Хубилай понимал, что именно сейчас ему грозит самая большая опасность. Не имело смысла приказывать своим командирам, чтобы собрались вокруг него. Одна стрела могла лишить его жизни и подарить брату новый шанс. Хубилай не сомневался: тот будет сражаться до последнего и оставит ханство обескровленным. Никаких взглядов по сторонам: Хубилай погнал коня через поле боя. Его слуги расталкивали воинов, которых мгновение назад убили бы.
Казалось, целая вечность минула прежде, чем Хубилай увидел Арик-бокэ. Брат выглядел куда старше, чем помнилось Хубилаю; от волнения его изуродованный нос густо покраснел. Арик-бокэ до сих пор сжимал меч. Хубилай негромко отдал приказ едущим следом за ним. Они звучно натянули тетивы и прицелились в человека, свирепо смотревшего на своего противника.
– Сдавайся, брат! – крикнул Хубилай. – Все кончено.
Глаза Арик-бокэ заблестели, он зло глянул на свою свиту. Изуродованное лицо выражало презрение с особой выразительностью. Арик-бокэ смачно сплюнул. На миг Хубилаю подумалось, что младший брат сейчас рванет к нему и погибнет, но Арик-бокэ словно прочитал его мысли и покачал головой. Он медленно разжал правую руку, и меч с волчьей головой на рукояти упал на траву.
Глава 44
Хубилай один стоял в тронном зале каракорумского дворца и смотрел в окно на городские крыши. За пределами дворца ни грязным, ни плохо пахнущим он себя не чувствовал. Но разве ему место среди чистых залов с блестящими каменными полами? Не больше, чем обезьяне в городском саду! Хубилай улыбнулся, представив, как нелепо выглядит. Доспехи мало напоминали одежды ученого, которые он часто носил в юности. Пальцы теперь были покрыты не чернильными пятнами, а мозолями. Хубилай поднял правую руку и посмотрел на шрамы. В каждую складку, в каждую пору въелась грязь – запекшаяся кровь, земля, масло.
Хубилай много лет не был в городе своей юности и, едва попав за ворота, изумился и старому, и новому. Короткая поездка до дворца по городским улицам потрясла его до глубины души. За годы отсутствия Хубилай видел много сунских городов, все и не упомнишь. В свое время Каракорум казался ему большим, просторным, с широкими улицами и крепкими домами; а сейчас – тесным и захолустным. Местные жители не видали ни изысканных садов и каналов сунских городов, ни огромных парков Шанду. Даже библиотека, где Хубилай просиживал часами, точно съежилась в его отсутствие, ее сокровища разочаровывали. Хан в одиночку бродил по коридорам дворца, заглядывал в свои любимые закоулки. В комнате, где ночевал юношей, он разыскал свое имя, которое вырезал на дубовой панели. Хубилай замер над ним и, ненадолго забыв обо всем, водил рукой по грубым знакам.
Другим стал даже дворцовый сад: деревья заметно выросли. Они изменили и внешний вид, и атмосферу, отбрасывая тени, в которых все выглядело иначе. Хубилай немного посидел в беседке, построенной после смерти Угэдэя. Вишни в бледно-розовом цвету казались воплощением мира. Война закончилась – по-настоящему Хубилай понял это в тишине сада. Ему осталось только править.
Миру нужно радоваться, а Хубилай не мог избавиться от разочарования: казалось, годы войны оставили только эхо воспоминаний. Он старательно боролся с ностальгией, но реальность висела в теплом воздухе, сладковатом от трав, которые жгли, чтобы отогнать хвори.
Не без труда Хубилай отвернулся от окна, выходящего на городские улицы. Каракорум небезупречен, но это первый город монголов, разделительная черта, которой Угэдэй-хан отделил кочевников от оседлой нации. Великая мечта осуществилась, но с Шанду будет еще лучше. Хубилай добьется большего, как император Китая с его бескрайними территориями. В Каракоруме следовало посадить наместника, способного вернуть городу величие. Может, Урянхатая? Хубилай подумал и кивнул самому себе.
Город, который он считал родным, стал чужим. Его домом стал Шанду, мост между монгольскими и цзиньскими землями. Оттуда он пошлет тумены, чтобы добить сунцев. Хубилай молча поднялся и сжал кулаки. Южане почти покорились монгольскому военачальнику. Великому хану они точно покорятся.
Хубилай услышал шаги, приближающиеся к дверям из полированной меди, отделявшим зал от других комнат и коридоров. В очередной раз хан собрал волю в кулак и отринул усталость, налившую свинцом руки и ноги. Он ехал верхом и сражался целый день. Он пропах несвежей кровью и лошадьми. Солнце наконец садилось, а Хубилай должен был сделать еще одно дело, прежде чем вымоется, поест и ляжет спать.
В дверь заколотили кулаком, а слуг, чтобы открыть, не было. Небось разбежались, устрашились резни и разрушений, когда хан-завоеватель вошел в город. Можно подумать, Хубилай тронул бы земляков и родичей! Он быстро пересек зал и распахнул дверь. Его правая рука тотчас легла на меч: это движение вошло в привычку.
За дверью стояли Урянхатай и Баяр, между ними – его младший брат. Хубилай глянул на их мрачные лица и жестом велел войти. Арик-бокэ шаркал: ноги ему связали, вот и приходилось двигаться маленькими шажочками. Он чуть не упал, но Баяр и Урянхатай схватили его за плечи и удержали на ногах.
– Подождите в коридоре, – попросил Хубилай своих военачальников.
Те поклонились и безропотно двинулись к порогу, на ходу вкладывая мечи в ножны. Орлок толкнул дверь, и пока она не закрылась, Хубилай чувствовал на себе его ледяной взгляд.
Впервые за много лет он остался наедине с младшим братом. Руки за спиной, Арик-бокэ выпрямил спину и уверенно оглядел тронный зал. В тишине слышалось его сопение: старый шрам на переносице не давал нормально дышать. Хубилай искал в брате мальчика, которого некогда знал, но лицо Арик-бокэ стало взрослым и грубым, глаза сверкали.
Разумеется, вспомнилась последняя встреча в этом самом зале: Мункэ был жив, братья строили планы… У Хубилая сердце заболело при мысли о том, столько всего изменилось.
– Ну, брат, скажи мне, кто прав, ты или я? – спросил Хубилай.
Арик-бокэ медленно повернул голову. От разгорающейся злости на лице у него выступили красные пятна.
– Я был прав, – хрипло ответил он. – А теперь прав ты.
Хубилай покачал головой. Кто сильнее, тот и прав – вот как считает его младший брат. Слова Арик-бокэ вместе с подтекстом разозлили, и Хубилай снова попытался успокоиться. В глазах его противника вспыхнул огонек торжества.
– Брат, ты же отдал приказ, – напомнил Хубилай. – Велел перебить жен и детей моих воинов в лагерях вокруг города.
– За все нужно платить, – заявил Арик-бокэ, пожав плечами. – Не мог же я оставить безнаказанным то, что ты уничтожил мои тумены… Хубилай, я великий хан. Если займешь мое место, узнаешь, каково принимать нелегкие решения.
– Не считаю это нелегким решением, – тихо заметил Хубилай. – Думаешь, твой приказ выполнили? Думаешь, командир стражи уничтожил беззащитных женщин, к ногам которых жались дети?
Судя по презрительной гримасе, Арик-бокэ все понял. Он ссутулился, его злость улетучилась, оставив бесконечную усталость.
– Видимо, я доверился не тем людям.
– Нет, брат, это ты не тот человек. Как бы то ни было, мне горько видеть тебя таким. Жаль, что у нас вышло так, а не иначе.
– Ты не хан! – рявкнул Арик-бокэ. – Называй себя как хочешь, но мы с тобой знаем правду. Ты победил, Хубилай. Просто скажи, что намерен делать, и не трать мое время на поучения. Не тебе, заучка, меня учить! Вспомни, что наша мать правила этим городом, а наш отец отдал жизнь ради народа. Они сейчас смотрят на твои фальшивые сожаления. Никто не знает тебя, как я, и не смей меня поучать! На моем месте ты поступил бы так же.
– Ты не прав, брат, но сейчас это неважно, – проговорил Хубилай, подошел к медным дверям и постучал в них кулаком. – Мне досталась империя, ослабевшая за время твоего правления. Силы и решимости мне хватит. Утешайся этим, Арик-бокэ, если тебя волнует благополучие ханства. Я буду хорошим правителем.
– И станешь раз в месяц вытаскивать меня сюда и бравировать своей победой? Или сошлешь в захолустье, чтобы показать крестьянам свое прославленное милосердие? Брат, я же тебя знаю. Было время, уважал тебя, но это уже в прошлом. Ты слабак; вопреки учености и умению красиво говорить, ты портишь все, за что берешься.
Младший брат буквально источал злобу. На миг Хубилай закрыл глаза и принял волевое решение, словно коросту с раны содрал. Семья – понятие странное, и, даже уязвленный ненавистью Арик-бокэ, Хубилай вспоминал мальчишку, который плавал в водопаде и смотрел на него с обожанием. Сколько раз они шутили и напивались вместе! У них общие драгоценные воспоминания о родителях. Горло Хубилая сжалось от боли.
Урянхатай и Баяр снова вошли в тронный зал.
– Уведи его, – велел Хубилай последнему. – А ты, орлок, задержись.
Баяр выволок его младшего брата в коридор, шаги Арик-бокэ звучали почти жалобно.
