, за исключением места их работы: грузчик, кладовщик, младший торговый работник и шлюха. Мы не смогли провести каких-нибудь параллелей. Самое большое, что смогли узнать, это то, что они друг друга не знали.
Эйзенхорн: Но у вас есть предположение.
Он кивнул.
Зельвин: Убийца живет где-то в Коммерции.
Эйзенхорн: Почему?
Зельвин: Каждое убийство совершалось тогда, когда новый мост были разведен. Никто не переправлялся в торговый район. По мне, так это говорит о том, что он местный.
Я кивнул.
Эйзенхорн: Если только он обычный убийца, конечно, а не из тех, коими интересуются Ордос.
Зельвин: Конечно же, мы расследовали случаи убийства за многие годы, инквизитор. У меня в офисе много таких дел, но эти — случайный выбор жертвы, отрезанные уши…
Эйзенхорн: Вы думаете, это имеет какое-то значение?
Зельвин: Сбор трофеев. Культисты любят брать их, насколько я знаю. Я имею в виду ритуалы всякие. Хм… Это попахивает ритуалом.
Эйзенхорн: Думаю, это возможно.
Зельвин: Да, я тоже так подумал.
Эйзенхорн: Почему?
Зельвин: Ну, вас бы иначе тут не было.
* * *
Кудахтанье становилось всё более яростным по мере того, как опускалась ночь. Когда мы покидали Коммерцию, начал лить дождь и завыли сирены, предупреждая о том, что новый мост начинает разводиться на своих гидроприводах. На реке была полная вода.
Глава 4
Я рассматривал жертв в ледяном мерцании городского морга. Способ хранения трупов в округе Джаред был далек от стандартов Ордоса. Они были просто свалены в огромном морозильнике и от холода стали бардового цвета, а конечности почернели от обморожения.
Зельвин: Извините.
Зельвин наблюдал за моей работой.
Зельвин: Хотелось бы располагать лучшими возможностями.
Эйзенхорн: Забудьте.
Я пользовался зондами, чтобы протыкать холодные тела, беря пробы и делая замеры. Некоторые рубленые раны были столь глубокими, что выглядели как следы от особо уродливых когтей. Они были подобны разведенным в счастливой улыбке губам, и наполнены черным льдом.
