Пытаюсь сглотнуть, а никак.
Жуткое черное отчаяние накрывает волной. Хрен с ней, с моей болью. Пофиг, я заслужил. Но вот ее боль просто выворачивает душу наизнанку.
Хочется выть от беспросветной тоски и невыносимой безнадежности.
Именно это самое ужасное. Хуже нет ничего. Ее боль.
Хочется обнять ее, утешить, но она никогда мне больше этого не позволит. Не позволит даже прикоснуться к себе.
Я не знаю, как ей помочь. Просто не знаю. Она не хочет со мной даже разговаривать, не хочет видеть. Потому, что именно я — источник ее боли.
Я так хочу вернуть ее. Но это ведь чистой воды эгоизм, верно? Я продолжаю терзать ее, мучить, ранить одним своим присутствием.
Она никогда не сможет забыть, даже если когда-нибудь простит. Даже если захочет забыть, ребенок не даст ей этого сделать.
Ей всегда будет больно, пока я рядом. Имею ли я право, ради собственного счастья, ради желания быть с ней, причинять ей боль?
Если для того, чтобы избавить ее от этой боли, я должен буду исчезнуть из ее жизни навсегда, смогу ли я пойти на это?
Глава 42. Возвращение
Ксения
Все-таки не смогла удержать эти дурацкие слезы! Какая же я слабачка!
Ладно, ничего. Это не так уж и страшно. Куда хуже у меня сейчас внутри. Разбередил опять. Все дрожит как в лихорадке.
— Сенечка, Кирилл ушел? — несмело выглядывает мама из гостиной.
— Да, мам, ушел, — киваю я и обессиленно плюхаюсь на табурет в кухне.
— Может, надо было его хоть чаем напоить? Он же почти четыреста километров проехал, а теперь обратно. А там дороги еще такие, сама знаешь, сильно не разгонишься. Часов пять ведь ехал человек, если не больше, а ты его так спровадила быстро, — переживает мама. — Ксюш, я все понимаю, но не дело это. Не по-людски. Пусть бы переночевал хотя бы, а утром уже в дорогу.
Ага, сначала чаем, потом переночевать. Ну да.
— Переживет, — отмахиваюсь я.
Хотя чисто по-человечески она, конечно, права, но распивать тут чаи с Кириллом я точно не стану. Если устал, пусть в отель едет. Он же у нас знаток.
— Ох, как ты с ним прям жестко, — неодобрительно качает мама головой. — Не знаю уж, что у вас там случилось, ты сама не говоришь, а расспрашивать мне неловко, но знаю одно — те твои слова, что не любит — не правда.
— Еще какая правда, мам, — вздыхаю я.
Хотелось бы мне, чтобы это было неправдой.
— Когда не любят, то восемьсот километров в день просто так мотаться не будут, чтобы просто поговорить пять минут, — поджимает губы мама. — Зачем, вот скажи, ему это надо?
А я и сама не знаю зачем. И правда, чего он приезжал-то? Я же сказала, что до сделки на развод подавать не буду, так чего ему еще-то надо?
Если бы я не реагировала на него так эмоционально, то можно было бы вывести на разговор, да спросить. Вот только я же не могу с ним нормально разговаривать. Меня колотит всю.
— Че, Кирюха приезжал? — спрашивает вошедший на кухню Пашка.
— Да, вот только уехал, даже чаю не попил, — вздыхает мама.
— Вот бли-и-ин, — расстроенно тянет брат и взъерошивает свои лохматые кудри. — А я хотел его за хату поблагодарить.
— Какую еще хату? — не понимаю я, и тут вижу, как мама бросает на него сердитый предупреждающий взгляд.
— Э-э-э… да никакую, — бормочет Пашка и тут же сваливает с кухни, прихватив из вазочки пряник.
— Мама? — поворачиваюсь я к матери, которая старательно отводит взгляд. — О чем он говорит?
— Да кто ж его знает, этого Пашку-то, — мама начинает суетиться и нервно наводить порядок на кухне.
— МАМА? — настойчиво повышаю я голос.
— Ох, ну что мама? — всплескивает она руками. — Ну да, сказала я ему про общежитие! Что ж теперь! Сама знаешь, что для нас это большая проблема, а для него так — пустяк!
Ну блеск!
— Когда ты успела ему сказать? — сощуриваюсь я.
— Когда-когда! По телефону. Звонил он, спрашивал, как ты, все ли в порядке. Волновался. Хороший он у тебя, Сень. Переживает за тебя. Любит.
— А мне почему не сказала, что он звонил? Что это за движуха за моей спиной? — сержусь я.
— Да просто не хотела тебя лишний раз расстраивать разговорами о Кирилле. Я же видела, какая ты приехала! — оправдывается мама.
— Не нужно было у него ничего просить! — мне просто рычать хочется от досады.
— Да я и не просила! Просто он спросил, как у нас дела, вот я и рассказала, а он сам предложил!
Ага. Могу себе это представить!
Мне вдруг становится ужасно стыдно за мою семью. А как же гордость? Чувство собственного достоинства?
Я развожусь, а мама использует момент, чтобы деньги для Пашки у Кира выцарапать! Это как называется?
Мне здорово не по себе. Теперь выходит, я ему вроде как должна! За помощь моей семье, так что ли?
Мне это совсем не нравится. И то, как себя ведет в этой ситуации моя семья, тоже.
Понимаю, что я больше не чувствую себя здесь как в убежище. Нет чувства защищенности, за которым, собственно, я и приехала.
А значит, незачем здесь больше и оставаться.
Едва я принимаю это решение, как мне звонят и приглашают на собеседование из той компании, в которую я так надеялась попасть.
Я принимаю это за знак судьбы и уже на следующий день возвращаюсь в город.
***
Следующие три недели пролетают незаметно. Уж больно они насыщенны на события. Зато я отвлекаюсь от тяжелых мыслей.
Правда болит по-прежнему, не ослабевает пока ни на каплю. Но, думаю, еще слишком мало времени прошло.
Я устраиваюсь на работу в офис на должность помощника менеджера по продажам.
Не уверена, что из меня выйдет хороший продажник, я совсем другого склада характера. Не пробивная, мягкая, и не слишком общительная. Понимаю, что это не мое, но выбирать не приходится.
Я буду очень стараться. Главное ведь с чего-то начать, верно?
А еще я снимаю квартиру. И я теперь живу отдельно! Сама! Ура!
Она,
